Курортная зона

– Как мочегонное?
– деловито спрашивает Ленка.

– Ну да, - смущается Генриетта, - вроде того... Потом: в первый день с утра сырое яйцо и две тертых моркови, на обед сто грамм твердого сыра и пастернак...

– Погодите-погодите, я запишу, - торопится Ленка, - пастернак... А петрушку можно?

– Как альтернатива - да. Но только как альтернатива.

– А сельдерей и пастернак - не одно и то же?

– Лена, - говорит писательница Мулярчик, - я тебе удивляюсь.

* * *

– Ну, что?
– говорит Лидочка Мунтян.
– Пошли?

– Куда - пошли?
– настораживается Ленка.

– Как, куда?
– в свою очередь удивляется Лидочка.
– Затовариваться. Пастернак нужен или нет? Ну и по мелочам - капуста, морковка...

– Люди подумают, ты кроликов разводить собралась.

– Пусть люди посмотрят на меня через две недели, - угрожающе говорит Лидочка.
– Рыбу я уже купила. В консервах, но ничего, сойдет. Странная, правда, надпись на этой банке. Не знаешь, это что за штука такая?

– Какая?

– Вот...
– Лидочка надевает очки, клюет носом.
– Ку-ку, Мария.

– Чего?

– Ку-ку, Мария. Может, это они в честь фильма... мексиканцы, знаешь?

– Дай-ка, - Ленка, в свою очередь вглядывается в надпись на этикетке.
– Кукумария... Это, мать, и не рыба вовсе. Это морской огурец.

– Надо же, - удивляется Лидочка.
– А на ценнике было написано "Рыба". Во дают! Поголовная безграмотность... Ну ладно, сойдет как альтернатива.

– Послушай, - вдруг говорит Ленка, - а что с пуделем?

– С каким пуделем?
– удивляется Лидочка.

– Ну, с тем, закомплексованным.

– А!
– небрежно отвечает Лидочка.
– Ничего особенного. Он у них сжевал занавески. Я же говорю, все дело в неправильном питании.

На Привозе от красок и запахов кружится голова. Лежат на прилавках лиловые баклажаны, пухлые, как молочные поросята; помидоры вспыхивают адским пламенем, плавают в бочках с рассолом разбухшие, как утопленники, огурцы. Пастернака нет.

– Это они нарочно, - мрачно говорит Лидочка.

– Как же, - Ленке от толкотни и криков уже дурно, - интриги мирового масштаба! А это не оно?

– Нет, - Лидочка, прищурившись и шевеля кончиком носа, оглядывает зеленые хвостики, - это петрушка.

– А может...

– Только как альтернатива.

– А вот?

– Да, - у Лидочки в глазах загорается охотничий азарт, - это он!

– Пастернак нужен?
– сладким голосом говорит женщина за прилавком. Отдаю по пять.

– Это почему так дорого?
– возмущается Лидочка.

Та внимательно смотрит ей в глаза.

– Потому что вы его и за пять возьмете. Он вам для диеты нужен, веско говорит она.
– А то я не знаю.

– Что ж...
– вздыхает Лидочка, отсчитывая деньги.

Взгляд торговки опускается ниже, охватывая внушительные формы Лидочки, нависающие над прилавком.

– Послушайте, - понизив голос до конфиденциального шепота, произносит она, - и вам это надо?

* * *

Вечер плывет над городом, темный и загадочный, как рыба кукумария. Шевелятся на асфальте бархатные тени, бродят в сумраке счастливые влюбленные, и Джонсик уже пристроился поднять ножку на фонарный столбик, а это и не столб вовсе, а слившаяся в объятиях парочка.

– Фу!
– строго говорит Лидочка и дергает за поводок.

Парень отрывается от девушки и обиженно спрашивает:

– Это вы в каком смысле?

Вьется над городом вечер и плавно переливается в ночь, и дрожит одинокая тень на бледной занавеске, и ворочается в постели Генриетта Мулярчик, и кажется ей, что ночь бледнеет и золотится, и наполняется странной призрачной жизнью. Где-то в лазури плавают, отсвечивая золотом, снегом и розами величавые рубенсовские женщины, бедра их, как снопы пшеницы, груди - точно молочные ягнята, волосы - точно шкурка лисы. И замирает дыхание у алчных мужчин, и с тоской поднимают они глаза к небу, и плачут по недостижимому зефирному идеалу.

И созревают в садах яблони, и густеют медовые соты, и льется красное вино, и ветер лениво пробегает по тучным пажитям...

Но Генриетты Мулярчик там нет.

Ах, Боже мой, нет ее и там, где в ослепительном лазерном сиянии движутся средь металла и стекла женщины с ногами, как поршни, с черными порочными глазами и острыми сосками, женщины, угловатые, как стрекозы, женщины в слюдяных шуршащих платьях - и просвечивает сквозь ткань длинное, бесплотное, изогнутое тело.

И вспыхивает магний, и пенится шампанское, и смеется юный красавец с походкой жиголо и бархатными ресницами...

Ах, нету и там Генриетты Мулярчик, а витает она в той жестокой стране, где есть лишь туманная глубина зеркала, в которую страшно заглянуть, и шляпка с ленточкой, купленная на распродаже, и масляные глаза поэта Добролюбова, которые смотрят не на нее.

Но уже несет ее на своих спасительных волнах бессолевая диета, благоухая черным кофе без сахара и твердым сыром, и выбросит ее на благословенный берег - лазурный берег, где белые яхты качаются в заливе, и бьется о борта их зеленая вода, и соленый ветер нежно треплет твои волосы, не спрашивая, сколько тебе лет и много ли ты весишь, и уже стремительно несется к берегу легкий катер, и юный капитан в белом блейзере стоит на полубаке, и на лице у него мука ожидания постепенно сменяется восторгом, и легко взбежит по трапу стройная красавица, которая знать ничего не знает о старческих пигментых пятнах...

Всходит красная луна над морем, и сгорают в небе метеориты, и цикады трепещут в населенной ночи, и плывет во тьме Генриетта Мулярчик со слабой улыбкой на невидимом лице.

* * *

– Ты что это, - в ужасе спрашивает Ленка, - с ума сошла?

Лидочка широким жестом вываливает на стол копченую курицу со стройными, загорелыми ногами, брынзу со слезой, румяные девственно-пушистые персики и белый теплый хлеб.

– Хватит с меня!
– при этом приговаривает она.
– Я не живу! Я даже не существую! Погляди, что у меня в холодильнике! У меня в холодильнике только свет!

– Так я и думала!
– говорит Ленка.
– Ты просто не выдержала! Сдалась! Бежишь от трудностей! Тебе надо, чтобы ни вот на столько усилий, чтобы все само собой шло! Ты хочешь сама собой, спонтанно похудеть на десять килограмм!

– Ну и что?
– холодно отвечает Лидочка.
– Это нормально. Это так по-человечески.

– Человек тем и отличается от животного, что может идти против своей природы, - назидательно говорит Ленка.
– Жрать хочет, а терпит... Давится желудочным соком. Вон, посмотри на Генриетту Мулярчик! Какая сила духа! Три недели! Сорок шестой размер! Где складка на животе? Где пигментные пятна?