Кружева лжи

Снежана нехотя поплелась в комнату, едва не забыв выключить воду.

— Я закручу, — улыбнулась Вита, — и джемпер повешу на батарею. Иди.

***

Никакой полезной информации получить не удалось. Чурина сообщила, что Ангелина с удовольствием рассказывала о работе, покупателях, но переводила в шутку всё личное.

«Я живу так, как хочу, — смеялась она. — А большего никому знать и не надо. Кстати, у одного моего покупателя «Андре» такая сексуальная фотка в инсте…»

Александра на всякий случай записала услышанное имя захваченной ручкой чёрного цвета. Думала взять целый набор, но включила собственную логику и поняла, что это неразумно. Пометки можно сделать и одним цветом, а уже дома разобрать на «правильные» цвета.

О Марке Чурина не знала. Очень переживала за подругу. Ужин для Виталины тоже стал неожиданностью. О пристрастиях Ареева к вину и винограду она не имела ни малейшего понятия. Римская немногим делилась из личной жизни. Она была не столь скрытна, как Васильева, но тоже рассказывала мало.

Новость о татуировке Чурину не удивила: подруга была той ещё оторвой. Но предположений, откуда тату взялась, у неё не было.

Виталина пошла за Римской, а детектив огляделась вокруг. Её то и дело отвлекали часы. Они висели неровно. Александра хотела поправить, но тут в комнату вошла Римская.

— Не стоит. Это часы её мамы, — заметила Снежана тихим голосом.

Селивёрстова опустила руку.

— Римская Снежана Глебовна?

— Да.

— А я детектив Селивёрстова Александра Сергеевна.

— Я о вас, кажется, слышала.

— Правда?

— Вы сами пытались поймать «Собирателя», — опустила глаза. — Простите. Об этом много говорили. (Читайте «Эхо над бездной»)

— Взбалмошная и неуравновешенная. Угадала?

Снежана кивнула и добавила:

— Извините. Это не моё дело. Просто Андрей все уши прожужжал Вите о беспечном детективе.

— А Андрей — это кто?

— Её знакомый.

— И где он работает, раз наслышан обо мне?

— В полиции.

– Любопытно. А «Андре» — это не Андрей, случайно?

— Андре? — переспросила Римская. — Ни разу не слышала, чтобы Вита его так называла.

Селивёрстова сделала пометку. Улыбнувшись, спросила:

— Присядем?

Снежана опустилась на диван. Коричневый узкий потрёпанный он стоял почти посередине комнаты, и с него отлично рассматривались столы: что у стены, что у окна.

— Это повязка на голову? поинтересовалась Александра, кивая в сторону двухцветной вещицы.

Римская кивнула.

— Вы не любите шапки?

— Да. Честно говоря, не очень. Они мне и не идут. Ангелу идут… — запнулась, — шли… Она была красивой. А мне… нет.

Детектив смотрела на привлекательную женщину с выразительными чертами лица. Римская обладала той красотой, что не нуждалась в косметике. Она была хороша без всяких добавок. Её чистые зелёные глаза грустили. Но даже в этой грусти Снежана казалась первой красавицей. Пожалуй, её внешности уступала даже Васильева.

«Ясно, почему Ангелина так хваталась за Ареева и пыталась удержать всеми доступными ей способами. Она не могла смириться с тем, что рядом есть кто-то лучше. И уж тем более, что понравившийся ей мужчина выбрал другую».

Александра продолжила рассматривать Римскую.

Обычные джинсы. Видно, что старые. Кофту одолжила явно Чурина. Те же рукава-фонарики, та же ткань, только цвет иной: не тёмно-красный, а нежно-голубой, отлично подчёркивающий светлые волосы. Снежана явно чувствовала себя в ней некомфортно: постоянно пыталась отдёрнуть слишком короткую кофту.

Детектив обратила внимание на ноги. Улыбнулась. Тогда, как на ногах Виталины сидели аккуратные туфли-тапочки под цвет домашнего костюма, ноги Снежаны были спрятаны лишь в серые носки с россыпью жёлтых звёзд. Александра невольно подумала о собственной коллекции серого: небогатой, но разнообразной.

Римская продолжала молчать. Старалась не смотреть на детектива. Пыталась спрятаться в коконе. А детектив не могла взять в толк, почему у столь красивой женщины такая низкая самооценка? Откуда неуверенность?

Снежана в сотый раз заправила прядь за ухо, одёрнула кофту. Александра понимала: ещё немного и Римская попросту сбежит. Это читалось в её несчастном запуганном взгляде, сжатой позе, подрагивающих губах.

«Необходимо продолжить разговор, — рассуждала детектив. — Шапки не помогли. Но заговорить о Васильевой даже после обмолвки самой Римской нельзя. Слишком рано. Римскую стоит расположить. Она должна довериться. Почувствовать себя в безопасности. Понять, что я искренна».

Психологический портрет сидящей рядом женщины уже нарисовался в мозгу, и Александра, учитывая опыт работы с разными типажами, в выводах не сомневалась.

— Снежана, вы давно вяжете?

— Д-да. С… детства.

— Я тоже пыталась. Не вышло, — улыбнулась Александра. Она вспомнила, как на даче брала у бабушки пряжу, когда та спала. Долго выбирала среди изобилия цветов желаемый, брала спицы и… бесконечно путала петли, пропускала, рождая на свет всё новый и новый рваный шарф. Даже не шарф — кукольный шарфик.

Бабушка смеялась, обещала, что у Сашеньки всё получится. А когда десятилетняя девочка показывала свои труды родителям, те вздыхали и обязательно говорили что-то вроде: «Руки у тебя точно не из того места, хотя у мамы с этим всё в порядке», или «Только испортила. А нам опять новые нитки покупать?»

Саша не обижалась. Успела привыкнуть.

— Меня бабушка научила вязать, — Римская тепло улыбнулась. — Я какое-то время жила у неё. Мама часто болела. Папа всё время был с ней. А мне у бабушки было хорошо. Она любила вязать шапки и читать стихи. Я знала Маршака наизусть.

— Я тоже. Прекрасный автор. Наверно, стихи любите до сих пор?

Снежана кивнула.

— А моя бабушка вязала носки. Тёплые и жутко кусачие. По ночам, засыпая, мне мерещилось, будто на пятках сидят ёжики. Неприятное ощущение, должна признаться.

Снежана улыбнулась шире:

— Я вообще в детстве боялась ёжиков. Странно, да? Честно говоря, я чего только не боялась. Бабушка иногда шутила, что я маленькая шкатулочка страхов. А однажды я решила связать ёжика. Вышла какая-то кракозябра, но ёжики во сне перестали быть великанами.