Курсант Сенька

Самое странное — они говорили о моём отце, который давно умер. Это рай? Или я в коме после спасения? Но на сон не похоже — пронизывающий ветер был слишком реален, заставляя меня дрожать от холода.

— Парни, где мы? — спросил я, всё больше недоумевая. — И что вы несёте? Мой отец давно умер, — на моих губах застыла нервная усмешка.

Товарищи испуганно переглянулись. Кудрявый медленно снял кепку.

— Сенька, тебя бес попутал? — произнёс он тихо. — При отце такого не ляпни — зарубит тебя топором.

По правде говоря, его слова меня встревожили, как и всё происходящее вокруг. Решил, что лучше не расспрашивать их про горящий дом и прочее. Что-то здесь нечисто… Может, я сошёл с ума? Но когда это случилось? Пожалуй, подыграю им, пока во всём не разберусь. Сейчас мне ясно лишь одно — почему-то я знаю этих парней, да и деревенька кажется знакомой, словно всю жизнь здесь прожил.

Я внимательно оглядел товарищей. На одном — брюки колокола, какие я когда-то носил. На других — чёрные спортивные штаны «Адидас» с белыми полосками, серо-чёрные свитера. Все молодые, но одеты странно, не по-современному. Будто время здесь остановилось. Или в деревнях до сих пор всё по-старому? Удивительно, что молодёжь одета в стиле ушедшей эпохи — так одевались в начале восьмидесятых.

— Сеня, ты чего нас разглядываешь? — щёлкнул пальцами Борис. — Скажи хоть что-нибудь. Ты какого лешего сейчас про отца нёс? У тебя что, рассудок помутился?

— А… — я замялся, не зная, что ответить. — Просто ещё не пришёл в себя, — пожал плечами и поднялся. — Думал, правда утону ведь, парни! Спасибо, что спасли!

— Зачем ты благодаришь? — с обидой спросил парень с квадратным подбородком, которого, как я откуда-то знал, звали Мишей. — Ты что, думаешь, мы бросили бы своего друга умирать? За кого ты нас принимаешь?

— Я совсем не это имел в виду, — чёрт, почему мой голос звучит иначе? Какой-то юношеский… — Просто рад, что вы у меня есть, — попытался я выкрутиться.

— А, ну так бы сразу! — улыбнулся кудрявый Максим и надел кепку-восьмиклинку. — Пошли ко мне, печь затоплю, одежду обсушишь, чаем с баранками угощу. Родителей всё равно нет — мать в коровнике на дойке, отец в полях на уборке картошки, вернётся только вечером.

Я заставил себя улыбнуться, кивнул и побрёл следом. Сначала держался позади, но когда понял, что моё тело помнит дорогу, ускорил шаг, словно на автомате — холод пробирал до костей. Я разглядывал свои руки — чужие руки! — и дрожь пробирала уже не только от холода. Не было прежних мышц и крупных кулаков — передо мной были руки молодого парня: крепкие, жилистые, но не мои.

Погружённый в эти мысли, я чуть не врезался в столб. Вовремя очнулся и увидел проезжающего на велосипеде «Урал» священника в чёрной рясе. Товарищи поздоровались с ним, и я, сам того не осознавая, сделал то же самое, безошибочно назвав его по имени. Может, стоит потом зайти в церковь? Всё это похоже на какую-то ловушку разума. Господи, куда я попал? Где моя жена и дочь? Я ведь был готов встретиться с ними, а теперь от меня будто ничего не осталось — что с моим телом и кто все эти люди?

Тем временем мы добрались до небольшого деревянного домика с облупившейся синей краской. Во дворе громко лаяла собака. Максим открыл калитку и прикрикнул на большую рыжую псину.

— Пышка, прекрати, говорю! — пригрозил он ей кулаком. — А ну на место своё пошла!

Собака, оскалившись на нас, попятилась задом в будку, где вповалку лежала пожелтевшая солома. Цепь у неё была длинная, и я постарался как можно быстрее проскользнуть в дом — не хотелось, чтобы эта Пышка вцепилась мне в ногу.

