Куприн: Возмутитель спокойствия
Шрифт:
Из уст в уста передавались смешные и страшноватые байки о Куприне, великом и ужасном. Приведем несколько для полноты картины.
Байка, рассказанная И. С. Соколовым-Микитовым:
«Раз сидели в ресторане у Иванова — на Большом проспекте, на углу Введенской — Куприн, Грин, совсем еще молодой Соколов-Микитов. <...> Язвительный Александр Степанович Грин что-то сказал, что Куприну не понравилось. Куприн был мастер ножи кидать... И вот Александр Иванович метнул в обидчика... вилку. Молодой Иван Соколов-Микитов подставил руку, вилка в руку вонзилась. <...> Уязвленный Александр Степанович Грин взял бутылку и ахнул Куприна по голове. Дело вышло бы худо, если бы Александр Иванович не имел обыкновения не снимать с головы татарскую тюбетейку. Что его и спасло» [286] .
286
Горышин
Байка, рассказанная Е. Д. Зозулей:
«Однажды Грин сидел с А. И. Куприным — оба были пьяны — за небольшим столом, подперев подбородок руками и изрыгая матерную брань. В точно такой же позе сидел и Куприн и так же, дожидаясь своей очереди, — произносил по адресу Грина те же многострадальные слова.
— Что это такое? — спросили их.
Грин ответил:
— Отойдите, не мешайте. Это борьба талантов» [287] .
Байка, пересказанная Тэффи (Н. А. Лохвицкой):
287
Зозуля Е. Д. Сатириконцы / Вступ. ст., подг. текста, коммент. Д. В. Неустроева // Русская литература [Санкт-Петербург]. 2005. № 3.
«...кто-то сказал, что если попугая накормить укропом, то он погибнет в страшных мучениях. И будто бы, услышав это, Куприн всю ночь ездил по городу, искал укроп, чтобы накормить попугая и посмотреть, что из этого будет. Но была зима, и свежего укропа он не достал» [288] .
Байка, рассказанная В. Крымовым:
«Было это, вероятно, в 1913 году, я сидел в своем рабочем кабинете на Невском, в Петербурге, когда, улыбаясь, вошел ко мне художник Троянский:
288
Тэффи. Моя летопись. М.: Вагриус, 2004.
— Это ваш автомобиль стоит у подъезда? Я вам туда гостя посадил.
— Какого гостя, кого вы там посадили и зачем?
— Не беспокойтесь, он ничего не украдет, он там спит... — опять смеясь ответил Троянский. <...> Это Куприн... Пусть поспит, мы немножко с ним выпили... Возьмите его к себе, пока доедем, он очухается... <...>
Когда приехали на Каменный остров и остановились у дверей дома, Троянский соскочил, отворил дверцу и громко сказал:
— Александр Иванович, замечательный коньяк!
Действие этих слов было магическое — Куприн сразу проснулся» [289] .
Байка, рассказанная С. Сергеевым-Ценским:
«Однажды в “Вене” собрался цвет столичной адвокатуры для чествования одного из светил своего сословия по случаю 25-летия его деятельности. <...> ...собралось человек пятьдесят, и они заняли целый зал ресторана, впрочем, только колонны и арки отделяли его от другого, общего зала. А в этом другом зале одиноко сидел за столиком у стены не кто иной, как Куприн. Одиноко и скромно. Он ничего не заказывал, так как денег у него не было ни копейки. <...> И вот к столу шумно пирующих адвокатов и дам, причем и те и другие были одеты как подобает в парадных случаях, подходит никому из них в лицо не известный, в поношенном пиджачке, коротенький субъект и говорит хрипло: “Господа, протанцевать вам ‘джигу’, танец английских моряков? — Джига? Что такое джига?” <...>
289
Крымов Вл. Из кладовой писателя. Париж, 1951.
Не успели сообразить пировавшие, что он такое делает, как он очутился уже довольно ловким прыжком на столе и начал топтать ногами тарелки и расшвыривать
бутылки с вином... все с криками сорвались со своих мест, отбрасывая стулья. “А-ай! Сумасшедший!” — вопили дамы. Много костюмов, как мужских, так и женских было испорчено красным вином, горчицей и кусками дичи в жирном соусе» [290] .Байка, рассказанная С. Роговым:
«...в “Вене” мы как-то “хоронили” А. И. Куприна.
290
Сергеев-Ценский С. Н. Воспоминания // МОЛ [Московская организация литераторов]. М., 2007. № 2.
<...> После трех-четырех рюмок Куприн задремал; пробовали будить — спит.
— А ведь Саша-то умер, давайте хоронить, — предложил Шаляпин, и в один миг из стола соорудили катафалк, положили на него спящего Куприна, покрыли его скатертью, подняли “катафалк” на плечи, Шаляпин к концу салфетки привязал опорожненный соусник, и шествие, с пением “Вечной памяти” дважды прошло по общему залу между столиками и направилось по длинным коридорам отдельных кабинетов» [291] .
291
Рогов С. Как Шаляпин «отпевал» Куприна // Иллюстрированная Россия [Париж]. 1938. 10 сентября. № 38(696). С. 14.
Байка, рассказанная Н. Вержбицким:
«...однажды ночью мы ехали из Петербурга в Гатчину на автомобиле. Не ехали, а мчались, так как Александру Ивановичу хотелось, чтобы расстояние в 60 верст мы преодолели никак не больше, чем за 60 минут. <...>
Вдруг Александр Иванович заявляет, что ему хочется на ходу перейти к шоферу. Старые автомобили отличались такой конструкцией, что по внешней подножке можно было перебраться с мест пассажиров в изолированную и отделенную стеклом кабину водителя. Но для этого нужно было вылезти наружу.
Я решительно запротестовал против такого акробатического номера на полном ходу автомобиля и стал удерживать Куприна.
Он оттолкнул меня, нажал на ручку двери, она распахнулась, рванул ветер и... Куприн исчез. <...> Я был так ошеломлен, что не сразу догадался постучать водителю в стекло и объяснить ему, что случилось. Прошло, наверное, еще минуты две пока мы, наконец, остановились. <...>
Обнаружили Куприна далеко позади, лежащего на куче щебня. Он был без чувств. Лицо в крови...» [292]
292
Вержбицкий Н. К. Встречи с А. И. Куприным. Пенза: Пензенское книжное изд-во, 1961.
...Между тем наступил 1914 год.
Глава шестая.
ОКОЛО ВОЙНЫ
Куприн — ура-патриот! Что может быть смешнее этого?
Разе мог Куприн представить, что снова наденет форму поручика?
Что будет маршировать по плацу и командовать: «На кррра-а-ул!»
Что будет писать рапорты?
Что все его творческие замыслы в один миг станут никому не нужны, а писать на нужную тему ему, автору «Поединка», будет крайне затруднительно?
Что собратья по перу уйдут на фронт, а сам он окажется в тылу?
Что ему будет нечего есть?
Все это принесла с собой Великая война, в которую Россия вступила 19 июля 1914 года.
Дежавю
В канун своего 44-летия Александр Иванович испытал то, что сегодня принято называть «дежавю» (чувство, что ты уже это видел или бывал в сходной ситуации). Десять лет назад он уже наблюдал Петербург, охваченный патриотическими митингами и шествиями, слышал речи о войне до победного конца. Тогда не сомневались, что разобьют японцев. Теперь — немцев.