Курский излом

Кроме того, ощущалась некая расслабленность в действиях офицеров управления 6-й гв. А. За три месяца оперативной паузы психология людей заметно поменялась, они полностью перестроились на мирный ритм жизни, и резко изменить это состояние было невозможно, хотя обстановка этого требовала.

Поэтому вечером 5 июля заместитель начальника штаба фронта генерал–майор С. И. Тетешкин в разговоре с начальником оперативного отдела штаба 6-й гв. А отмечал:

«Тов. Рыбко, в каждой оперсводке и боевом донесении требуется указать положение своих частей, и на каждое время это положение. В ваших опердокументах до сего времени этого не было. По всем существующим приказам и распоряжениям о всех происходящих изменениях в обстановке требуется немедленно доносить вышестоящему штабу. До последнего времени я вынужден вытягивать Вас, а дальше буду вытягивать начальника штаба для того, чтобы получать данные через каждые два часа.

Противник действует подвижными частями, обстановка динамична и неоднозначная, и незнание положения противника, а также и своих войск не дает возможность командованию нашего хозяйства своевременно и правильно реагировать на обстановку. Иванов требует упорядочить этот вопрос, не дожидаясь установленных сроков представления донесений, по мере получения новых данных немедленно доносить [448] нам. Если вы не уверены в правдивости тех или других данных, то оговаривайте, что эти данные требуют проверки. У нас получился, и в дальнейшем будет получаться великий разнобой и разноречивые данные, у моего хозяина и у меня, т. к. хозяин непосредственно говорит с вашим хозяином, который дает новые сведения, но они в ваших документах не фигурируют. Прошу все это передать т. Пеньковскому и наладить своевременную информацию»{396}.

5 июля 1943 г. можно считать днем рождения одной из масштабных и живучих легенд Великой Отечественной войны. Именно в этот день в штабах всех уровней войск Воронежского фронта начали получать донесения, прежде всего из артиллерийских частей, о массированном применении противником тяжелых танков в полосе фронта. И главное — о значительных успехах в борьбе с ними. В абсолютном большинстве документов отмечалось, что та или иная часть уничтожила несколько «тигров» или «пантер». Кстати, о «тиграх» из стрелковых дивизий и полков 6-й гв. А сообщений в первый день не обнаружено, в лучшем случае говорится о тяжелых танках. А вот артиллеристы, в силу своей специфики, обязаны были распознать типы боевых машин противника и сообщить о них вышестоящему командованию. Однако именно в штабах артчастей и началась путаница.

Дело в том, что в первый день наступления противник на участке армии генерала И. М. Чистякова ввел в бой одновременно три типа танков и несколько марок самоходных артиллерийских установок, которые против Красной Армии или вообще не применялись, или использовались довольно редко. Так, до начала Курской битвы танков Т-5 «пантера» в действующих соединениях вермахта не было, не были знакомы нашим бойцам и САУ «Хуммель» и «Веспе». «Тигры» применялись локально. Наиболее крупные бои с применением этих машин развернулись под Харьковом в феврале — марте 1943 г., но и там действовал лишь один отдельный танковый батальон. Поэтому подавляющее большинство артиллеристов, как говорится, «живьем» этого «зверя» не видели. В лучшем случае им приходилось читать памятку «Наиболее уязвимые и поражаемые места немецкого тяжелого танка Т-У 1 и способы борьбы с ним», выпущенную в 1943 г. Воениздатом большим тиражом. В этой брошюре танк был нарисован для того, чтобы указать наиболее уязвимые места. Понятно, что рисунок и натуральный объект заметно отличались и сразу определить в ходе боя, какие танки атакуют, достаточно сложно.

Несколько изменила свой облик и уже ранее известная «четверка» — основной танк вермахта. В ходе операции «Цитадель» [449] применялась их модификация Т-4Н. Значительное число этих машин было оснащено специальными навесными бронещитами, которые навешивались на оба борта для прикрытия ходовой части от флангового огня артсредств. Эти элементы защиты визуально увеличивали размеры танка. В ходе атак, когда в одном строю шли и Т-3 и Т-4Н, создавалось впечатление, что последний — это совершенно новый тяжелый танк. Нередко советские войска его принимали за «тигр», в некоторых отчетных документах приходилось встречать обозначения «танк Т-4Н «тигр».

В силу этих причин после первых боев из иптапов и бригад начали уходить сообщения о значительном числе подбитых тяжелых боевых машин разных марок. Но так как в основном при подготовке артиллеристов обращалось внимание на «тигры», об этих же боевых машинах трубило на весь мир и ведомство Геббельса, то все пораженные тяжелые танки считали «тиграми». Даже когда в боях участвовали «пантеры», их тоже относили к разряду «тигров». Кроме того, большинство подбитых или поврежденных машин находилось на нейтральной полосе или территории, контролируемой врагом, и детально рассмотреть возможности не было.

