Курортное приключение

– Она хорошая… – тихо сказала мать, подождав, пока отец кончит. – Но она тебе не пара…

– Ты о ком? – вздрогнул Холин.

– О Тоне… Она тебе не пара, сынок… Не порть ей жизнь… Она будет ученым человеком… Она будет жить для людей… Ты и дети будут ей мешать. И кроме того, ты больной, ты долго не проживешь…

– Я уже выздоровел…

– Все равно ты не проживешь столько, сколько она, сынок. И ты не ее круга… Ей нужен муж тоже ученый. Вдвоем легче, когда за одно… Вдвоем всегда легче, чем одному, сынок… Найди себе жену попроще, сынок… Не коверкай ей жизнь…

Вдруг в ящике под ногами Холина что-то щелкнуло, и металлический голос отчетливо сказал:

– МОСКОВСКОЕ ВРЕМЯ СЕМЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ.

Мать тоже услышала металлический голос.

– Прощай, сынок, – сказала она. – Тебе пора.

– Вы больше не приходите, а мам? – попросил Холи. – Ладно, мам? Меня измучили эти сны… Я чувствую, что больше не буду их видеть… Сегодня я первый раз увидел солнце и первый раз летал…

– Мы больше не придем, сынок, – во взгляде матери были любовь и страдание. – Я знаю, что ты исцелился от снов. Это она тебя исцелила…

– Прощай, сын, – сказал отец.

– Прощай, пап…

– Прощай, брат, – сказал Сережка.

– Прощай, Сережка…

Их шар отодвинулся, повернулся, и на их тела опять косо упала тень. Но сквозь тень он все равно видел их глаза. В глазах были радость, страх, смятение, счастье, зависть, страдание и бесконечная любовь – все, что бывает в глазах умерших, когда они приходят к нам…

– ПЕРЕДАЕМ ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ…

5

– В ТАДЖИКИСТАНЕ ПРИСТУПИЛИ К СЕВУ ХЛОПКА.

Холин очнулся. Он сидел на кровати, поставив босые ноги на пол. Место рядом, где спала Тоня, пустовало. В открытую форточку тянуло пасмурным прохладным днем. Было уже совсем светло. Дико колотилось сердце.

Николай Егорович прошел в ванную. На столе под вазой с цветами лежала записка.

«ЧАЙ НА ПЛИТЕ, ВСТРЕТИМСЯ В 18.00 НА ТОМ ЖЕ ПОВОРОТЕ. ЦЕЛУЮ. ТОНЯ. ДВЕРЬ ЗАХЛОПНИ».

Холин выпил чаю, застелил кровать, прошелся по комнате. Во всем чувствовалась аккуратность и экономия. Ничего лишнего, никаких безделушек, все самое необходимое. Только в углу – красивый антикварный секретер, заваленный бумагами и заставленный какими-то приборами. Из приборов Николай Егорович знал только микроскоп.

«Наверно, она по вечерам работает, – подумал Холин. – Я отнимаю ее время и, значит, обкрадываю все человечество».

Холин усмехнулся: «Злой гений человечества».

Затем он надел куртку, захлопнул дверь и пошел домой.

Возле корпуса его ожидал сюрприз. Навстречу Холину с лавочки поднялась Мальвина.

– Я уже вас час дожидаюсь, – сказала она с укором. – Вы что, не ночевали?

– У меня привычка гулять на рассвете, – отшутился Николай Егорович.

– Слушайте… Коля… у меня есть к вам разговор…

– До завтрака? Разве можно вести разговор до завтрака?

– Сядем, Коля, на минутку…

Холин внимательно посмотрел на Марию Викторовну и понял, что ей не до шуток. Лицо кукольного режиссера было помятым, припухшим, словно после бессонной ночи или после горьких слез; прическа сделана небрежно, шов на правом чулке выглядел криво, как погнутым рельс.

– Ну что случилось, Мальвина? – спросил мягко Холин. После того сна в поезде Николай Егорович не мог отделаться от чувства нежности и благодарности к этой женщине, хотя она так грубо и бесцеремонно предпочла его строителю.

– Он бросил меня! – выдохнула Мария Викторовна, села на лавочку и заплакала.

Холин дотронулся до ее безжизненно повисшей руки.

