Курс лекций по древней и средневековой философии

Четвертый способ обоснования скептицизма основан а различии в условиях восприятия одного и того же предмета одним и тем же органом чувств: голодному приятна та пища, которая сытому покажется отвратительной, влюбленному в урода урод представляется прекрасным.

Эти четыре способа обоснования скептицизма называются тропами от судящего, ибо здесь фиксируется то несомненное явление, что представления о предметах зависят от различий в субъекте и в субъектах.

Пятый способ основывается на разнице в положениях, расстояниях и в местах. В зависимости от положения по отношению к нам предмета, в зависимости от его расстояния от нас, в зависимости от того места, где находится предмет, этот предмет кажется нам иным. Так, например, шея голубя меняет свой цвет в зависимости от своего наклона по отношению к нам (положение). Огонь костра ярок в темноте и тускл при свете дня (место). Корабль вдали мал, а вблизи велик (расстояние).

Шестой способ основывается на роли примесей к предмету - ведь ничто не существует, а тем самым и не воспринимается изолированно, не говоря уже о том, что при восприятии предмета к нему примешивается и разум субъекта.

Седьмой способ обоснования скептицизма основан на соотношениях вещей и устройствах подлежащих предметов: песок и мягок (в целом), и жесток (в своих песчинках), вода в разных количествах имеет разный цвет. В малом количестве одно полезно, а в большом вредно (ведь лечат ядами).

Восьмой способ основан "на том, относительно чего", ведь все существует в отношении к чему-нибудь, в том числе и в отношении к судящему, так что мы не можем сказать, какова каждая вещь по своей природе и в чистом виде (этот троп дублирует шестой).

Девятый способ основан на постоянной или редкой встречаемости, когда одни и те же вещи кажутся ценными только потому, что они редко встречаются. Если бы золото валялось на земле, как обычные камни, то никто и не ценил бы его так высоко.

Десятый способ основан на различиях в обычаях, в законах, в баснословных верованиях и в догматических предложениях. Здесь Энесидем пытается различить закон и обычай: закон - писаный договор между составляющими государство лицами, и нарушитель его непременно наказывается, тогда как обычай - нечто общепризнанное между людьми самими по себе, вне государства, и нарушающий обычай наказывается довольно нечасто. Закон запрещает, а обычай не позволяет, но и законы и обычаи разные у разных народов, например, у египтян можно жениться на сестрах, а у греков это запрещено. Особенно интересны наблюдения Энесидема над расхождением между мифологией и философией, например, у Гомера охваченный горем Зевс роняет капли крови, тогда как философия учит, что бог не может страдать.

Нетрудно заметить, что седьмой (предметы в разных количествах различны и т. п.) и девятый тропы (редкость предметов) исходят из объекта, а пятый, шестой и восьмой тропы - из субъекта и из объекта, из их отношения. Десятый же троп стоит особо - это как бы социально-моральный способ обоснования скептицизма.

К тропам Энесидема можно многое добавить. Мы знаем, что при приближении к нам источника колебаний частота воспринимаемого нами колебания возрастает, а при удалении от нас этого источника частота уменьшается, хотя объективно ничего не меняется, поэтому гудок паровоза при его приближении к нам кажется более пронзительным, чем при его удалении. При увеличении скорости приближения к источнику света красный цвет становится зеленым, фиолетовым, ультрафиолетовым, т. е. уже невидимым, а при. увеличении скорости удаления от источника зеленого света его цвет становится желтым, оранжевым, красным, инфракрасным, опять-таки невидимым, так что перед ракетой и позади нее возникают черные пятна, и она движется как в черном туннеле.

Агриппа. Более младшие скептики, которые не названы Секстом Эмпириком по именам, тогда как Диоген Лаэртский называет их "последователями Агриппы", (IX, 88), свели все десять тропов в один третий троп: "относительно чего" - и дополнили этот троп четырьмя новыми. В этих пяти тропах в первом тропе говорится о разноречивости во мнениях философов и ученых, во втором тропе - о том, что мы, доказывая, опираемся на то, что само нуждается в доказательстве, и так далее до бесконечности (троп об удалении в бесконечность). Четвертый троп "о предположении" говорит о том, что если мы хотим избежать такого удаления, то мы должны что-то предположить истинным без обоснования и доказательства. Пятый троп "последователей Агриппы", а может быть, и самого Агриппы говорит о том, что мы не можем выйти из колеса взаимодоказуемости, когда то, что должно служить подтверждением исследуемой вещи, нуждается во взаимном от нее подкреплении.

Все эти и десять, и пять способов обоснования скептицизма указывают на реальные сложности, противоречия и относительности в сферах и чувственного, и рационального познания. Не удивительно, что К. Маркс называл скептиков учеными среди философов, а В. И. Ленин обращал наше внимание на диалектичность, скептических тропов. Скептицизм с его антидогматизмом имел большое эвристическое значение в истории философии и, отрицая на первый взгляд возможность истины, служил разработке методологии научного познания.