Согласно архивным документам, ежедневно из войск Воронежского фронта поступали данные об уничтожении или выводе из строя десятков «тигров». Причем не только от артчастей. По данным штаба БТ и MB, за период оборонительной операции командование танковых соединений донесло об уничтожении 400 «тигров», в то время как, по мнению командования БТ и MB, на участке фронта действовало не более 200 этих машин.

Вот и возникла иллюзия, что против Воронежского фронта немцы двинули «стаи» из сотен «тигров». Командующий артиллерией фронта генерал Варенцов признавал:

«В итоге первого дня боев тяжелые танки были приняты за тип Т-6 «тигр». Только значительно позднее удалось установить, что с начала июля противник применяет тяжелые танки двух типов «пантера» и «тигр»{397}.

Когда же эта ошибка выяснилась, то о «тиграх» не забыли, просто уже существующие легенды обросли новыми подробностями и деталями. Свою лепту в формирование образа «фашистского зверинца Огненной дуги» внесли армейская и центральная печать. Журналисты в ярких красках описывали ожесточенные схватки наших воинов с гитлеровскими «животными», прибавив к ним еще и «фердинанд» — супермощные самоходки, которые сумели уничтожить войска Центрального фронта. О них на политинформациях и собраниях в ротах [450] и батальонах рассказывали политработники на всех фронтах и во всех армиях. В ходе этих бесед, естественно, прибавлялось и то, чего в природе не было, но в памяти бойцов и командиров эта информация откладывалась.

После войны непроверенная информация из оперативных сводок и боевых донесений, а также из красноречивых репортажей фронтовых корреспондентов, которых ввели в заблуждение, перекочевала на страницы книг, периодических изданий. Легенду о том, что основная масса бронетехники врага на Курской дуге состояла из «тигров», «пантер» и «Фердинандов», значительно усилили мемуары военачальников и полководцев Красной Армии. Надо честно признать, большинство из них знали, что это выдумка, но, стремясь создать образ более сильного и свирепого врага, которого сумели–таки разгромить наши доблестные воины, баснописцы в погонах игнорировали известные им факты и продолжали использовать в своих книгах, выходивших миллионными тиражами, пропагандистские штампы прошлого. В условиях, когда более полувека наши военные архивы находились на замке, а публиковавшиеся на западе материалы были недоступны, да и относились к ним как к пропагандистским уловкам потенциального противника, именно мемуарная литература и написанные на ее основе исследования становились главным источником, откуда черпали сценаристы и режиссеры информацию для фильмов, формировавших представления граждан Советского Союза, а затем и России о Курской дуге. Это касается не только вопроса о бронетехнике противника, но и всей истории этой битвы в целом.

Каково же реальное число боевых машин Т-5 и Т-6, находившихся в составе соединений ГА «Юг» перед началом операции «Цитадель»? Боевой состав танковых корпусов приведен в таблице 1. Из этих данных видно, что каждая из моторизованных дивизий 2-го тк СС располагала лишь одной ротой «тигров» численностью 13–15 машин, а в составе 48-го тк имелось лишь 15 Т-6. Таким образом, в полосе 6-й гв. А враг мог применить лишь 57 «тигров» (чуть больше отдельного батальона), что составило 6,2 % общего числа всех танков 48-го и 2-го тк СС. Основная их часть была сосредоточена на левом фланге в полосе наступления эсэсовского корпуса. Надо учитывать и тот факт, что не все машины были на ходу. Так, по свидетельству унтер–шарфюрера В. Вендта, служившего в 13-й «тяжелой» роте мд СС «Лейбштандарт», наутро 5 июля в роте из 13 танков два танка Т-6 находились в ремонтных мастерских и в наступлении не участвовали. Хотя в документах корпуса указывалось, что в ремонте один танк{398}.

Значительно больше было «пантер». Как уже упоминалось [451] выше, все они находились в полосе 48-го тк и в течение всего периода наступления не переподчинялись другим соединениям. 51-й и 52-й танковые батальоны действовали соответственно в полосе 11-й тд и мд «Великая Германия». На 5 июля из двухсот в строю числилось 184 танка{399}.

Следовательно, в 4-й ТА на 4 июля 1943 г. находилось 257 танков Т-5 и Т-6, что составило 28 % всех танков — меньше трети.

Важным результатом дня стало определенное «прозрение» врага. Русские с ужасающей решимостью и настойчивостью, погибая целыми подразделениями, перемалывали германские войска. Все, кто участвовал в этом сражении, в один голос утверждают — после нескольких часов наступления немцы поняли, что столкнулись с уже другой Красной Армией. Образ деморализованного, бежавшего под ударами танковых клиньев вермахта, оставляя сотни километров родной земли, русского солдата таял как дым. Генерал СС М. Симон, командовавший полком в мд «Мертвая голова», в ходе Курской битвы вспоминал: