Куб со стертыми гранями

Можно себе представить, как эта разница во вкусах постепенно переросла в настоящую “холодную войну” между отчимом и его пасынком. Для начала Вольд вывел из строя все домашние устройства, способные воспроизводить турбомузыку. Потом запретил Орнелу появляться перед ним в наушниках. Потом настал черед носителей музыкальных записей — дисков, кассет, дискет и аудиокристаллов — их Хен собрал в один прекрасный день в кучу и свалил в утилизатор отходов…

Накануне рокового дня Скорцезин обратился к отчиму с просьбой дать ему немного денег. Выяснив, что требуемая сумма планируется пасынком для покупки одной редкой записи концерта его любимого ансамбля, которая как раз в эти дни появилась в продаже в одном из городских торговых автоматов, Вольд наотрез отказался выступить в роли кредитора.

Юноша униженно просил, даже умолял Вольда, но тот был непоколебим.

Тогда Орнел пригрозил, что достанет запись и без денег.

Хен Вольд был полицейским, и он знал, как можно заполучить что-то, не заплатив ни юма. Поэтому на следующий вечер, когда ему выпало патрулировать, он послал напарника в другой район, а сам засел в засаде в Кабине Уединения неподалеку от злополучного торгового автомата.

Долго ждать ему не пришлось. Около одиннадцати часов вечера его пасынок появился, чтобы взломать автомат и вытащить из него заветный диск.

Хен Вольд был хорошим полицейским, но в тот момент он, конечно же, не хотел стрелять в Орнела. Скорее всего, он хотел напугать своего пасынка, подкравшись к нему сзади с пистолетом наизготовку и рявкнув: “Руки за голову, не двигаться”. Впрочем, не исключено, что, желая хорошенько проучить “гаденыша”, Вольд намеревался арестовать Скорцезина и доставить его в ближайшее отделение жандармерии, чтобы юноша провел там ночку с пьяницами и карманниками и с того дня навсегда вбил себе в башку, что красть нельзя.

Теперь об этом можно лишь догадываться.

От внезапного окрика Скорцезин дернулся так, что нечаянно выбил из рук своего отчима пистолет, и оказался проворнее Вольда, первым подняв его. Взгляды отчима и пасынка скрестились, и Хен попросил:

— Отдай мне оружие, Орнел!.. Отдай!..

Суду удалось доподлинно установить, что обвиняемый отлично опознал в тот момент в полицейском своего отчима.

Тем не менее, Орнел выстрелил — и не один раз, а четыре, так что случайными эти выстрелы никак нельзя назвать. Впрочем, второй и последующие выстрелы оказались, в принципе, напрасными, потому что первая же пуля угодила Вольду прямо в сердце…

Но самое загадочное в этом деле начиналось уже после убийства.

Я долго бился, пытаясь установить, каким образом Скорцезину удалось ускользнуть от полицейских кордонов, быстро оцепивших район убийства (у Вольда, как и у всех патрульных жандармов, имелся специальный браслет, передававший телеметрические данные о состоянии его носителя на центральный пост, и когда прибор испустил сигнал о смерти своего хозяина, то по посланному им пеленгу тотчас же устремились группы быстрого реагирования), где он скрывался всю ночь и откуда взялся возле дома номер пять на Двадцать седьмой улице, где его и взял “тепленьким” случайно оказавшийся там жандарм по фамилии Боуба…

Но юноша ничего вразумительного на сей счет мне так и не сказал.

И неудивительно: ведь даже инвестигаторы и судьи не сумели выбить из него подобные признания.

Может быть, здесь-то и кроется весь секрет?

На руке моей пискнул вызовом браслет коммуникатора. Покосившись на Скорцезина, я вставил в ухо микроприемник и нажал кнопку ответа.

Это был дежурный по Пенитенциарию. Кто-то из молодых и зеленых. По имени не то Дин, не то Тин…

— Уважаемый Теодор, — сказал дежурный мне в самое ухо, — когда вы освободите Установку?

— Как только, так сразу, — грубовато сказал я. — А в чем дело?

— Как — в чем? Вы нарушаете график, установленный заместителем начальника Пенитенциария доктором Бурбелем, и тут уже образовалась самая настоящая очередь недовольных коллег!..

— Тихо, тихо, малыш, — перебил я Дина-Тина. — Давай по порядку. Во-первых, советую тебе обратиться к доктору Бурбелю и спросить у него, благодаря кому в Пенитенциарии появиласьУстановка. Это раз. Во-вторых, что касается недовольных коллег… Кто там больше всех выступает?

— Эдукатор Китадин, — доложил дежурный уже совсем другим тоном.

— Так вот, передай ему, что за ним есть один должок, и если к тому времени, когда я освобожу Установку, он не сможет вернуть его мне, то пусть пеняет на себя!

— П-понятно, — выдавил дежурный и отключился.

Я представил, как этот не то Дин, не то Тин действительно поинтересуется у Бурбеля, кто оснастил Пенитенциарий Установкой, а затем — как он говорит Ваю Китадина насчет его долга мне, и что с ним после этого будет, и криво ухмыльнулся. Откуда только берут таких наивных легковеров?

А откуда взяли тебя, эдукатор Драговский, семнадцать лет назад, когда старик Марагров в первый же день твоей работы в Пенитенциарии послал тебя проводить воспитательную работу с мелким хулиганом, и ты пошел и провел, а потом узнал, что это был не хулиган, а известный всему преступному миру “авторитет”, получивший свой первый срок тридцать лет назад за убийство своей бабушки и с тех пор не вылезавший из тюрем и различных “зон”?..

Я вынул приемник коммуникатора из уха и спросил Орнела, безразлично сидевшего в кресле:

— Не устал еще ваньку валять?

Тот вскинул с вызовом голову:

— Представьте себе, нет!.. А вот в туалет мне хочется. По-маленькому… Так что, господин эдукатор, давайте живее, если не хотите, чтобы я ваше креслице не испортил!..

Кровь бросилась мне в лицо, но я устоял.

— Ты мне не груби, — предупредил я своего подопечного. — Сиди смирно и не ной, раз уж не желаешь, чтобы я тебе помог… А я тут еще покумекаю. Кстати, если вздумаешь напустить в штаны — моча замкнет провода в кресле и тебя шибанет вольт этак пятьсот!..

Судя по физиономии, он хотел сказать что-то дерзкое, но передумал и отвернулся.

… Значит, мы остановились с ним на том, что он убил своего отчима сознательно и преднамеренно. Возможно, затяжной конфликт с Вольдом на почве музыки сыграл здесь свою роль, но ведь, по большому счету, это не повод, чтобы убивать человека, пусть даже глубоко враждебного тебе, из-за какой-то там записи!.. Ну, допустим даже — хотя и это допущение кощунственно само по себе — что отчим тебя, как говорится, достал своими наскоками и загнал в угол угрозой посадить за взлом торгового автомата… Но и это не оправдывает содеянное тобой убийство!.. В конце концов, бог с ним, с отчимом, ты уже совершеннолетний и можешь взять и уйти от него и пусть подавится своими деньгами и воспитательными проповедями!.. Неужели ты не осознаешь, что, убивая его, ты одновременно убиваешь самого себя?!..