Лабиринты судьбы

— Бывает… — великодушно согласился он и спросил: — Вы в метро?

— Как видите.

— А что же ваш приятель? Бросил вас?

— Вы о ком? Если вас интересует Алексей, мы просто попутчики и не более того. Так что бросил — это не совсем то слово. Не станете же вы провожать всех, кому довелось проехать с вами в одном купе.

— Наверное, вы правы, — разочарованно ответил мужчина и поспешил распрощаться со мной. — Ну, до свидания… Может, когда-нибудь судьба еще столкнет нас.

— Может, — пожала я плечами и торопливо пошла к турникету.

Метро ошеломило меня. Я встала как вкопанная, с трудом представляя себе, что нужно делать дальше. Как поступить, что предпринять, куда поехать?

То, что мне было необходимо отыскать моего брата, немного упорядочивало хаос в моей голове. Главное — выявить цель.

Я успокоилась, нашла глазами карту метрополитена, висящую на стене и запомнившуюся мне еще с тех доисторических времен моего детства, когда мы с мамой простаивали у этой карты, отыскивая нужные нам станции и пытаясь разобраться в паутине разноцветных пересечений. Я углубилась в изучение расположения станций.

Но как я ни старалась, как ни вглядывалась в замысловатые названия, я все равно не могла отыскать нужную мне «Ждановскую». Когда в глазах зарябило и я поняла, что не в состоянии справиться с этой задачей без посторонней помощи, я в бессилии оглядела окружающих.

— «Ждановская»? — переспросил дежурный милиционер. — А такой станции нет.

— Как нет? — оторопело уставилась я в смеющиеся глаза молодого стража порядка.

— А вот нет, и все. — Ему явно было скучно, и от нечего делать он решил поразвлечься.

Я обреченно посмотрела на карту еще раз.

— Нет, — вздохнула я, и слезы отчаяния готовы были навернуться на мои глаза.

А как все было просто. Найти «Ждановскую», — так мне объяснял Леша. Там будем автостанция. Узнать, во сколько отправляется автобус до Бронниц. А оттуда рукой подать до самого Денежникова.

Неужели он ошибся?

Я с мольбой взглянула на милиционера.

— Как же мне быть?

— Да очень просто! — рассмеялся милиционер. — Пойдем со мной, расскажу.

— Куда? — Я удивленно подняла глаза.

— А тут есть такая хитрая комнатка. — Он многозначительно потер ладони.

— Дурак! — прервала я его болтовню.

— Во-во! Правильно! Это он и есть! — Из-за его плеча выглянул такой же молодой и такой же веселый с мягкой и розовой кожей лица, которой вряд ли касалась бритва, в новенькой форме и почему-то большой, не по размеру, фуражке сержантик.

— Ребята, вам весело, а я погибаю.

— Это серьезно. — Сержантик положил руку на плечо своему другу и деловито спросил: — Не дадим погибнуть?

— Не дадим, — отозвался первый и дурашливо толкнул розовощекого.

Фуражка сержантика соскользнула с головы и наехала ему на нос.

Мы засмеялись. На глазах у меня от смеха выступили слезы, навернувшиеся минуту назад. Я полезла в карман за носовым платком, и, когда вынула его, на пол, прямо под ноги сержантику, гулко ударившись о плиты пола, упал филин.

— Ух ты! — воскликнул сержантик, поправляя фуражку.

Сердце мое екнуло и провалилось в пятки. Я мгновенно наклонилась и подняла свою драгоценность.

— Что это? — спросил сержантик, и щеки его залило алым румянцем. «От смущения или от подозрительности?» — мелькнуло у меня в голове.

— Так. Безделушка. Бабушкин подарок, — сочиняла я на ходу, а сама лихорадочно соображала, что будет, если меня поведут в отделение. Стоит ли врать или следует, не мешкая, прямо сейчас, чистосердечно во всем признаться и избавиться от этого и без того причинившего мне столько неприятных хлопот и переживаний приобретения.

— Покажи, — попросил сержантик и протянул руку.

Я отдала ему филина и дрожащим голосом начала:

— Это… Это…

— Талисман? — подсказал тот, что повыше, который был первым моим собеседником.

Вдруг у входа метро возник какой-то шум, возмущенно заголосил бабий визгливый голос, ему ответил другой и еще несколько голосов с характерным венгерским акцентом. Мы оглянулись и увидели небольшую толпу. Цветастые юбки цыганок, широкие, яркие платки на плечах, дети за спинами у чернявых молодок, как-то по особому перевязанные и по-обезьяньи прилепленные при помощи все тех же платков. Толпа стремительно увеличивалась, и становилось ясно, что там что-то произошло.

Сержантик, потеряв всякий интерес ко мне, сунул мне в руку злополучного филина и на ходу бросив:

— Не потеряй, разиня, — побежал в сторону цыганьего переполоха.

— «Ждановская» — это теперь «Выхино», — добавил его товарищ и поспешил на подмогу.

Я бросилась к поезду и вбежала в вагон перед самым закрытием дверей.

Как быстро мчится поезд! Еще быстрее летит время. Калейдоскопом меняются картинки моей бестолковой, сумбурной судьбы.

Чуть больше дня прошло с того времени, как я покинула теперь уже далекий город моего безоблачного детства.

Кто бы мог сказать мне, что время, как ветер, оторвет листок моей жизни и забросит его в такие дали.

Ну когда же, когда он станет сладким, этот запретный плод — горький плод любви?

Ки-ра, Ки-ра, Ки-ра… Это имя отстукивало колесами поезда метрополитена, и я почти автопилотом, подчиняясь шестому чувству добралась до станции «Выхино».

Мимолетная встреча с Алексеем стала забываться, его глубокие глаза растворились в холодной синеве осеннего московского неба, его голос заглушили другие, менее красивые, но более настойчивые и громкие голоса мегаполиса. А Кира — он засел глубоко, и пройдут годы, прежде чем я смогу избавиться от этой боли.

«Ки-рю-ша, Ки-рю-ша»… — шуршали шины автобуса.

Я ехала к брату, и мысли мои были наполнены единственным — воспоминанием о человеке, который подарил мне столько счастья. Чем дальше я удалялась от него, тем четче и ясней понимала, что это был единственный выход. Мне просто необходимо было уехать, чтоб вдалеке разобраться во всем и либо забыть его и выжить, либо понять, что без него существование мое бессмысленно. Перед глазами то и дело возникало бледное острое личико распростертой на мокром асфальте Анечки.