Лабиринты чувств

— Тоже мне! — фыркнула та. — Можно подумать, я не понимаю…

— Вэн? — коротко бросала Юлька, выразительно поглядывая на Ольгу. — Вэа? Ол-райт!

Она раскраснелась, щеки горели, глаза блестели. Заметалась по комнате, лихорадочно выбирая, что надеть.

— Ого! — подняла бровки Оля. — Убегаешь? А говорила, статью писать…

— Это рабочая встреча, — буркнула Юлька.

— Ага… — протянула сестра — Очень убедительно… А что ты ищешь?

— Где мой белый свитер?

— Ты же его замочила вчера…

— Черт!

— Возьми мой, — великодушно предложила Оля и достала из ящика светло-серый толстый ажурный свитер.

— Шуба с дырками! — хмыкнула Юлька.

— Дура! Это штучная вещь! Между прочим, тыщу баксов стоит!

— И какой идиот столько заплатил?

— Нашелся один, — лаконично ответила Оленька. — Не хочешь, как хочешь.

— Ладно, давай. Все равно больше ничего нет.

Юлька мельком глянула в зеркало, затянула ремешком узкие джинсы и надела свитер.

Хм… А сестренка права… Интересная вещь. Из большеглазого подростка она сразу превратилась в изящную женщину. Толстая вязка подчеркивала хрупкость легкой фигурки, а ажурный рисунок, словно кружево, позволял разглядеть все линии тела.

И поневоле мелькнула мысль, что для сегодняшнего вечера это как нельзя кстати…

Юлька неслась по улице, а прохожие оглядывались вслед, потому что их взгляды притягивали огромные распахнутые глаза, которые, казалось, светились изнутри каким-то восторженным сиянием.

Она действительно была рада, даже сама от себя не ожидала такого порыва.

Казалось бы, что связывало ее с этим американцем? Всего несколько встреч. Беглый полуроман… Мало ли таких было в ее жизни! Юлька всегда была натурой увлекающейся, ее интересовали новые люди. А журналистская практика постоянно подбрасывала свеженькие знакомства. К тому же многие пытались приударить за симпатичной юной журналисткой.

Правда, в отличие от неразборчивой Оленьки, Юлька «теряла голову от ума», как со смешком говорила о себе. Никогда еще она не влюблялась в глуповатых красавцев. А острый на язычок эрудит обычно имел шансы остановить на себе ее заинтересованный взгляд…

Вот только с Квентином все не вписывается в привычные рамки. Они вообще говорят на разных языках. Юлька страдает от того, что слишком правильный «инглиш» не позволяет передать оригинальную игру слов, а Квентин умеет объясняться в пределах «бытового-делового».

Чем же тогда он ее «зацепил»? Чем показался интересен? Ведь с ним не углубишься в интеллектуальные дебри, как с Денисом, яростно обсуждая особенности российского менталитета…

Юлька полагала, что с отъездом Квентина новые дела сумеют отвлечь ее от мыслей о нем. С невиданным энтузиазмом почти месяц она хваталась за все предложения, пробила в информационной программе съемки своего сюжета, договорилась о цикле из российской глубинки, каждую неделю готовила для молодежной газеты обзорную статью по культуре или искусству… Но стоило прозвучать в телефонной трубке знакомому голосу со смешным акцентом, как она уже летит на всех парусах.

А сердце подпрыгивает в груди в такт торопливым шагам Он не забыл ее! Он помнит! Он приехал!

Конечно, глупо думать, что Венечка летел с другого полушария только для того, чтоб увидеть Юльку. У него дела, это они вновь привели его в Москву. И все же… Он сразу позвонил! Он хочет ее видеть!

Серьезный деловой американец… Ну совершенно не в ее вкусе… и дела его не совсем понятны Юльке: какие-то поставки оборудования, технические вычисления… Темный лес для ее гуманитарного ума…

Может, есть смысл в том, что противоположности притягиваются? И именно этим он и будоражит ее воображение?

Она подлетела ко входу в «Метрополь» даже раньше назначенного времени. Во как! Сказать кому — не поверят. Юлька же вечно повсюду опаздывает.

Две высокие девицы в кожаных плащах скептически окинули ее взглядом. Юлька промчалась мимо, толкнула тяжелую дверь и попыталась прошмыгнуть мимо швейцара, махнув редакционным удостоверением. Но тот растопырил руки и загородил проход.

— Вы к кому, девушка?

— У меня здесь деловая встреча.

Так он и поверил! Дорогой модный свитер, глазки блестят…

Много вас тут таких бегает…

— Вход в отель строго по гостевым карточкам.

Юлька не стала спорить и вышла обратно на улицу.

— Гуд ивнинг, май дэа, — раздалось рядом. — А ю элоун?

Юлька быстро вскинула голову, но радостная улыбка моментально сползла с губ. Густой голос с английским прононсом принадлежал совсем не Квентину, а полноватому пожилому дядечке в молодежном джинсовом прикиде не по возрасту.

— Ай эм бизи, — отрезалa она.

Но дядечка не отступал, он обошел ее со всех сторон, слоено выставленный в витрине манекен, и коротко бросил:

— Хау мач?

И тут рядом с ними словно из-под земли вырос милиционер. Да не простой, а в голубой стильной форме с эмблемами, рацией на ремешке и короткой дубинкой у пояса.

— Что вы тут делаете, девушка? Предъявите документы.

Дядечка моментально ретировался, а Юлька вздохнула и полезла в карман за удостоверением.

— Я жду человека, — попыталась объяснить она.

— Выберите для этого другое место.

— Почему? Или у нас запрещено стоять на улице? Есть такой закон?

Служитель закона вместо ответа взял ее под локоток и потащил за собой.

— Что вы делаете? — возмутилась Юлька. — Отпустите немедленно!

— Отпустите… — наконец-то послышался долгожданный голос. — Джулия! Ай эм сорри!

Тяжелые двери распахнулись, и прямо к ним двинулась высокая плотная фигура в длинном светлом плаще. Юлька только заметки краем глаза до блеска начищенные туфли, темно-серую брючину с наглаженной стрелкой, застегнутый на все пуговицы пиджак под распахнутым плащом, тугой галстук, поддерживаюший высокий белоснежный воротник… Только после этого ее взгляд уперся в сильный подбородок, безукоризненную «американскую улыбку», прямой нос… наконец встретился с сияющим взглядом прозрачно-голубых глаз…

А впрочем, это ей показалось, что все происходило так долго, а на самом деле она вскрикнула:

— Квентин!

И в ту же секунду оказалась у него в объятиях. Он быстро поцеловал ее в щеку, обнял за плечи и дальше уже сам разбирался и с милиционером, и со швейцаром, оформлял пропуск, вызывал лифт…

Юлька уютно устроилась у него под мышкой, прижалась щекой к мягкой шерсти его пиджака и больше ничего не хотела ни видеть, ни слышать вокруг себя.

Они так прошли по длинной ковровой дорожке коридора, так же открыли номер, вошли, чудом протиснувшись в дверь. И только тогда он отстранил ее, взял лицо в свои широкие ладони и сказал довольно чисто, почти без акцента, видно долго репетировал: