Лана из Змейгорода

Он с гордостью и явным довольством похвастался подарками, которые и в самом деле заслуживали такого серьезного повода. И когда только Яромир успел их сработать? Он же и по горнице еле передвигался, а все дела по хозяйству взял на себя домовой, на радостях быстро вспомнивший обязанности и старавшийся услужить. С другой стороны, в день злополучных посиделок, Лана как раз видела у Яромира на лавке наполовину собранный пояс с похожим замысловатым набором. Похоже, мастерил еще тогда, готовился, как и говорил, к серьезному разговору И какая муха их с Горынычем укусила. Неужели и в самом деле брага в буйные головы ударила?

— Ну что застыла? — с притворной суровостью глянул на дочь Водяной. — Хоть бы поблагодарила для приличия!

Лана, словно отмерев, как еще предками было заведено, кинулась, отцу в ноги, не зная, как сдержать слезы радости. Хотя этого разговора она ждала с момента возвращения в Змейгород отца, оказалось, что подготовиться к такому невозможно.

— Хотел я было сказать, что надо повременить, — продолжал Водяной. — У меня, чай, Даждьроса еще не просватана, а она хоть и на пару лет, а старше тебя. Потом подумал, что за такое промедление твоя мать мне всю бороду выщиплет, и дал согласие. Твой-то готов вести тебя к священным ракитам хоть завтра, а этот угрюмец воевода, когда еще надумает.

— Ты правда ему не откажешь? — обнимая отцовские сафьяновые сапоги, подняла голову Лана.

— С чего бы? — поглаживая долгую бороду притворно нахмурился Водяной. — Хотел бы отказать, не притащился в это змеиное гнездо, чтобы вытащить его из Велесова колодца.

Он немного помолчал, медленно и сосредоточенно поглощая уху и строго глядя на Лану, чтобы она тоже ела, потом отставил горшок и продолжил:

— Хотел бы я видеть твоим мужем кого-то более спокойного и разумного. Но этот буслай и задира тебе наречен судьбой.

С самого утра назначенного дня Лана не могла найти себе места, по десять раз гоняя домового проверить, все ли готово к приходу дорогих гостей и поминутно глядя в серебряное зеркало. Хотя ей-то при первом разговоре присутствовать не полагалось, а надлежало сидеть в бабьем закутке и голосить, проклиная злую недолю и умоляя родного батюшку повременить и не отдавать ее за чужого чуженина. Вот только выученные еще сызмальства слова причитаний постоянно вылетали из головы. Хотелось не плакать, а петь или и вовсе пуститься в пляс об руку с милым.

На прошлой неделе, когда старый пастух Ждан приходил вместо родного отца от имени Медведко сватать Гордею, смертной подруге даже пришлось нюхать горький лук. Поскольку иначе положенные невесте слезы из глаз литься не желали. Тем более что в ее случае о расставании с родимым домом вообще речи не шло, и все слова о поездке на чужедальнюю сторону из причитания пришлось вовсе выкидывать.

Лане предстояло просто перейти жить в другую избу из того дома, который по большому счету так и не стал ей родным. Тем более что и батюшка там появлялся нечасто. И все равно она переживала, поминутно глядя в окошко.

— Да что ты, бедная, маешься? Неужто боишься, что передумает? — как могла, успокаивала ее Даждьроса, тоже принарядившаяся в вышитую зеленую рубаху, сочетавшуюся с любимым малахитовым ожерельем и украсившая венчик височными кольцами с материнским малахитом.

Лана только выглянула в окошко светелки, выглядывая среди прохожих нарядных сватов.

— Глупая! — обняла ее Даждьроса. — Он же с первого дня еще до изгнания только об этом и говорил, согласием твоим пытался заручиться. Вот бы другим так! — добавила она, и ее глаза погрустнели.

Как поведала нежная и хрупкая, точно весенний цветок Дождирада, Велибор, узнав о предстоящем сватовстве Яромира, о котором, кажется, уже весь город гудел, вроде бы задумался о чем-то. Но потом решительно заявил, что сначала найдет для сестры подходящего мужа, а там уже и о собственной женитьбе подумает. Будто две подруги в одной избе могли не ужиться. И это при том, что никто не обвинил бы воеводу в трусости.

Сватами Яромир позвал Боривоя и близнецов Боеслава и Боемысла, которых собирался пригласить дружками. Войдя, они, как исстари заведено, для начала заговорили о делах хозяйственных, осведомились о благополучии Водяного и его близких, а потом степенно, обиняками стали переходить к основному предмету разговора, который каждый и так знал.

Сидевшая в своем закутке Лана, в щелочку между узорчатыми портьерами видела, как томится и изнывает Яромир, теребивший украшенную яшмою застежку-фибулу отделанного золотом лазурного цвета плаща, дивно подходившего к синим шальным глазам. Уж точно плащ шел ящеру к лицу больше посконной рубахи.

Но вот сваты обговорили все детали, обсудили сумму свадебного выкупа, и батюшка Водяной, который, казалось, специально затягивал время, чтобы будущего зятя испытать, медленно доставал меховую рукавицу. Ее исстари надевали, скрепляя брачный договор, желая молодым благополучия и процветания. А во время пира жениха и невесту сажали на вывернутую мехом наружу шубу.

— Когда свадьбу сыграем? — не дотерпев до конца обряда, спросил Яромир, который уже не раз намекал Лане, что хотел бы ввести ее в свой дом хозяйкой прямо сейчас.

Водяной только посмотрел на торопыгу.

— На праздник последнего снопа, — сказал он так веско, что у молодого ящера отпала охота спорить. — Надо успеть родных пригласить, подарки для всех приготовить. А обручальный пир можем устроить хоть завтра. Уж кольца, я знаю, у вас готовы.

Сидевшая в своем закутке Лана с трепетом глянула на Даждьросу. Но сестра только пожала плечами. Раз батюшка говорит, значит, так оно и есть. И точно. На все расспросы Ланы он, конечно, отнекивался, однако в назначенный день достал шкатулку, в которой лежал украшенный сапфирами золотой перстень как раз по руке Яромира.

— Нравится? — спросил он с улыбкой.

Лана польщено кивнула. Все-то батюшка предусмотрел.

— Это шурина моего работа, брата Хозяйки Медных гор молодого Полоза. Я к нему заглянул перед тем, как сюда наведаться. С матерью Даждьросы потолковал. Непростую вам, девоньки, на острове Буяне выпряли судьбу. Но придется как-то сдюжить.

Глава 17. Плачея

— Лада ты моя ненаглядная! Ланушка-лапушка, лебедушка белокрылая! — не веря своему счастью, целовал Яромир уста Ланы, прижимал к губам ее правую руку, на безымянном пальце которой красовалось его кольцо.

Как и набор пояса для батюшки Водяного, его ящер выковал зимой, вытягивая на волочильном станке тонкую золотую проволоку, сплетавшуюся в бесконечное плетение узора, оберегающего их любовь и предрекающего долгую, счастливую жизнь. Какими бы бедами ни стращал батюшка Водяной.

А еще подарил он любимой прялку, сработанную из цельного корневища зычной ели, чья древесина в сочетании с явором годится на самые звонкие гусли кудесника. Лопасть и донце, соединенные резной ножкой, покрывал оберегающий узор, в котором сходились обереги воды и огня, знаки двух славных родов.