Лабиринты судьбы
Шрифт:
— Ах, вот оно что! Тем более такая голова и такие руки, как у тебя, очень даже пригодятся этой… — Я подыскивала словцо, чтобы похлеще приложить неожиданно возникшую соперницу, но так и не нашла ничего подходящего, как всегда в пылу негодования проваливаясь в вакуум отупения. Торопливо роясь в кармане сумочки, я пыталась найти там маленький клеенчатый пакетик из-под специй, в который мы перед выходом из дому завернули наши украшения, приготовленные для продажи одесскому ювелиру, обосновавшемуся в штате Южная Каролина.
— Забери свои побрякушки! — психовала я. — И отдай мне билет
— Ирочка! — воскликнул Леша и привлек меня к своей груди. В этот момент я нащупала пакетик, я уже вынимала его из сумочки, но моя рука столкнулась с Лешиной, и пакетик выпал.
— Джанет — это маленькая девочка. Ей всего-то три годика. Пока Дория искала свечку, за которой, заметь, послала меня ты сама, Джанет пробралась в туалет и умудрилась нырнуть головой в… унитаз!
Я застыла, наблюдая, как выскользнувший из рук пакетик упал на асфальт, тут же скатился к канализационному стоку и прощально блеснул гладкой поверхностью…
— Леша! — крикнула я, пытаясь вырваться из его рук. Мне показалось, что еще можно спасти нашу последнюю надежду на получение хоть каких-нибудь денег.
— Ну, Иришка. — Леша еще сильнее прижал меня, и тут я увидела, как пакетик, проскочив сквозь решетку стока, исчез в черном провале.
— Деньги, — сказала я упавшим голосом.
— Что деньги? — не понял Леша. — При чем здесь деньги? Просто я вытащил девочку из унитаза как раз вовремя. Она едва не захлебнулась. Я даже не понял сначала, что там ребенок. Слышу шум в туалете, а дверь полуоткрыта. И шум какой-то странный. Думаю, заглянуть туда или не стоит. Вдруг там люди любовью занимаются… Эти американцы, ты ведь знаешь…
Я слушала, не перебивая. Я слушала и смотрела на него во все глаза.
Леша взглянул на меня, видимо, почуяв что-то неладное, и замолчал.
— Я выронила наше золото.
— Как?
Я показала рукой на решетку и заплакала.
— Вытри слезы, — тихо попросил Леша.
Я послушно вытерла их, но плакать все равно не перестала. Леша присел на корточки и заглянул вовнутрь.
— Может, вызвать кого-нибудь? — осторожно спросила я, понимая, что дело это бесполезное. Леша поднялся с колен, отряхнул их и молча пошел обратно к дому. Я поплелась следом, размазывая по щекам все еще бегущие слезы.
— Вытри… — снова попросил Леша, одарив меня взглядом, от которого я готова была провалиться сквозь землю следом за злосчастным пакетиком.
Мы вошли в дом. Речи о вечеринке быть не могло. Друзей и родных здесь у нас не было, а идти и просить помощи у незнакомых или малознакомых американцев мы не могли.
Я посидела в кресле, походила из угла в угол, подошла к холодильнику и зачем-то заглянула в его пустое чрево. Все, что в нем было, мы съели на завтрак. Есть мне не хотелось, но я была жутко расстроена и утешала себя одной-единственной мыслью, что завтра мы улетим домой. В самолете нас покормят, а дома и стены помогают.
Я подошла к сумке и стала медленно складывать в нее вещи. Их было не так уж много. Лешины слаксы, мои джинсы, несколько рубашек, купленных Лешей уже здесь, и кое-что из моей мелочевки.
Укладывая одну шмотку за другой, я думала о чем-то своем, практически не обращая
внимания на то, что у меня в руках.— Леша, а как мы доедем до аэропорта? — поинтересовалась я.
— Ты когда-нибудь путешествовала автостопом?
— В школьные годы приходилось как-то.
— Попробуем и здесь, а нет, так пешком дойдем.
— Но это ведь далеко, — слабо возразила я, представляя себе, как буду идти по жаркой дороге со своей еще не окрепшей в полной мере ногой.
— Придумаем что-нибудь, — нехотя отозвался Леша.
Я взяла в руки какой-то пакет.
— Что там? — спросила я у Леши, прощупывая пальцами содержимое. — Бумаги какие-то… Документы? — Повернувшись в сторону Леши, я увидела его лежащим на диване в другой комнате, лицом к стене. Леша не отозвался. «Спит, наверно, — подумала я, — пусть спит…»
Я осторожно вынула бумаги из пакета и среди моих и Лешиных документов увидела стопку записок.
«Деминой» — прочитала я на одном сложенном вдвое листе.
Я развернула лист и села в кресло. Глаза мои побежали по торопливым строчкам:
«Здравствуй, Ирочка! Меня к тебе так и не пропустили. Вчера вечером, когда Серж был у тебя и дождался твоего приезда от брата, я все время думал о тебе. Едва он сообщил мне, что ты дома, я сразу собрался и поехал к тебе в гости. Но уже не застал.
Ирочка, я верю, что очень скоро ты сможешь сама читать это письмо, и даже надеюсь, что придешь к нам на свадьбу».
Я вспомнила Антошку и улыбнулась.
«Антошечка, Пушистенький, — подумала я. — Как ты там? Счастлив?» Я ведь за все это время ни разу не подумала о нем. А сколько хороших минут мы провели вместе. Я снова опустила глаза на лист и стала читать дальше:
«…И даже надеюсь, что ты придешь к нам на свадьбу. У нас в общежитии масса новостей. Этот извращенец, я думаю, ты понимаешь, что речь идет о красномордом, попал на скамью подсудимых. Он снова сделал попытку поиметь одну девочку, а у нее дядюшка в Москве… В общем, он влип, чего и следовало ожидать.
Марта Петровна развелась со своим мужем и вышла замуж за Петруню, если ты помнишь, был у нас такой доктор в общежитии».
Я снова прикрыла глаза, и образ молодого врача, перед которым я разделась догола, а потом чуть не сгорела со стыда, вынырнул из памяти яркой картинкой. «Марта! Мои проблемы не должны касаться твоих. Ваших… И наоборот».
Да, они уже тогда любили друг друга, и это было видно с первого взгляда, стоило лишь посмотреть на них, когда они разговаривали. Хм, Петр, как его, а — Александрович…
«…такой доктор в общежитии. Алена, твоя бывшая соседка и моя будущая жена, стала чинить вдруг замолчавший радиоприемник, висевший у вас на кухне, и обнаружила там твой талисманчик. Я принес его и передал врачу еще вчера, а сегодня встретил на выходе из больницы твоего парня и поинтересовался, получил ли он его. Теперь твой талисманчик вернулся к тебе, я надеюсь, он принесет вам счастье. Обнимаю тебя, всегда твой друг Антон Хусаинов».
Последние строки запрыгали перед моими глазами, словно дикие необъезженные мустанги. Я пыталась сфокусировать взгляд на размашистом автографе Антона, но видела филина.