– Успокойтесь…

– Ни с того ни с чего, – всхлипывала кукольный режиссер, размазывая по лицу черные слезы… Сказал: «Все. Хватит. Надоело», повернулся и ушел.

– Из-за чего началась ссора?

– Никакой ссоры не было. Просто вдруг сказал так и ушел. Наверно, ему понравилась одна черная пигалица… на пляже… Мы вчера проходили, и я заметила, что он таращится на нее, а она тоже ему глазки строила… Слушайте… Коля, – Мальвина вдруг вцепилась Холину в рукав. – Поговорите с ним, а? Я не хочу, чтобы так это вдруг кончилось… Я понимаю: курорт – это мини-мир, мини-дружба, мини-страдания, мини-любовь… Но все же… Так у нас это здорово началось… Мы так нравились друг другу… Я… я даже решила выйти за него замуж… Я несчастна, Коля… Я ненавижу своего мужа, он проклятый, беспросветный алкоголик… Сгубил и свою жизнь, и мою… Я хочу, Коля, начать жизнь сначала… Да… Да… Я знаю, он больной… Но тем более он мне нужен… Забота о другом воскресила бы меня, дала толчок к жизни, появилась бы цель… А за него стоит бороться… Это замечательный, добрый человек. Он надел маску… Маску этакого циника, балагура… Но я чувствую под маской хорошего человека, даже застенчивого… Да, да, даже застенчивого… Поговорите с ним, Коля… Скажите, что я буду ему надежным, верным другом… Я даже не вернусь домой. Отсюда поедем к нему в Казахстан… Скажите ему, что я буду раскачивать его ночью… Через каждые полчаса буду раскачивать… Я не буду спать всю ночь, буду сидеть возле него… Ему же нельзя спать одному… Он надеется на будильник, но разве может будильник заменить человека? Будильник может не зазвенеть… Поговорите с ним, Коля… Ладно?

– Поговорю, – сказал Холин.

– Спасибо вам… Вы добрый…

Николай Егорович вошел в корпус. Няня протирала зеркало на стене.

– Эт чего ж не ночевал дома? – проворчала она. – Вот доложу главврачу.

– А я тогда закурю с горя, – пошутил Холин.

– Я тебе закурю, полуночник…

Жора не спал. Строитель сидел на кровати с мокрой головой и время от времени ерошил себе волосы.

– Явился! – обрадовался он Холину. – Да ты, я вижу, донжуан еще похлеще меня! Кого ж ты нашел?

– Встретил знакомого…

– И таскался с ним по кустам до утра?

– Наподобие этого.

– Если не хочешь говорить – не говори, но врать не надо. Слушай, старик, я не спал всю ночь… Ждал тебя… Боюсь я что-то спать без будильника. Надо съездить купить будильник… Ты сколько дома будешь?

– Да примерно час, до завтрака.

– Разбудишь через час? Я чертовски хочу спать.

– Разбужу.

– Или раньше. Ты посматривай на меня. Не забыл? Если синеть начну – качай немедленно.

– Ладно, – сказал Холин. – Но сначала у меня есть к тебе разговор…

Но строитель уже лежал на кровати, лицом вверх и похрапывал.

Холин пошел в умывальник, побрился, почистил зубы, разделся, лег на кровать и стал думать о Тоне.

«Сегодня мы сходим с нею на маяк, – думал Холин. – А по пути мы будем отдыхать под миндалем… Я буду целовать ее под цветущим миндалем…»

«Еще целый месяц, – думал Холин. – Боже мой, еще целый месяц счастья…» А потом, может быть, он увезет ее домой. Если она сама скажет: «Мы не должны расставаться», он увезет ее домой. Затем они вернутся к морю…

До его слуха дошел стон. Холин привстал и посмотрел на Жору. Строитель лежал весь синий, как голубой марсианин из фантастического романа. Рывком Холин сбросил ноги на пол, схватил Жору за плечи, дернул на себя, бросил на подушку, опять схватил, отпустил…

– Ага… старик… Качай… качай, старик, – прошептал Жора, не открывая глаз. Его лицо стало понемногу розоветь.

Холин теребил строителя, как тряпичную куклу.

– Ты молодец, старик… – бормотал Жора. – То, что надо… Хорошо качаешь… Меня никто так, старик, не качал, как ты качаешь… Пошло, пошло… гадость такая, затрепыхалось… Включилось… Все, старик, отпускай, застучал мотор…