Курсант Сенька

— Темная лошадка. Был археологом, потом на нефти разбогател. Говорят, одержим идеей — собрать все сокровища древнего мира под одной крышей. Замок у него где-то в Шотландии…

Самир не договорил — снаружи раздались шаги. Все замерли, как статуи. Фарид осторожно приоткрыл дверь на миллиметр.

— Патруль, — одними губами. — Обычная проверка.

Но секунды тянулись, как годы. И наконец шаги растворились в ночи.

— Играем с огнем, — прошептал Абу Марван. — Если засекут здесь…

— Не засекут, — отрезал Самир, но в голосе дрогнула неуверенность. — Завтра все кончится. Сокровища уплывут в частные коллекции, а мы станем богачами.

Но каждый из них знал — некоторые сокровища слишком ценны, чтобы исчезнуть бесследно. Рано или поздно кто-то начнет охоту…

* * *

Декабрьский ветер бил в окна казармы. Я захлопнул учебник по тактике — буквы уже расплывались перед глазами. До зимних каникул две недели, а в училище воздух накален до предела. Мы все это чувствовали…

— Семенов, опять грызешь гранит науки? — проворчал Леха. За полгода он похудел килограммов на десять — физподготовка выжимала из нас все соки, но жрать хотелось по-прежнему.

— Завтра военная топография, — буркнул я. — А ты лучше азимуты повтори, не то майор тебя в порошок сотрет.

Пашка же — наш местный педант, тем временем аккуратно складывал форму на табуретке. Каждая складка идеальна, каждая пуговица на месте.

— Сеня прав. Майор вчера предупредил — будет спрашивать без жалости. Особенно после истории с четвертым курсом.

— Да какая там история! — Колька мрачно ухмыльнулся. — Старшаки совсем оборзели.

Я отшвырнул книгу — то, что творилось последние дни и правда переходило все границы. Четверокурсники открыто издевались над нашим взводом, прикрываясь статусом выпускников. Но только я подумал об этом, дверь казармы распахнулась с треском.

— Семенов! К ротному, марш-марш!

Сердце ухнуло в пятки. Я быстрым шагом помчал в штаб. В коридоре опять въедливо воняло хлоркой. Капитан Дубов сидел за столом, уткнувшись в документы. Усталость лежала на его лице, как пыль на старой мебели.

— Товарищ капитан, курсант Семенов по вашему приказанию прибыл!

— Вольно, Семенов. Садись, — он поднял глаза — тяжелые, измученные. — Знаешь, зачем вызвал?

— Никак нет, товарищ капитан!

— Не валяй дурака. Вчера в столовой случился инцидент между твоим взводом и четвертым курсом. Колись, как было дело.

В горло пересохло — вчера старшак Щукин с корешами заставлял Пашку отдать свой ужин. А когда тот отказался, его начали унижать при всех. Ну я не выдержал и вмешался.

— Товарищ капитан, курсант четвертого курса Щукин нарушил устав, требуя от младшего…

— Стоп! — Дубов поднял руку, словно останавливал танк. — Щукин подал рапорт. Пишет, что ты его оскорбил и толкнул. Серьезное нарушение дисциплины, Семенов. Понимаешь, что тебе грозит?

Кровь ударила в виски — исключение за два года до выпуска — это бред.

— Товарищ капитан, разрешите объяснить ситуацию полностью?

— Говори. Только правду, без прикрас.

И я выложил все как на духу. Как Щукин с подельниками устроили настоящий террор, унижали ребят, заставляли выполнять личные поручения, чистить их сапоги. Как вчера дошло до того, что начали отбирать еду.

Дубов слушал молча, лишь изредка кивая. И когда я замолчал, тяжело вздохнул.

— Понятно. Но факт есть факт — ты поднял руку на старшего по званию. По уставу это…

— Товарищ капитан! — в дверь неожиданно постучали. — Разрешите войти?

— Входи, Зайцев!

Прапорщик вошел с пачкой бумаг в руке.

— Товарищ капитан, поступили еще четыре рапорта от курсантов второго курса на действия Щукина и его группы. Плюс свидетельские показания первокурсников.

И лицо Дубова потемнело — он быстро пролистал документы.

— Семенов, возвращайся в казарму. Завтра утром жду полный письменный отчет. И передай своим — никаких самосудов! Все через командование.

В казарме ребята ждали, как приговоренные.

— Ну что? — Колька сжал кулаки. — Исключают?

— Пока нет. Но дело серьезное — капитан требует отчет.

— А если Щукин со своими придет мстить? — Леха грыз ногти. — Они же знают, что мы настучали.

— Не настучали, а восстановили справедливость, — отрезал Пашка. — Устав для всех одинаков.

Он прав — у нас не было выбора. Тяжко было тягаться с четвертым курсом. И даже третий курс помочь нам не мог — у них свои проблемы были с учебой перед каникулами. Поговорили мы так немного об этом и легли спать. Но ночь прошла тревожно — каждый шорох в коридоре заставлял вздрагивать. Утром же на построении атмосфера накалилась до предела. Четверокурсники бросали злобные взгляды, но мы держались кучно, готовые ко всему.

А после завтрака меня снова вызвали к Дубову. В кабинете же еще сидел подполковник — замначальника училища по воспитательной работе.

— Семенов, — начал подполковник, — дело приобрело серьезный оборот. Провели служебное расследование. Курсант Щукин и трое его сообщников отчислены за грубые нарушения воинской дисциплины и издевательства над младшими курсантами.

И у меня с плеч свалился огромный груз.

— А ты, Семенов, получаешь благодарность за принципиальную позицию и защиту товарищей. Но запомни — в следующий раз сначала обращайся к командованию. Понял?

— Так точно, товарищ подполковник!

В казарме же ребята не сразу поверили, что новости хорошие. Но вскоре Колька расплылся в улыбке.

— Вот это да! Справедливость восторжествовала!

— Теперь можно спокойно готовиться к каникулам, — облегченно вздохнул Пашка.

— И к экзаменам, — пробурчал Форсунков. — А то еще можем вылететь за неуспеваемость!

И мы рассмеялись — впервые за много дней. За окном все также выл декабрьский ветер, но в казарме стало тепло и спокойно. Выстояли и на этот раз! Я даже понял главное — жизнь требует гибкости. Нельзя гнуть одну линию во всех ситуациях. Даже во взрослом возрасте важно менять подходы, учиться решать проблемы по-новому. И в ту ночь я уснул с довольной улыбкой. Глубокий сон окутал меня быстро и крепко.