Кто не спрятался (сборник)

И наконец, перед самой моей выпиской мне была преподнесена последняя новость: у Комковского засохла цикута! Он бегает по управлению, рвет на себе волосы, потому что это вещдок, и ему теперь за него отвечать...

Мы с Антоном плетемся неторопливо по осенней мостовой. Ба! Кто это там сидит на ступеньках “Фотографии”, греясь в лучах солнышка? Да это моя симпатичная приемщица! Только вовсе она не моя. Издалека видно, что ей не больше месяца осталось выдавать карточки – скоро уйдет в декрет и надолго, если не навсегда, пропадет с моих глаз.

А вот и ухокрылый фотограф выглядывает из дверей.

– Ути-пути, – умильно говорит Антону утерявший свою былую милоту клерк и капризно оборачивается к ухокрылому: – Сенечка, давай возьмем такую собачку, ну давай, а?

Вот оно что, грустно думаю я, проходя мимо. Тут, оказывается, целое счастливое семейство. А меня никто не ждет дома.

Впрочем, вру. Если часы над входом в аптеку не обманывают, дома меня ждет Северин. Я, уходя, оставил дверь открытой, но все равно надо заканчивать прогулку. Потому что Стас по телефону в своей обычной сюрпризной манере намекнул, что придет не один.

– Заходи, инвалидушка, – закричал он, услышав, как мы с Антоном копаемся в прихожей, – заходи, я тебя кое с кем познакомлю.

Я вошел и сразу увидел на фоне окна женский силуэт. Глаза у меня все еще слезятся, потому мне никак не удавалось разглядеть лицо.

– Это Лена, – бодро сообщает Северин, – а это наш героический Шурик.

– Лена? – не понял я. – Какая Лена? Ах, пианистка!

– Ну конечно, – закричал он. – Не веришь, что ли? Где у тебя тут рояль, сейчас сыграем в четыре руки.

– А я думал... – растерялся я.

– Знаю, что ты думал, – перебил Стас. – Я тебе обещал, значит, привезу. Только... понимаешь, какое дело... Она опять пропала!

– Как? – не понял я.

– А вот так. Чиж говорит, она теперь готовит материал про бродяг, про бомжей. Все время лазит по каким-то подвалам, чердакам. Ну, ничего, найдется. Теперь я не сомневаюсь!

Больше мы к этой теме не возвращались. Весь вечер пили чай. Стас веселил нас, рассказывал анекдоты. Но в конце я все-таки не удержался, спросил:

– Слушай, я теперь все понимаю, кроме одного: как она собиралась разбогатеть?

– Очень просто, – ответил Северин. – Издать свой “Дневник”. Только, говорит, надо туда еще материала добавить...

Кто не спрятался

Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.

Кто не спрятался - я не виноват.

Детская считалка

1

Сквозь сон мне казалось, что я слышу, как дед шлепает по квартире. Скрипела дверца холодильника, громыхал чайник. "Жалко деда, - привычно подумал я, зарываясь глубже в теплое одеяло, - помирает дед". Три недели назад, когда дозвонилась до меня тетя Настя и сообщила, что дело плохо, а ухаживать некому, я взял месяц за свой счет и прилетел. Месяца хватит, вздохнув для приличия, деловито сказала по телефону тетя Настя, онколог говорит - в любую минуту...

Я поднес к самым глазам руку с часами, сонно пытаясь определить, что показывает светящийся циферблат. Половина седьмого. Февральская темень за окном. Вздохнул, перевернулся на другой бок и вдруг понял, что совершенно не сплю, а лежу, затаив дыхание и напряженно прислушиваясь.

Дед помер три дня назад, а вчера мы его похоронили.

Осторожно, стараясь не скрипнуть пружинами, я сел на кровати. В прихожей горел свет. Я на цыпочках вышел в коридор и остановился на пороге кухни. За столом, положив локти на клеенку, сидел Валиулин и прямо из банки ел консервированного лосося. Выпуклые стекла его очков приветственно сверкнули, и он с набитым ртом сделал жест рукой, как бы приглашая меня разделить с ним трапезу. Валиулинское круглое лицо, крепкое и скуластое, как антоновское яблоко, выражало максимум доброжелательности. Но, стоя в одних трусах, босиком, с поджатыми на холодном полу пальцами, я чувствовал, как меня охватывает раздражение.

– Незаконное вторжение в квартиру, - сказал я хмуро.
– Давно кодекс не перечитывал?

Проглотив кусок, он радостно хихикнул:

– Двери запирать надо!

Я еще постоял, посмотрел на него в упор, но ни черта больше не высмотрел на его физиономии и пошел за тапочками, по дороге прихватив из ванной халат. Когда я вернулся, Валиулин, пыхтя и отдуваясь, пил чай из большой дедовской кружки. Сев на табуретку напротив него, я, как мог более холодно, поинтересовался:

– Чем обязан?

От чая у Валиулина запотели очки, он снял их, стал протирать мятым, не слишком свежим платком. Его маленькие близорукие глазки покраснели, в уголках стояла влага.

– Да вот... Ехал мимо. Дай, думаю, загляну поболтать...

– Понятно, - кивнул я.
– Полседьмого утра - самое времечко. Для светских визитов.

– Сам знаешь, какая работа, - простодушно развел руками Валиулин, не желая замечать моей иронии.
– Заехал, значит, а ты того... Спишь. Решил: чего будить? Поем пока...

Тот, кто плохо знает Валиулина, может, и купился бы. Но я, слава Богу, знаком с ним лет десять. И ни на секунду! не усомнился, что он неспроста строит тут из себя валенка, что у него ко мне дело. А я никаких дел иметь с ним не желал. Вообще, разбуженного спозаранку человека легче легкого привести в раздражение. Явился под утро бывший начальник, заметьте, незваный, морочит голову, а ты сидишь перед ним недопроснувшийся, полуодетый и должен почему-то его слушать.

– Простой ты, Валера, как этот стол, - сказал откровенно зло.
– Заехал поболтать, заодно поел. Мы с тобой, между прочим, два года не виделись. И запросто можем еще двадцать два не увидеться.

Он по-птичьи склонил голову набок, словно приценивался ко мне, как к товару в витрине, и вдруг спросил:

– А что, обратно не тянет?

В груди у меня похолодело. "Вот гад-то?" - подумал я. Уж в чем не могло быть сомнений, так это в том, что Валиулин ввалился ко мне с утра пораньше не за тем, чтобы звать меня на работу.

– Не тянет, - отрезал я, очень надеясь, что голосу меня при этом железный, а лицо каменное.

– Неужели все еще дуешься?

Тут уж я не удержался, хмыкнул: