Кто посеял ветер

— Да. С ней все в порядке. У нее с собой микрофон, и мы слышим каждое слово, произносимое внутри дома.

— Я хочу поговорить с ней, — произнес Кристоф Зандер решительным тоном.

— Нет, нельзя, — возразил Боденштайн, предвидевший такое развитие событий. — Ты только отвлечешь ее. Это опасно.

— А сидеть в доме с вооруженным безумцем не опасно? — возмутился Зандер. Его глаза сверкали, руки в отчаянии сжимались в кулаки.

— Пия знает, что делает, — сказал Оливер.

— Да мне плевать! — крикнул взбешенный Кристоф.

— Прошу тебя. — Боденштайн положил руку ему на плечо. — Не теряй самообладания, этим ты никому не поможешь.

— Я не теряю самообладания. — Зандер стряхнул руку Боденштайна. — Я просто беспокоюсь. И у меня есть на это причина.

Поднявшись в автобус, Оливер кивнул Николя Энгель, Кему, Крёгеру и Остерманну. В задней части салона сидели родители Марка. Штефан Тейссен закрывал лицо руками, его жена беззвучно плакала. Рядом с ней сидел полицейский психолог и держал ее за руку.

— Пройдите сюда, Боденштайн, — тихо произнесла советник уголовной полиции. — Вам тоже будет интересно послушать.

Он занял место между ней и техником.

— … никогда не изучала космическую технику в Америке, —не очень отчетливо прозвучал плаксивый голос госпожи Францен из телефонной трубки. — И мои родители не богаты. Я никогда не получала в наследство много денег. Я… я говорила это только для того, чтобы… чтобы произвести впечатление на Яниса, и из тщеславия.

— Что это? — тихо спросил Боденштайн.

— Он заставляет их признаваться во лжи, — так же тихо ответила Энгель. — Госпожа Кирххоф должна снимать все это на видео. Это продолжается уже почти два часа. Речь, главным образом, идет о всевозможных мелочах — кто кого в чем обманул.

Вдруг послышался голос Пии.

— Госпожа Францен, —сказала она. — Что в действительности произошло в субботу, когда вы подверглись нападению в вашем доме?

Все сидевшие в автобусе застыли и затаили дыхание. В динамике раздалось всхлипывание.

— Это… это нападение было инсценировано, —сказала Рики. — Твой отец хотел получить документы и результаты экспертиз, которые хранились у Яниса…

— Меня это не интересует, —перебил ее Марк.

— Где ты был? — спросила Николя Энгель Боденштайна.

— Потом расскажу.

— Шторх давит на меня. Он считает, что ты знаешь, где скрывается эта Зоммерфельд. — Она пристально посмотрела на него. — Он прав?

Боденштайн помялся.

— Да, прав, — спустя несколько секунд ответил он. — Мне известно, где она находится. Но я ему об этом не скажу.

— Ты с ума сошел, Оливер? — прошипела Николя Энгель. — Эта женщина разыскивается по обвинению в убийстве! Если ты ее укрываешь…

— Она не убийца, — прервал он ее. — Все гораздо сложнее, чем эти два убийства. Но я объясню тебе это позже, обещаю.

Она окинула его пренебрежительным взглядом и пожала плечами.

— Надеюсь, у тебя имеются действительно убедительные аргументы. Иначе я больше не смогу тебя защищать.

— Имеются, — ответил он.

В доме ничего особо интересного больше не происходило. Время шло, жара в темном салоне автобуса была почти невыносимой.

— Сколько еще это будет продолжаться? — проворчал Шефер.

— Мне все равно, — сказала Николя Энгель. — Если дело закончится без кровопролития, то пусть это продолжается хоть еще десять часов.

— Ты спал с Никой? —раздался в этот момент голос Марка из динамика, и Боденштайн, который постепенно преодолевал проблему концентрации внимания, вздрогнул.

— Да, —ответил Теодоракис. — Она влюбилась в меня и не давала мне прохода. Бегала передо мной голой, когда Рики не было дома. И однажды я просто не смог совладать с собой.

У Боденштайна дернулся кадык. Перед ним как будто неожиданно разверзлась бездонная пропасть. Этого не может быть! Анника спала с этим парнем? Разве она не рассказывала ему, какую неприязнь он у нее всегда вызывал? Внезапно в нем проснулась ревность, ибо он понял, что Теодоракис говорит правду — ведь на него был направлен заряженный пистолет. Значит, лгала Анника. Но почему?

Какое событие, произошедшее за последние двадцать четыре часа, повлияло на Марка столь ужасным образом? В то время как Пия послушно поочередно снимала на камеру Рики и Яниса, она исподволь наблюдала за Марком и пыталась найти ответ на этот вопрос. Чем больше говорили Янис и Рики, тем больше он терял свое напускное спокойствие. А они говорили и говорили. В какой-то момент Марк снял повязку с глаз Рики. Теперь, видя перед собой дуло пистолета, она и Янис выворачивали наизнанку свою истинную суть: беспринципность, эгоцентризм, презрение друг к другу и к окружающим. Это было отвратительно.

Янис признал, что решил использовать Марка в своих акциях против парка ветрогенераторов после того, как узнал, кто его отец. Он с готовностью продемонстрировал, что является воплощенным эгоистом, низким лжецом, свиньей. Рики созналась в том, что согласилась выкрасть листы с подписями и саботировать деятельность общественного инициативного комитета за деньги, обещанные ей отцом Марка.

Юноша слушал эти признания с бесстрастным лицом, но его взгляд, прежде застывший, неподвижный, постепенно оживлялся. Хороший это был знак или плохой, Пия не решалась судить. Реальность заключалась в том, что он держал в руке снятый с предохранителя пистолет, выпил пять банок энергетика и мог в любой момент потерять над собой контроль. И еще ей было не вполне понятно, какую цель Марк преследовал своим «трибуналом», как он называл эту процедуру.

— Ты спал с Никой? — задал Марк очередной вопрос.

— Да, — признался Янис. Его лицо было белым как мел. Он сильно вспотел, и его неповрежденный глаз неестественно блестел. Вероятно, у него была температура.

— Почему? — спросил Марк.

— Она влюбилась в меня и не давала мне прохода, — сказал Янис. — Бегала передо мной голой, когда Рики не было дома. И однажды я просто не смог совладать с собой. Кроме того, признаюсь, я надеялся, что она, будучи профессиональным климатологом, окажется мне полезной.