ТЕМА 12 ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЙ ЭКЛЕКТИЗМ

Эклектизм - закономерное следствие скептицизма, который сделал антифилософские выводы из философского плюрализма, из различия и противоречия между школами философии, которых до Пиррона, Аркесилая и Карнеада было уже немало. Об этом прямо говорит первый троп "Агриппы" - "о разноречивости", где имеются в виду противоречия и разноречия в мнениях философов! по одним и тем же проблемам и вопросам. Отсюда естественное стремление преодолеть этот "грех" философии путем примирения систем и учений философов, путем отбора из их состава лучших их частей. Слово "эклектизм" поэтому и происходит от древнегреческого глагола "эклего", что означает "выбираю, избираю, отбираю", отчего "эклектикос" - "способный выбирать, выбирающий". Так что эклектик - тот, кто выбирает и отбирает, при этом подразумевается, что отбирается лучшее, а не худшее. Так что ничего предосудительного в исходном значении термина "эклектизм" нет.

Однако этот термин принято употреблять в предосудительном смысле, когда говорят, что эклектизм - беспринципное и непоследовательное сочетание учений, которые не могут без противоречия быть объединены в одном воззрении, а эклектика - ненаучный методологический прием, стремление соединить несоединимое, создавая лишенное органической целостности и жизнеспособности целое (что, конечно, не может быть сознательным намерением эклектика). Поэтому эклектические философские системы - не системы в полном смысле этого слова, ибо в них нет высшего синтеза, нет высшей точки зрения, которая позволила бы свести в единство разное, представить в качестве моментов одного учения то, что до этого выступало как будто бы непримиримым. Такой высшей точкой зрения для Платона была его теория идей, которая позволяла соединить в одно органическое целое и учение пифагорейцев о числах как сущностях, и учение атомистов о физической пустоте, хотя, конечно, принципиально материалистические и атеистические тезисы отторгались.

Древнегреческий философский синтез эпохи позднего эллинизма, когда философия утратила свой творческий дух, не мог иметь такой высшей точки зрения, дающей возможность произвести органический синтез, „а потому и оказывался эклектическим в дурном смысле этого слова, хотя необходимо отметить, что этот эклектизм выполнял ту положительную роль, что был преддверием действительно органического синтеза в будущем неоплатонизме. Вообще же древнегреческий эклектизм - симптом упадка европейской философии во II- I вв. до н. э.
– проникает в ряды большинства тогдашних философских школ: академиков, перипатетиков, стоиков и даже скептиков. Меньше был затронут эклектизмом эпикуреизм - и это благодаря своей непримиримости и бескомпромиссности, а также благодаря своей замкнутости, отсутствия интереса к другим философским школам, как об этом говорится у Цицерона.

Академический эклектизм. История платоновской Академии похожа на мифического Протея, способного менять свой облик. Но эта Академия меняла не только и не столько внешний облик, сколько свою внутреннюю сущность. Как совместить в единой традиции Академию Платона с Академией Спевсиппа и Ксенократа, у которых возобладал идеалистический пифагореизм, а эту пифагорообразную Академию с Академией плоского практического морализирования пресловутого псевдофилософа Полемона, а все это вместе с Академией скептической? Теперь настало время эклектической Академии, для которой характерно стремление преодолеть глубоко проникший в нее скептицизм и построить учение о возможности достоверного мировоззрения, используя и аристотелизм, и стоицизм, стремясь к консенсусу.

Эклектическую Академию называли четвертой и пятой: "Было, как говорит большинство, три академии. Первая и древнейшая - из приверженцев Платона, вторая и средняя - из приверженцев Аркесилая, слушателя Полемона, третья и новая - из приверженцев Карнеада и Клитомаха, некоторые же прибавляют и четвертую - из приверженцев Филона и Хармида, иные говорят и о пятой - из приверженцев Антиоха" (Секст Эмпирик. Три книги Пирроновых положений. I. 220)116. Филон из Лариссы в Фессалии, ученик Клитомаха Карфагенского, сменил его на посту схоларха Академии в 110/09 гг. до н.э. и был академическим схолархом в течение 22 лет, пока не бежал из Афин в 88 г. до н. э., устрашенный разразившейся в 89 г. до н. э. войной Митридата VI Евпатора (133-63 гг. до н. э.) с Римом. Бежал он не зря, потому что римский полководец Сулла, штурмуя неосторожно примкнувшие к царю Понта Афины, сперва разрушил Академию ("...не хватало леса, Сулла принялся за священные рощи: он опустошил Академию, самый богатый деревьями пригород, и Ликей" (Плутарх. Сулла, XII)1, а затем залил кровью Афины (солдаты, "получив от Суллы позволение грабить и убивать, с обнаженными мечами носились по узким улицам. Убитых не считали..." (Плутарх. Сулла, XIV)2. Филон оказался в Риме, где он открыл свою философскую школу философии и риторики, эту школу навещал Цицерон, ставший приверженцем академического скептицизма Филона, Клитомаха, Карнеада, Аркесилая...