Лала, или прибрежный огонек
Шрифт:
Но Лала, отметая прочь все девчоночьи приличия, настигала братьев и с разбегу на них нападала, тем самым разрушая этот временный, ей враждебный союз. Лисята на мгновение забывали о своей мини-добыче и тут же, в порыве своего звериного недоумения начинали цепляться друг за друга. И в самый острый момент возмущения из всех троих лисят образовывался огненный, рычащий да к тому же кусающийся клубок, который несколько секунд туда-сюда покатался, а затем в миг распался на прежний состав. Три глупеньких мордочки сидели теперь на задних лапах, как за круглым столом. И было сложно определить, что заставило их успокоиться. Может быть, они таким образом заключали перемирие, или, что тоже вероятно, от собственной кутерьмы все трое почувствовали легкое головокружение. Что бы там ни было,
Все были довольны, но Кирилл в особенности. Да что там говорить!?! Кирилл был в восторге, поскольку был уверен в гениальности своего фильма. В самом деле, звери – это самые фотогеничные существа. Тем более, что это лисье семейство жило в своем зверином и, несомненно, райском мирке с какой-то особой благодарностью. Лисята наслаждались уютом, едой, а главное, защитой, словом, – всем тем, на что способна лишь самая смелая и умная лисица-мать.
По возвращении Кирилл и Вика обнаружили, что Петр Афанасьевич нисколько не спешил расставаться с их семейством. Напротив, Нефедовы настолько полюбились ему, что он пожелал остаться еще ненадолго. К тому же, старика восхищала «полевая» кухня Екатерины Николаевны, а это, разумеется, очень даже хороший повод. Поэтому за тем, чтобы продлить удовольствие от общения, Петр Афанасьевич решил подольше наслаждаться едой. В этом он, конечно же, был очень похож на своего брата, Исидора Афанасьевича. Но в остальном, конечно, это были совершенно разные люди. В отличии от брата старик Петр Афанасьевич, если не желал одиночества, казался очень участливым. Поэтому, довольный знакомством с семьей Нефедовых, он с радостью согласился немного поучаствовать в их походе.
Всегда можно положиться на человека знающего. И мнимый отшельник Петр производил на всех приятное впечатление. Для старика лес – второй дом, но в нем он не чувствовал себя хозяином. И вообще он никогда не считал человека хозяином природы.
– Ходите по лесу, как едва заметные тени, – вполголоса говорил он, когда они снова отправились в путь. – Делайте большие, но легкие шаги...
Даже Андрей Павлович с присущей ему неуклюжестью и рассеянностью старался идти так, как подсказывал ведущий. Наконец, сосредоточенное шествие приостановилось.
– Тихо, – предупредил старик, и все застыли на месте. – Если повезет, то увидим сплюшку.
– Кого-кого? – не поняла Екатерина Николаевна.
– Тс-с...
Кирилл, предчувствуя новый редкий кадр, машинально включил видеокамеру.
– Ты знаешь, кто такая сплюшка? – шепотом спросила у него Вика.
– Не знаю, может быть... – неопределенно ответил он. Петр Афанасьевич попросил как можно больше тишины и терпения. И эта его просьба подействовала как быстрый последний звонок, который дают в цирках и театрах перед началом представления. Действительно, в эти мгновения можно было чувствовать себя исключительным зрителем, находящимся в не менее исключительном театре. Напряжение чувств росло вместе с любопытством. Старик смотрел вверх, где купол неба, ограниченный верхушками деревьев, был ясным, торжественным и манящим. Вот-вот должны были появиться актеры. А кто играет в небе? Только птицы...
