Курсант Сенька

Эх, дурень! Зря он это сказал — я ведь предупреждал…

— Четыре наряда вне очереди, — огорошил его Кузеванов без промедления. — Заодно между мытьём отхожих мест все лампочки в казарме перемоете и на улице фонари тоже, чтобы свет всегда падал как надо, — ухмыльнулся Кузеванов.

— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! — старался из последних сил не раскиснуть Колян. — Разрешите обратиться! Что мне с гимнастёркой делать?

— Товарищу прапорщику Гурову об этом доложите, что свет в последнее время не так на вашу гимнастёрку падает. Думаю, он «обрадуется», — Кузеванов хищно улыбнулся, и Овечкин совсем поник.

Затем началась физическая зарядка и строевая подготовка. После занятий же я подошёл к товарищу и похлопал его по плечу.

— Держись, Коля! Только сначала с сортиров начинай, а потом уже за лампочки принимайся. Говорят, лучше с самого поганого начинать — мол, так дела спорятся, — сказал я ему.

— Звучит, как издёвка, — вздохнул он.

— Овечкин, я же тебя предупреждал. Сделал бы как я, то одним нарядом бы отделался и фонари бы не драил, — сказал я ему напрямик. — Тебя за язык никто не тянул.

— Это всё ты, Лёха, виноват, — Коля, словно разъярённый бык, покосился на Форсункова.

— А я что? Как лучше ведь хотел, — и Алексей тут же начал отступать.

— Форсунков, а ну иди сюда, колобок недоделанный! — Овечкин уже закатал рукава и понёсся за ним.

А мы с Рогозиным так и стояли, наблюдая, как Алёша удирает от Коляна по плацу.

— Форсункову ещё хвостика спиралью не хватает и хрюкающих звуков, — рассмеялся Пашка, и я вместе с ним.

Однако нам с Рогозиным тоже вскоре стало не до смеха — на следующей неделе под раздачу попал уже Пашка. На строевой подготовке вместо того, чтобы повернуть по команде направо, он, как назло, запутался и повернул налево. Так что Рогозина за такое ждали наряды не лучше, чем у наших товарищей.

И ладно бы, он просто картошку чистил или посуду мыл в столовой. Нет… Бедолагу в первую неделю заставили бесцельно рыть глубокие ямы, а потом засыпать их обратно той же землёй. Никакой цели, никакой логики… Потом он кирпичи таскал с одного места на другое и обратно — ну хоть подкачается немного, думали мы. Ещё противогазы ровно у всех расставлял, и его даже посреди ночи будили и проверяли тумбочку на наличие выдуманных предметов. В общем, за те несколько недель наказания он и старшекурсников повеселил, и командованию запомнился.

А однажды, прогуливаясь вечером с товарищами по территории училища, мы обнаружили его на заднем дворе казармы. Рогозин стоял на коленях, сжимая в руках зубную щётку, словно последнюю надежду на спасение.

— Рогозин, ты чем занимаешься? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— А ты догадайся, Семёнов, — Паша горько усмехнулся. — Территорию подметаю зубной щёткой. Надеюсь до отбоя управиться, иначе ещё нарядов вне очереди добавят, — он тяжело вздохнул, и в этом вздохе слышалась вся тяжесть курсантской доли.

— Слушай, мы бы помогли, — Овечкин неловко потёр затылок. — Но за тобой наблюдают старшекурсники, и тогда нас самих заставят неделями вкалывать.

— А как же делить все тяготы со своими товарищами в бою? — в голосе Паши звучало неподдельное возмущение.

— Так у нас ведь здесь не фронт, — пожал плечами Коля. — И вообще, это закаляет характер. Спать будешь крепче от усталости.

— Ага, как же я счастлив! — Рогозин всплеснул руками. — Просто не выразить словами эту радость!

— Курсант Рогозин! — и тут окрик младшего сержанта Деньцова прервал наш разговор. — А ну прекрати болтовню! У тебя время ограничено до отбоя, а мусора ещё полно! — он не сдержал ехидного смешка, от которого Пашке, судя по его лицу, стало ещё тоскливее.

— Так точно, товарищ младший сержант! — отчеканил Рогозин, вскакивая по стойке «смирно». — Есть работать!

Мы двинулись дальше, чтобы не мешать ему. Правила были просты и жестоки — поможешь товарищу с наказанием, сам получишь наряд вне очереди. А нас четверо, и если каждый раз выручать друг друга, то все годы учёбы проведём в нарядах.

— Ну что, Семёнов, — Овечкин положил мне руку на плечо, — ты у нас следующий на очереди. Мы все уже по первому наказанию отхватили. Значит, и тебе не избежать этой участи.

— Возможно, но ты лучше не каркай, — я решительно мотнул головой. — И вообще, что ты тут разгуливаешь? Тебе разве не пора фонари драить? Твои новые подружки-вороны на высоте уже заждались.

— Умеешь ты настроение испортить, Сенька, — вздохнул товарищ. — Пошёл я на склад за тряпками. Бывайте!

— Давай, — мы с Форсунковым помахали ему вслед.

А я теперь надеялся продержаться как можно дольше без наказаний и даже усмехался про себя — возможно ли такое вообще в военном училище? Что ж, предстояло проверить…

Временем позже

Время летело незаметно, и я, к собственному удивлению, начал привыкать к новой жизни. В моём времени училище казалось каторгой — я бредил спортом, мечтал о соревнованиях. А здесь всё складывалось проще, хотя логика подсказывала обратное. Странное дело — будто я оказался именно там, где и должен был быть. Душа словно сбросила груз лет, помолодела.

Очередное же утро началось с команды «Подъём!». Все вскочили, кроме Дятлова, который дрых без задних ног после ночной самоволки. По крайней мере, он не застрял в форточке, как Форсунков неделю назад. Мы торопливо натягивали гимнастёрки, заправляли койки по уставу — одеяло в три сложения, простыня натянута так, чтобы монета отскакивала.

И надо же было именно сегодня товарищу Деньцову нагрянуть с проверкой! Он чиркнул спичкой и объявил.

— Кто не успеет собраться, пока горит спичка, отправится в наряд вне очереди!

Разумеется, Дятлова он заметил сразу.

— Товарищ командир отделения, — доложил дневальный по роте, — курсант Дятлов находится в постели.

— Вижу, — оборвал Деньцов и кивнул старшекурснику. — Ведро воды, живо!

Через минуту ледяная вода обрушилась на спящего.

— Химическая тревога! — гаркнул Деньцов.

Перепуганный Дятлов, с выпученными от ужаса глазами, судорожно зашарил в поисках противогаза. А казарма грохнула хохотом.

Так что день начался со смеха, но продолжился тяготами практических занятий. Нас доставили на полигон, где под бдительным оком товарища старшего лейтенанта Кузеванова мы отрабатывали стрельбу. Сентябрьский ветерок пробирал до костей — гимнастёрки уже не спасали от осенней прохлады. Мы с ребятами, как обычно, расположились рядом на огневом рубеже.

Лежим на плащ-палатках, постреливаем. Вдруг слышу восторженный возглас Форсункова.