В доме места было в обрез — две крохотные комнатки. Русская печь занимала почти всё пространство кухни, рядом — стол, стулья, а в углу темнели старые иконы. Максим же быстро натаскал дрова и растопил печь. А Борька взялся ставить самовар, и я с любопытством наблюдал за этим действом. По одежде вроде начало восьмидесятых, а по сути… В этой глухомани, кажется, время застыло где-то между эпохами. Впрочем, может, на то она и глухомань, что здесь всё движется медленнее?

— А ты чего с самоваром-то решил возиться? — усмехнулся вдруг Максимка, поглядывая на Борьку. — У нас же чайник есть алюминиевый.

Я немного выдохнул — значит, не всё так архаично.

— Моя бабушка говорила, что из самовара вкуснее, — улыбнулся узколицый.

— Делать тебе больше нечего, — хмыкнул Макс и перевёл взгляд на меня. — Сенька, а ты чего сидишь? Снимай одежду и на стул к печи вешай!

— Да, сейчас.

Я поднялся с места и, сняв всё мокрое, аккуратно развесил вещи на стульях. Товарищ подал мне полотенце, всё в катышках, явно из советского махрового комплекта. Я решил, что пора расставить все точки над «И».

— А где здесь зеркало?

— Там, в спальне, небольшое круглое на полке, и большое в предбаннике есть, — ответил Макс.

Мне не хотелось выходить на улицу, где караулила злая собака. Я отошёл в другую комнату и, взяв с полки зеркало, заглянул в него. Из стекла на меня смотрел совершенно другой человек — и в первый момент меня это пронзило ледяной дрожью. Овальное лицо, темные волосы, юный и ещё даже не возмужавший облик. Одним словом — совсем молодой парень, и это даже не моё лицо времён юности.

Я что, теперь какой-то Сенька — деревенский паренёк из восьмидесятых? И мне что, теперь всю жизнь с нуля начинать? Но как же так? Я думал, что она уже закончилась…

Глава 2

Высушив одежду и выпив чай с мёдом, я попрощался с товарищами и отправился домой. К счастью, я знал дорогу, а точнее, её знал тот, кому когда-то принадлежало это тело. Выходит, парень умер, а моя душа и разум переселились в его оболочку? Ох, до сих пор с трудом в это верится — нужно изрядно напиться, чтобы принять такую реальность. Но какой у меня выбор? Остаётся лишь прожить жизнь, которая мне теперь досталась.

Прежде всего, нужно увидеть свою семью и разобраться в ситуации. Я брёл по улице, засунув руки в карманы брюк. Вдали пыльную дорогу пересекло стадо блеющих овец, а из-за поворота донеслись крики встревоженных гусей. Навстречу мне выбежали двое парней в серых пиджаках и кепках. Один держал какой-то мешок, и оба явно спасались бегством. Поравнявшись со мной, они молча сунули мне в руки мешок и скрылись в переулке.

Сначала я растерялся, но, заглянув внутрь, увидел яблоки. Явно краденые — вскоре из-за поворота появилась пожилая женщина в длинной юбке и застиранном ситцевом платке, размахивающая тростью.

— Ах, паразиты! Кто украл мои яблоки? — причитала она.

Морщинистая старушка заметила меня с мешком и, прищурившись, заковыляла в мою сторону.

— А ну, Семёнов, что там у тебя? — прозвучал её недовольный голос.

— Яблоки, похоже, ваши, — спокойно ответил я. — Давайте помогу донести их до дома?

Она заглянула в мешок и сердито посмотрела на меня.

— Конечно, мои! — воскликнула она, выхватив мешок. — Ты что же, Сенька, сволочь эдакая! Ограбил старую женщину, а теперь издеваешься, предлагая помощь? Я твоему отцу всё расскажу — он тебя так выпорет, что неделю сидеть не сможешь!