Курортная зона

Хосе Мурильо утонул в порту,

Хосе Хромой - смотритель маяка,

Хуан Фернандес умер от ножа,

Диего Вальдес - лесоруб,

Он лиственницы вековые валит

На Зондских островах...

А тут недавно звонил Луговской и сказал, что уже закончили снимать "Терминатор-2".

О БРЕННОСТИ ВСЕГО СУЩЕГО

– Лена!
– раздается отчаянный оклик с другой стороны улицы.
– Лена!

Ленка, пересекая брусчатку, движется по направлению к горсаду. У зеленого льва стоит Евдокия Арнольдовна Погориллер и машет ей рукой.

Ага, думает Ленка, что-то будет...

Хрупкая и вдохновенная мадам Погориллер опекает Дом ученых. Опекает почти бескорыстно, потому что любит искусство. С одной стороны, отношения между наукой и искусством сложные и какие-то запутанные, с другой - кто, кроме ученых, будет ходить на всяких заезжих бардов, скажем? Не местные же барды! А потому под крылышком Дома ученых процветают всяческие студии, в том числе и Ленкина, - ну, та, которую Ленка все еще посещает.

– Ты знаешь, что ты выступаешь через неделю?
– спрашивает мадам Погориллер.
– По обмену!

– По какому обмену?
– пугается Ленка. Недавно прошла денежная реформа, и слово "обмен" приобрело какой-то нездоровый оттенок.

– Ну, наша студия дает трибуну в Доме ученых еще трем студиям. Я и подумала - пусть от наших кто-то выступит. У тебя стихи хоть понять можно.

Интересно, думает Ленка, стоит ли расценивать это как комплимент?

– И от них трое. Из университета один, одна из Дома медработников и еще кто-то, не помню откуда. Всего четыре, значит. Я уже и название для вечера подобрала - "Стихи по средам". Вечер-то в среду. По-моему, здорово, да?

– Ага, - вежливо соглашается Ленка, - главное, оригинально.

Но бесхитростная мадам Погориллер иронии не замечает.

– И мне так показалось, - говорит она.
– Так ты плакат нарисуй к понедельнику. А фамилии я тебе дам в субботу. Как раз все соберемся и обсудим план выступления.

* * *

– Как вы себя чувствуете, дядя Муся?
– бодро говорит Ленка.

Дядя Муся лежит на разобранной постели и грустно смотрит на нее.

– Спасибо, Леночка, - говорит он растерянно, - кажется, уже лучше.

Дело в том, что дяде Мусе повезло. Он оформлялся на выезд, и окажись то затемнение в легких туберкулезом, не видать ему Америки как своих ушей. Теперь-то путь в Америку был открыт - поезжай и болей там раком на здоровье. Но, пока он проходил обследование, ждал разрешения и продавал квартиру, умерла жена, уехал единственный сын с ненавистной невесткой и обожаемым внуком - такой умный мальчик, и не скажешь, что родился семимесячным, - а болезнь, раз поселившись, выедала изнутри плоть, оставляя лишь хрупкие кости. И вот на квартиру наконец нашелся покупатель, вызов пришел, и скоро он оторвется от земли и полетит в белом самолете над родным городом, над бывшим своим домом, где на стене пылает кармином надпись "I love you, Odessa", над еврейским кладбищем и синим загаженным морем в далекую, прекрасную страну, где он снова будет хорошо себя чувствовать и где в аэропорту имени покойного президента Кеннеди его будет встречать сын - бывший отличник и бывший комсорг, и внук, так похожий на покойную жену своими черешневыми глазами навыкате, и невестка, которая, отодвинутая на всю ширь Атлантического океана, кажется вполне приличной женщиной, и золотистая бархатная такса Джерри, пересекшая полмира в таком же белом самолете два года назад вместе с остальными членами семьи...

– Кушать хотите, дядя Муся?
– говорит Ленка и ставит на стол рядом с кроватью домашние котлетки и банку с мутным компотом.

– Спасибо, Леночка, - грустно говорит дядя Муся, - кажется, еще не хочу.

И он кашляет, стараясь сдерживать себя, потому что от этого кашля уже все болит.

– Медсестра приходила?
– интересуется Ленка.

– Приходила, - говорит дядя Муся.
– Но мне уже лучше. Бэллочка уже заказала билет.

...И полетит белый самолет над белым городом, и приземлится в белом аэропорту имени Кеннеди...

* * *

В маленькой комнате, помимо мадам Погориллер, сидят еще три человека худой нервный кавказского вида человек без очков, немолодой человек нейтральной внешности, но в очках, и крупная бело-розовая женщина лет сорока с пышной косой, переброшенной через плечо. Куда она меня втравила, уныло думает Ленка, они же сумасшедшие, это невооруженным взглядом видно.

– Вот, - говорит мадам Погориллер, - познакомьтесь, это наш поэт. Леночка. А это Марк Полонский.

Черноволосый человек нервно дергает головой.

– Марк Рондо.
– Она поворачивается к другому.

– Как?
– переспрашивает пожилая девушка.

– Рондо, голубушка, - говорит человек в очках, - Рондо.
– И целует ей руку.

– Лена, - шепчет на ухо мадам Погориллер, - открой форточку. Душно, сил нет.

Ленка тянется к форточке. В комнату врывается запах акаций, муторный, как одеколон.

– А это Танечка Неизвестная.

– Фамилия!
– уважительно говорит Марк номер один.

– Вы что, смеетесь?
– И глаза пожилой девушки вдруг наполняются слезами.
– А я и вправду никому не известная! Кто меня знает? Я в глубинке живу, не то что некоторые!

И укоризненно смотрит на Ленку.

– Хорошее слово "глубинка", - говорит Марк номер два, почему-то напирая на букву "о".
– А позвольте узнать, где именно?

– В Лузановке!
– говорит женщина и заливается отчаянными слезами.

Ленка восхищена.

– Ну хорошо, - примирительно говорит мадам Погориллер, обращаясь к Марку номер один.
– А теперь вы о себе расскажите.

– А о чем мне рассказывать?
– тот вновь нервно дернул шеей.
– О том, как меня в вашем Доме ученых три года назад освистали? В этом вот доме! Я еще тогда сказал - ноги моей тут не будет!

– А сейчас чего пришли?
– дружелюбно спрашивает Марк номер два.

– Люди попросили, - неопределенно отвечает Полонский.

– Вот и отлично, - весело говорит мадам Погориллер, - и правильно сделали. Тут у нас теперь совсем другая публика ходит.

– Как же, - Марк номер один мрачен как туча, - знаю я эту публику! Мне вообще на нее плевать!

– Ясно...
– мадам Погориллер задумчиво оглядела присутствующих. Ладно, Лена, с тобой мы потом разберемся. А вас что не устраивает?
– она осторожно поворачивается к Марку номер два.

Солидный поэт откашлялся.

– Все хорошо, - говорит он, - все ладненько. Название только не совсем удачное. "Стихи по средам"... посредственные стихи, получается.

Надо же, думает Ленка уважительно, все-таки нашелся один нормальный человек. Даром что голова огурцом.

– Предложите другое, - обижается мадам Погориллер.

– Сансара!
– отвечает Марк номер два.

– Что-что?

– Ну, сансара. Вечная женственность.

Нет, недаром...
– думает Ленка.