Кто, если не ты?

Мы все под полуденным солнцем

И с солнцем в крови рождены!..

Тут же стоит она — и смеется; какой неловкий! Трижды ударил по чурбаку — и только три отметины! И-х-ряк! И-х-ряк!.. Мерзлое дерево, топор отскакивает, как пружина. Тем лучше!..

Дорогу, дорогу гасконцам!..

Наконец, чурбак треснул и развалился. Мороз — а от сосулек струится парок... Даже льду жарко!

Высоцкая вышла покормить кур.

— Цыпи-цыпи-цыпоньки!..

Упитанные .клушки суетятся, квохчут, ныряя под жиденькую струйку зерна.

— Тетя Феня, вы в театр ходите?

— Чего, милый?

— В театре, говорю, были?..

— В театре? Была, была... Как же... С Иван Ивановичем, покойником. А что?

Иван Иванович — ее муж, он умер десять лет назад.

— Вы сходите в театр, тетя Феня. С внуком сходите.

— И-и, мил человек... Где уж нам, старым... У нас дома тиятр кажын день...

Тетя Феня жалостно вздыхает.

Зять у нее пьет, колотит дочку...

Почему всегда счастье живет рядом с горем, радость — с печалью, молодость — со старостью? Неужели нельзя сделать, чтобы все люди — все! — стали счастливыми? Ну хоть на один день? Если бы люди были как сообщающиеся сосуды — он бы всех наполнил сегодня счастьем до самых краев!

Кира, Кира, Кира...

Мы все под полуденным солнцем

И с солнцем в крови рождены!

В магазине — очередь, пахнет кислым тестом, валенками.

— Что вы мне вешаете две горбушки?..

Хлеб — без карточек. Их отменили еще полгода назад. Если бы чуть раньше — Егор был бы тут... Эх, Егор!..

— Двигайтесь, двигайтесь, вы что, не видите, впереди вас лезут?..

Интересно, что бы теперь сказали сухари из толстых журналов? «Учитесь у Шекспира»? Ничего, леди и джентльмены, придет время — вы еще услышите о Бугрове!

Кира... Ки-и-ра... То — как дальний вздох, то — как отрывистое эхо...

Клим наскоро позавтракал холодной вермишелью: разогревать некогда! И снова улица. Трамваи с матовыми морозными стеклами, белые провода, свежие конские яблоки на дороге. И люди, люди, люди... Того и гляди кто-нибудь ткнет пальцем:

— Смотрите — автор! Он же написал «Конец дяди Сэма»! Вы знаете?..

Прохожие и вправду оглядываются на него. Или это лишь чудится?

А вон те две девочки... Они так странно на него посмотрели, а теперь шепчутся... Вдруг они вчера были на вечере в седьмой школе?

Так и с ума спятить не долго. Убрать дурацкую улыбку, Бугров!..

Под самым носом дохнула паром оскаленная морда лошади.

Ай, т-ты, куда прешь?..

...После яркого солнца настольная лампа показалась Климу тусклым пятном. Турбинин еще лежал в постели, на коленях «Воспоминания» Жюля Камбона, в шезлонге раскачивался Мишка.

— А-а, дамский любимец!..— проговорил Игорь зевая.

— Чей любимец?..

Клим схватил Камбона, чтобы стукнуть Игоря по голове, но тот задержал его руку:

— Почитай-ка вот это...— и протянул Климу коротенькую записку: «Бугров и Турбинин! Сегодня в десять вечера приходите в городской сад к фонтану. Ваши поклонницы».

Буквы брызнули в стороны и снова выстроились: «поклонницы»...

— Что за ерунда? Откуда ты взял?

— Принесли сегодня утром.

— Кто?

— Не знаю. Воткнули в замочную скважину.

— Забавно...— Клим присел на тахту, стараясь прикинуться равнодушным, вернул записку Игорю:

— Глупая шутка... _

— Ну, нет, синьор! Какая уж тут шутка? За тобой вчера девицы гонялись, как стая антилоп.

Клим снова схватил Жюля Камбона, но вовремя вспомнил:

— Да ведь записка —не только мне!

— А это неважно. Мне, вероятно, предстоит честь служить твоим оруженосцем. Но у тебя уже есть Санчо Панса, вы как-нибудь и без меня обойдетесь.

Клим великодушно прощал Турбинину все его намеки. Игорь еще переживал свое поражение. Смеяться над победителем — разве это не единственная отрада для побежденных?..

Клим сказал:

— Если уж кто и оказался вчера настоящим рыцарем, так это ты.

И откровенно признался:

— Я бы ни за что не додумался, что аплодисменты могут убивать наповал.— Клим расхохотался, представив себе растерянные физиономий Шутова и его приятелей.— Нет, это у тебя получилось просто классически!..

Игорь тоже засмеялся.

— А все-таки надо им бы вложить как следует,— сказал Мишка.

Он забрел к Игорю сегодня с утра, чтобы вернуть ему кое-какие брошюры о внешней политике Франции: как-никак он был министром иностранных дел, тут одним «бонжуром» не отделаешься... Записка, которую дал прочесть ему Игорь, сразу показалась Мишке странной. И когда Бугров и Турбинин, вдоволь похохотав над Шутовым, стали перебирать, кем все-таки могли быть эти самые «поклонницы», Мишка сказал:

— А если они в брюках ходят?

— Бидо из тебя получился неплохой, а Шерлок Холмс ты неважный, — скептически заметил Игорь.

Мишка задумчиво подул в кулак:

— На вашем месте я бы прихватил еще парочку ребят.

Его осмеяли.

— Как знаете...— Мишка вздохнул, глядя в потолок, закачался в кресле.

На загадочное свидание решили отправиться втроем.

30

Когда ему в лицо ударил, ослепив, яркий свет и он ругнулся: «Бросьте дурака валять!» — и Шутов сказал: «Уберите, все равно теперь не убегут», и фонарик погас, а Клим ослеп вторично — по голосам ему почудилось, что их очень много. Но глаза быстро привыкли к темноте, и Клим прикинул, что их человек семь или восемь, то есть всего по двое на одного, по двое, плюс какая-то дробь.

— А мы и не собирались бежать,— сказал Клим.

— А вы попробуйте,— усмехнулся Шутов.

Он стоял с ним рядом, грудь в грудь, от него остро и горько разило водкой.

Но они действительно не собирались бежать, ни теперь, когда это было уже бесполезно, ни раньше, когда позади раздался стремительно нарастающий топот и еще можно было рвануть в кусты, которые шпалерами тянулись вдоль аллейки. Мишка только вымолвил со смиренным укором:

— Вот видите.

А Клим подумал, что ведь и правда, это же так просто, после вчерашнего. Как они не догадались, что Шутов решил им отомстить и устроил засаду!