Черноголовая овсянка, маленькая и пузатая, трепетала в воздухе рядом с тоненькой зеленой веткой, на которой, видимо, она приметила себе сочный или, наоборот, хрустящий завтрак. И вот овсянка приготовилась заморить червячка или просто похрустеть каким-нибудь жучком. Жертва птички была уже в безвыходном положении. Неожиданно сюжет воздушного спектакля изменил свой ритм, и через несколько мгновений раскрылся весь замысел. Бесшумный взмах чьих-то крыльев и сосредоточенный хищный взгляд, которые, словно гроза, ворвались на «сцену», привел черноголовую овсянку в неистовое замешательство. Крылышки ее затрепетали с большей силой, она, наверняка, забыла о своем вожделенном завтраке,
но поздно – трагедия свершилась. Маленькая совка, которую местные жители называют сплюшкой, несмотря на всю ласковость своего названия, поступила очень даже неласково. Сплюшка умело и стремительно налетела сверху на трепещущую несчастливицу. Схватив свою, беспомощно кричащую, черноголовую жертву, совка моментально ее умертвила и вместе с нею скрылась в дупле того самого дерева. Не знала погибшая овсянка, у чьего дома она хотела полакомиться.Так закончилось представление, после которого каждый зритель подумал о своем. Кирилл, к примеру, подумал о том, какая же это удача – запечатлевать чьи-то победы или просто быть их свидетелем. Вике, как полагается, наверное, всем чувствительным девочкам, было жаль пузатенькую птичку, которую она почему-то приняла за сплюшку. Видимо, Вика решила так от того, что овсянка не отличилась сообразительностью и не смогла увернуться от лап хищной совки. Все прояснилось, когда Петр Афанасьевич, наконец, поведал имена актеров, участвовавших в этом моментальном спектакле.
– Многие, хотя и являются местными жителями, никогда не видели сплюшку, – рассказывал старик. – Ночью вы, наверное, слышали ее свистящий голосок. Конечно, я уверен, вы сразу догадались, что это птица. А вот некоторые, когда слышат ее мелодии, начинают всякое фантазировать. На самом деле, это сплюшка поет...
Вика вспомнила, что ночью, когда произошла долгожданная встреча с лисицей, она слышала подобное пенье и кто-то неслышно пролетал над ее головой.
– Так, значит, это сплюшка, – подумала девочка вслух.
Они продолжили свой путь и вскоре вышли к реке. Екатерина Николаевна предложила немного отдохнуть и заодно пообедать.
Рассказы Петра Афанасьевича казались неистощимыми. Истории напоминали то миниатюры Пришвина, а то и тургеневские «Записки охотника». Но старик не был охотником, к тому же после обеда выяснилось, что он категорически против того, чтобы животных убивали, не говоря уже о том, чтобы их ели.
– Тогда зачем вам ружье? – спросил Кирилл.
– А никакого ружья больше нет, – обстоятельно говорил старик. – До того, как Исидор пожаловал ко мне, я даже и не вспоминал о том, что у меня есть ружье. Но после я понял, что злые вещи притягивают злые помыслы, и поэтому решил немедленно избавиться от этого бесполезного оружия. Кстати, оно никогда мне не принадлежало.
– Это было ружье Исидора Афанасьевича? – продолжал Кирилл выпытывать все новые сведения о судьбе этого опасного предмета. Ведь нельзя было допустить, чтобы этой вещью кто-то воспользовался. Конечно же, от всего оружия в мире не избавиться, но хотя бы от одного ружья, наверняка, можно...
– Нет, оно принадлежало бывшим хозяевам хижины, – ответил старик на пытливый вопрос мальчика. – Они теперь здесь не живут и вряд ли когда будут жить.
– Почему?
– Они потеряли связь с природой, превратились в самых обычных и равнодушных. Словом, эти люди навсегда вернулись в город. Теперь они так безвылазно заняты своими делами, что почти уже не вспоминают об этих местах.
Кирилл подумал, что история этих людей могла стать историей его родителей, если б не поездка, на которой он и Вика так смело настаивали.
– Значит, бывшие хозяева вашей хижины были охотниками. А сейчас здесь кто-нибудь охотится?
– Редко...
– Но, наверное, метко, – полушутя предположил Андрей Павлович. Кириллу и Вике не сиделось на месте, и они решили идти впереди старших.
– Жаль, что с нами нет Филина, – сказал мальчик. Вика согласилась с братом, и как-то случайно обернулась назад, будто почувствовав за спиной чей-то взгляд.
– Как это меня нет?! – раздался голос Филина, который сам, как показалось Вике, подобно призраку, неслышно и внезапно появился на той же самой тропинке. – Или вы думали, что избавились от меня?
– Но откуда?... – удивлялся Кирилл.
– Мне дед сказал, что вы отправились в поход. Вот я и решил следовать за вами по горячим следам. Разве я не говорил, что знаю все здешние дороги?
– Не знаю... Мне казалось, ты не очень интересуешься всякими там дорогами, – не переставал удивляться Кирилл.