Кто сеет ветер

— Здравствуйте, Касэ-сан, — вежливо поздоровалась студентка. — Тиэко вернулась с работы?

— В баню ушла. Скоро должна прийти, — ответил старик, откладывая молоток в сторону.

— А я вот привела к вам жиличку. Като-сан просил приютить ее на несколько дней.

Старик внимательно посмотрел на Сумиэ.

— Что ж… можно устроить, — ответил он, помолчав.

Он повертел ведро против света, взял молоток и принялся снова стучать, пригоняя вплотную дно и уже не обращая внимания на гостей.

Вскоре пришла из бани Тиэко. На вид ей было не больше семнадцати лет. Усталое тонкое лицо ее осталось бледным даже после купанья в горячей ванне. Взгляд был серьезный и тоже усталый, но двигалась она легко и проворно. Свежепромытые волосы были повязаны платком цвета вишни.

Тиэко провела гостей в свою крохотную каморку, сходила в кухню и принесла оттуда пахучего жидкого чая и три маленькие кисочки с вареным рисом.

— Брат и отец все еще без работы. Перебиваются случайными заработками. Приходится помогать им, — оказала она, точно оправдываясь, что не может угостить лучшим ужином.

Сумиэ простодушно предложила ей деньги, которые захватила, уезжая из дому, но девушка отказалась.

— Нет-нет, не обижайте меня. За комнату мы ничего не возьмем. Вы наша гостья. А еду для себя будете покупать. Ресторанов и лавок здесь много, но лучше, конечно, готовить дома.

Она улыбнулась приветливо и грустно. Эта молоденькая бледная девушка знала цену деньгам достаточно хорошо. С пятнадцати лет она работала на ткацком станке, получая нищенскую зарплату. Мать умерла от чахотки, надорвавшись на той же фабрике. Старший брат и отец, уволенные с металлургического завода за участие в стачке, уже второй год не могли найти постоянного заработка, устраиваясь изредка через профсоюзное бюро на случайные ремонтные работы. Младший брат с осени служил в армии.

Когда Нацуко ушла, девушки легли спать на одной постели. Второго матраца не было, и, кроме того, комнатка была так мала, что приготовить вторую постель отдельно было бы трудно. Но Сумиэ это даже нравилось. Все было так романтично и ново. Лежа в постели, они продолжали беседовать, как давние подруги, доверчиво делясь мыслями.

Сумиэ удивлялась сама, насколько легко и просто чувствовала она себя в обществе этой скромной работницы. Бедность, сочетавшаяся с удивительной нравственной и физической чистотой, пленяла ее.

На следующий день зашел Като. Студент посматривал на Сумиэ с некоторым смущением. Услышав ее восторженный отзыв о Тиэко, он весь просиял.

— Вы еще не видели ее братьев, — сказал он с заблестевшими глазами. — Это удивительная семья. И к старику присмотритесь.

В праздничный день в дом старика Касэ пришли «поболтать» рабочие и студенты-друзья Тиэко и ее братьев. Младший, Кодзи, рядовой пехотного полка, привел с собою двух солдат, тоже бывших рабочих, чтобы поговорить в тесном кругу о волнующих их вопросах войны и мира. Так делал он каждый раз, когда командир разрешал отлучки к родным.

Деревянные ширмы были задвинуты в простенки, и разгороженный на три клетушки домик превратился в одну просторную комнату. Гостей собралось больше десяти человек. Все угощение состояло из чая и риса, — принесенного в круглых мисочках студентами из соседнего ресторана. Ни вина, ни пряностей не было. Курили мало. Сидели группами на циновках и оживленно беседовали.

Иногда разговор становился общим, и тогда у Сумиэ возникало сомнение: настоящие ли это рабочие и солдаты?… Не являются ли и они переодетыми студентами, ушедшими из университета на революционную работу?…

Сумиэ не могла представить, чтобы простые рабочие могли так мыслить и говорить. Она поделилась своими сомнениями с Тиэко. Та рассмеялась.

— Знания приобретаются не только в университете, но и около него.

Наоси Касэ, худой н жилистый, как отец, говорил мало, но умел слушать и подводить итоги, отсеивая шелуху лишних фраз. В нем чувствовался незаурядный организатор, авторитет которого признавала даже Нацуко, склонная всегда и во всем иметь особое мнение. Тиэко прислушивалась к репликам старшего брата почти с благоговением. Он был ее первым учителем и другом.

Като и Наоси наибольшее внимание уделяли беседе с солдатами, расспрашивая о революционных настроениях в полку, случаях нарушения дисциплины и прочих армейских новостях. По словам Кодзи, очень похожего на сестру бледностью впалых щек, худощавостью и изломом бровей, отношение большинства солдат к военной авантюре в Китае было самое отрицательное.

Нацуко и Тиэко принесли новые порции риса. Старик Касэ скипятил второй чайник. Комната постепенно окутывалась клубами дыма. Но разговоры не утихали.

Первым пришлось подняться Кодзи с товарищами.

В казармы надо было являться без опоздания. Нарушение дисциплины грозило гауптвахтой и запрещением «отлучек» на несколько месяцев. Солдаты спешили на станцию окружной электрической дороги.

Като и Наоси, провожая их через кухню, сунули каждому по пачке революционных листовок, отпечатанных на гектографе.

— Работайте в том же духе, — усмехнулся Като. — Будем передавать ваш опыт и в другие полки.

Солдаты неторопливо и аккуратно спрятали прокламаций под нижние рубахи и вышли.

Поздно вечером, ложась спать, Тиэко по просьбе своей новой подруги долго рассказывала ей о безрадостной молодости миллионов японских Девушек, вынужденных еще подростками идти в кабалу к фабрикантам и мелким хозяйчикам, работая на них за гроши по одиннадцати и двенадцати часов в сутки.

Она рассказывала просто и сжато, без всякого желания сгущать краски, но Сумиэ во время ее рассказа чувствовала себя так, как будто Тиэко хлестала ее словами, как плетью. Было стыдно и больно!.. Стыдно за свою праздную сытую жизнь; за отца, который мошенничал и эксплуатировал чужой труд. Стыдно за ту позорную наивность, с которой она, развитая, неглупая девушка, воспринимала борьбу народа за человеческие права, как что-то для нее чуждое и далекое.

Правда, за этот последний год она поняла очень много, но только умом, теоретически, отвлеченно. Сердцем она поняла эту правду только сейчас, во время рассказа Тиэко…

Сумиэ лежала и плакала.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Виконт Ито нервничал в последнее время не зря. По распоряжению министра юстиции дело о террористической группе «Тоицу» и покушении на барона Осуру было передано для более точного установления фактов в особый отдел кейсицйо. И хотя общее руководство следствием все еще оставалось за виконтом, ему было ясно, что если полиция сумеет добиться от обвиняемых тех показаний, каких не удалось добиться ему, дальнейшее его продвижение по службе сильно затормозится. Ито знал хорошо, что в полицейских застенках допросы ведутся гораздо настойчивее, чем в его кабинете. Страшные пытки огнем, бамбуком и иглами могли заставить подследственных не только признать свои преступления, но и безоговорочно подписать показания, составленные чиновниками кейсицйо, выдав тем самым в руки полиции людей, арест которых был в настоящее время особенно важен для исхода парламентских выборов в пользу военщины и фашизма.