Курсант Сенька

— Интересовался, — возразил я. — Просто не говорил. А про бой этот… ну, я слышал от ребят, что Мур уступает в опыте Дурану.

— И сколько ты поставил? — спросил батя.

— Сто двадцать рублей. Все, что на ферме заработал.

— Сто двадцать?! — батя вскочил со стула. — Да ты с ума сошёл! А если бы проиграл?!

— Но я же выиграл, — тихо сказал я.

— Это азарт, Сенька! — батя стукнул кулаком по столу. — Сегодня повезло, завтра всё спустишь! Так и до беды недалеко!

Мать тихо всхлипывала у печи.

— Я не буду больше, бать, — сказал я, глядя ему в глаза. — Честное слово. Просто… я не хотел быть вам обузой. Знаю, что вам тяжело.

Батя смотрел на меня долго, потом медленно опустился на стул.

— Эх, Сенька, Сенька… — он покачал головой. — Понимаю я всё. Только не таким путём надо деньги добывать.

— Я больше не буду, правда, — повторил я. — Это первый и последний раз.

— Смотри у меня, — батя погрозил пальцем, но в голосе уже не было злости. — Узнаю, что опять на что-то ставишь — ремня всыплю, хоть ты и взрослый уже.

— Не буду, — кивнул я.

— Ну ладно, — батя вздохнул. — Что с тобой делать… Мать, неси ужинать, что ли. Второй раз из-за тебя поужинаем. А то мать глаз не могла сомкнуть, пока тебя дома не было.

Мать же поставила на стол дымящуюся картошку, достала соленья. Я же положил три сотенные и сорок десятирублёвых купюр перед отцом.

— Это вам. На хозяйство.

Батя посмотрел на деньги, потом на меня, и я увидел, как в его глазах что-то дрогнуло.

— Спасибо, сынок, — сказал он тихо. — Только смотри, чтоб больше никаких ставок.

— Обещаю, — я улыбнулся.

Ужинали мы молча. Я думал о том, что всё обошлось. И о том, что родителям будет чуточку легче — пусть они и не мои настоящие родители…

Глава 5

Осень уже вот-вот вступит в свои права, а я, сдав все вступительные экзамены в училище, собрал необходимые вещи — пришло время отправляться на учёбу. Автобус, как назло, сегодня не ходил, и отец попросил своего давнего товарища Тимофеевича доставить меня на лошади до райцентра, откуда я уже самостоятельно должен был добраться на автобусе до города.

Родители снарядили меня в дорогу основательно. Мать заботливо уложила маринованные огурцы и помидоры, обернув банки старыми полотенцами, чтобы не разбились. Насушила сухарей, насыпала в холщовый мешочек лесных орехов. Батя же водрузил на телегу объёмную сумку с домашним салом, несколько банок сгущёнки, пачку индийского чая и горсть карамелек «Мишка косолапый».

— Батя, зачем столько всего? — вздохнул я с досадой. — Я же говорил, что могут не пропустить с этим добром в казарму.

— Если старшина попадётся толковый, то всё будет в порядке, — отмахнулся отец. — Скажешь, что из деревни приехал — сделают поблажку, тебе ведь в город отсюда гостинцев не навозишься. Да и быстрее со всеми подружишься, угостишь новых товарищей.

— Отец дело говорит, — поддержала мать, поправляя выцветший ситцевый платок. — Люди сказывали, многих с продуктами пропускают. Как же ты там без домашнего сала и солений обходиться будешь?

— Именно, — подхватил отец, назидательно подняв указательный палец. — В училище тебя не будут так кормить, как дома. Это тебе не мамины наваристые борщи да щи.

В это время к нашей избе неторопливо подошли Мишка с Кириллом и приветственно помахали мне.

— А Борька с Максимом уже уехали учиться? — улыбнулся я, обрадовавшись друзьям.

— Ага, — кивнул Миша, своим коренастым телосложением напоминавший медведя. — Я вот тоже скоро на ЗИЛ подамся.

— Ты главное без прав за руль не садись, — усмехнулся я. — А то Кирилла рядом может не оказаться.

Мы рассмеялись, а родители недоумённо переглянулись, но в наш разговор вмешиваться не стали — понимали, что у молодёжи свои секреты.

— А ты, Кирилл, куда? — спросил я, переводя взгляд на второго товарища.

— В армию пойду, — пожал он плечами и закурил «Прибой», щурясь от едкого дыма.

— Понятно, ну ты там осторожнее, — проговорил я с внезапной серьезностью.

Странная мысль пронзила меня… Сейчас ведь в Афганистане далеко не спокойно… И те кто потом от туда вернулись говорили, что вернулись они совсем другими людьми и в совершенно иную страну. Ведь вскоре всё изменится… А ещё говорили, что даже если вернёшься оттуда живым, то внутри уже не будешь прежним. И всё же армии не избежать после военного училища. Но это не суть — сначала просто в армии пробуду год, а в Афган в первый год никто никого так сразу не заберет.

— Постараюсь, — кивнул Кирилл, выпуская сизый дым. — Может, увидимся потом.

— Да, — ответил я, и голос мой прозвучал глуше, чем хотелось бы.

— Ехать пора, а то на автобус в райцентре опоздаешь, — окликнул нас Тимофеевич, поправляя выцветшую кепку.

Я крепко пожал руки товарищам, позволил родителям поцеловать меня на дорогу, а затем запрыгнул на телегу. Лошадь, тряхнув гривой, неторопливо двинулась в сторону районного центра.

— Счастливо! — крикнул отец мне вдогонку, а мать, украдкой смахнула слезу.

Мишка же молча курил, провожая меня взглядом и махая рукой напоследок. Я не знаю, что заготовила мне здесь судьба, но я во что бы то ни стало должен вернуться сюда — родители будут ждать. Пусть они мне никто, но я для них — единственная родная кровиночка. Так что я обязательно вернусь и проживу эту жизнь. Во всяком случае, вопросов у меня к произошедшему предостаточно…

* * *

Мой первый день в военном училище оказался удивительно предсказуемым. Ничего принципиально нового для меня там не обнаружилось. Только вот с продуктами меня в казарму не пропустили, так что зря только собирали…

Дальнейшие события развивались по чёткому армейскому сценарию — получил удостоверение курсанта, подвергся ритуальному обнулению волосяного покрова. Затем, как и все, отстоял положенное в очереди за повседневной формой: китель, брюки, фуражка. Для полевых занятий выдали защитную гимнастёрку, брюки навыпуск и хромовые сапоги. После этого нас, новобранцев, разместили в казарме. Там нас ознакомили с правилами внутреннего распорядка. Я полагал, что принятие военной присяги состоится в ближайшие дни, но оказалось — только через две недели.