Курсант Сенька
Шрифт:
— Вот, что значит научный подход! Я же говорил вам — главное — правильная наживка и умение! — важно заявил он.
— Да ладно тебе заливать! Просто повезло тебе сегодня! — весело махнул рукой Максим.
— Не повезло, а знания! — упёрся в ответ Борька.
Мы дружно рассмеялись над его серьёзностью, хотя в душе немного завидовали такому улову. Но домой возвращались довольные и счастливые — с рыбой в руках, приятными воспоминаниями в сердце и удивительным ощущением того, что детство ещё не совсем нас покинуло. А ведь мне-то уже сорок пять… Кто бы мог подумать,
Я даже не мечтал об этом никогда. И пусть впереди меня ждёт неизвестность, одно я знаю точно — я не хочу забывать свою настоящую семью — Ларису и Алёнку. Я не хочу позволить им превратиться в далёкие расплывчатые образы в моей памяти. Я всё ещё не готов отпустить их окончательно…
Наверное, теперь мне придётся жить сразу двумя жизнями одновременно. Ну и пусть! Со мной случилось настоящее чудо — я оказался здесь, в прошлом. А значит, возможно произойдёт ещё что-нибудь удивительное… Я буду ждать…
Глава 17
Летние каникулы пролетели, словно их и не было вовсе. Казалось, еще вчера я стоял на пыльной остановке в Березовке, сжимая материнскую руку и ловя отцовский взгляд, а сегодня уже шагаю по знакомым коридорам училища.
— Семенов! — голос ударил в спину, как хлопок ладони. Обернулся, а там Леха Форсунков волочит потрепанный чемодан, весь какой-то осунувшийся, но глаза блестят по-прежнему.
— Ну что, деревенский, истосковался по нашей казарменной романтике?
— Еще как! — рассмеялся я, хлопнув его по плечу так, что тот качнулся. — А ты где все лето прохлаждался? Родители на дачу не вывозили?
— Куда там, — Леха махнул рукой, будто отгоняя муху. — Отец рубанул — раз в военные подался, так и ишачь как мужик. Все лето на заводе спину гнул, токарем подрабатывал. Руки до сих пор помнят станок.
К нам подтянулись Пашка Рогозин и Колька Овечкин. Пашка выглядел так, словно его только что разбудили — глаза мутные, волосы торчком. А Колька, наоборот, светился, как начищенная пуговица.
— Парни! — Колька потер ладони, аж искры полетели. — Я так истосковался по нашим занятиям! Дома совсем закис, мать с утра до ночи на картошку гоняла.
— Ну да, Овечкин, — Пашка усмехнулся криво, — ты у нас спортивная машина. Тебе бы только носиться да скакать.
— А что в этом плохого? — Колька вскинулся, как петух. — Лучше твоей физики с математикой, от которой мозги плавятся.
Так переговариваясь, мы устроились в привычной казарме. Второй курс — уже не салаги, знаем все закоулки, все капризы начальства. Но расслабляться нельзя — программа давит все сильнее, как пресс.
И уже на следующий день занятия накрыли нас, как лавина. Первой парой — физика у майора Павлова. Он вплыл в аудиторию своей неторопливой походкой, бросил на стол потрепанный конспект и окинул нас взглядом, от которого хотелось съежиться.
— Товарищи курсанты, — голос его резал воздух, — надеюсь, за лето вы не растеряли знания о законе Ома и расчете сопротивления проводника?
— Семенов, выручай, ты же
у нас мозговитый, — Леха толкнул меня локтем так, что ребра заныли.— Сам шевели мозгами, — прошипел я. — Не грудной младенец.
Майор поймал наш шепот, как рыбак — рыбу на крючок.
— Курсант Форсунков! Расскажите-ка нам о зависимости сопротивления от температуры.
Леха взволнованно вскочил.
— Товарищ майор, при повышении температуры сопротивление… э-э-э… растет?
— Правильно, но звучит неуверенно, как мычание теленка. Садитесь! Курсант Семенов, дополните ответ товарища.
Я поднялся, чувствуя, как все взгляды впиваются в спину.
— Товарищ майор, сопротивление металлических проводников увеличивается с ростом температуры по линейному закону. Причина — усиление колебаний атомов кристаллической решетки.
— Вот так надо отвечать. Четко, как автоматная очередь. Садитесь!
После физики же нас ждала радиационная, химическая и биологическая защита. Подполковник Черенков — человек, от которого веяло стальным холодом. Он объяснял устройство противогаза ГП-5, рассказывал о поражающих факторах ядерного взрыва так, словно сам их видел.
— Товарищи курсанты, вбейте себе в головы раз и навсегда — ваша жизнь и жизнь подчиненных висит на волоске от того, насколько крепко засядут в мозгах эти знания. Войны это — не романтика с пулями и снарядами. Это химическая смерть, биологическая зараза, радиоактивный ад на земле.
— Товарищ подполковник, а сколько времени защитного действия у противогаза ГП-5? — Колька взметнул руку, словно штык на атаку.
— Дельный вопрос, курсант Овечкин, — подполковник кивнул с одобрением. — При концентрации отравляющих веществ не выше пороговой — до шести часов беспрерывной работы.
В общем грызли мы гранит науки, как могли. А после обеда нас ждала огневая подготовка — мое любимое дело. Капитан разложил на столе автомат и принялся объяснять устройство, чтобы мы повторили все хорошенько.
— Семенов! — рявкнул он. — Покажите товарищам неполную разборку автомата.
Я подошел к столу, взял автомат — металл еще хранил тепло от предыдущих рук. И пальцы заработали сами — отделил магазин, извлек пенал с принадлежностями, снял крышку ствольной коробки. Возвратная пружина с направляющим стержнем, затворная рама с затвором, газовая трубка со ствольной накладкой — все летало в руках, как в замедленном кино.
— Время? — бросил капитан сержанту.
— Тридцать две секунды, товарищ капитан!
— Сойдет, Семенов, но можно резвее. Кто следующий?
Пашка пошел к столу, но руки у него тряслись — почти минута мучений. Леха же справился за сорок пять, а Колька — за тридцать восемь.
— Рогозин, — капитан смерил Пашку взглядом, от которого тот сжался. — Вам тренироваться и тренироваться. Автомат должен разбираться вслепую.
— Есть, товарищ капитан! — Пашка вытянулся, но голос дрогнул.
А вот уже следующий четверг нам врезался в память, как осколок — физподготовка. Старший лейтенант объявил войну — полоса препятствий на время, командами.