Лана из Змейгорода

— Их ведет Яромир, — прохрипел он, до того, как силы оставили его. — Только теперь его называют Яромором.

Лана не удивилась, узнав, что ее несостоявшийся супруг вместе с присягой изменил и имени, данному в день первого полета, когда достигшие возраста посвящения ящеры встают на крыло. Яромир крыльев не утратил и от этого стал противником еще более опасным. Вот и дождалась. Только сердце от предстоящей встречи почему-то радостно не билось. Хотя и продолжало трепетать и плакать от боли и любви.

В Змейгороде началась паника. Со стороны гор врагов не ожидали, считая, что обрывистые кряжи, которые сами по себе походили на неприступную крепость, сберегут и защитят. Но горы на этот раз словно взбунтовались против ящеров, которые веками нарушали их покой, вгрызаясь все глубже в их тело в поисках золота, самоцветов и различных руд. Возможно, Яромир специально выбрал непростой путь через перевалы, чтобы уязвить старейшин, захватив и опустошив их рудники. Ибо как остановить эту угрозу, не знал никто.

— Надо перекопать дороги! — сгоряча предложил старейшина Рудознат. — Новые укрепления мы там уже возвести не успеем.

— В горах нет дорог, — напомнил воевода Бронислав. — К тому же Яромор в отличие от Велимора имеет крылья, да и под его началом, если верить дозорным, драконов Нави хватает.

— Дадим отступнику и предателю бой! — возгласил Боемысл, и на этот раз его поддержали не только брат, но и подросшие сыновья, уже совершившие свой первый полет.

— Нам не хватит сил, мы едва оправились после встречи с другим предателем, — скривился Бронислав.

— Так что же, сложить покорно крылья и молить о пощаде? — спросил так и не присмиревший Боривой, который, кажется, единственный признавал, что в переходе двух лучших воинов Змейгорнода на сторону супостата есть и вина старейшин.

— А может быть, отдать ему наших жен и детей? — поддержал ветерана Боемысл, растивший вместе с Радмилой двух прелестных маленьких русалочек.

— Наших жен и детей отдавать никому не надо, — успокоил сограждан Рудознат. — А вот невесте отступника, нареченной, которая живет в его доме, неплохо бы с ним поговорить.

И снова у Ланы упало сердце, когда она услышала одобрительный гомон испуганных сограждан, видевших в том, чтобы выдать ее на поругание Кощеевым слугам, единственное спасение для Змейгорода.

— Все правильно! — эхом откликнулись родовитые женщины, прижимавшие к себе испуганных и не понимающих, что происходит, детей. — Она его столько лет ждала. Пусть поговорит.

— А если он ее слушать не станет? — попытался достучаться до сограждан Боривой. — Кто знает, вдруг чары Кощея ему разум затмили, заставив забыть не только свое имя, но и все, к чему лежала душа.

— Да точно он ее забыл, — загомонили ящеры, безо всякого стыда обсуждая предложенный Рудознатом вариант спасения. — С глаз долой, из сердца вон.

— Не просто так он сбежал накануне свадьбы! — припоминали старейшины, перекладывая на Лану вину за побег Яромира.

— И все же стоит попробовать, — возражали другие.

— Послушаем, что скажет Мудрейший, — спохватились наконец, вспомнив, что бремя большинства спорных решений привыкли сваливать на сдавшего в последнее время жреца.

Мудрейший скорбным виноватым взором посмотрел на Лану и, прочитав в ее глазах согласие, изрек:

— Выдавать, как предлагали в прошлый раз, мы никого не будем, но вот попросить можно. Как дочь Водяного решит, так и поступим. А сами будем готовиться к сече.

Лана не заставила себя долго ждать.

— Я поговорю с ним, — тихо вымолвила она, и, не глядя на старейшин, поправила плачею и ушла к себе в избу собираться то ли на свидание с милым, то ли на смерть.

— Ты что задумала? — в ужасе прибежала к ней Даждьроса, наблюдая, как сестра, отстраненно приказав домовому истопить баню, собирает чистую смену белья и другие вещи, необходимые в дороге.

Вряд ли ее сразу убьют, а путь на Ледяные острова неблизкий.

В бане Лана парилась сосредоточенно и долго, хотя никак не могла согреться. Накануне свадьбы она собиралась туда пойти, как от века заведено вместе с сестрами, чтобы, очистившись банным паром, возродиться к жизни в новом доме и новой семье. Этот обычай свято блюли даже смертные, а сейчас Лана понимала, что ее может ожидать отнюдь не временная и не ритуальная смерть.

— Ради этого дня я осталась в Змейгород, — напомнила Лана, обнимая сестру, понимая, что, возможно, больше они не увидятся.

— Береги себя, — попросила на прощание Даждьроса, хотя, конечно, понимала, насколько беспомощно и глупо звучат ее слова.

Навстречу Кощееву войску Лана отправилась в сопровождении близнецов, которые приходили ее сватать и всегда летели с правого и левого крыла Яромира.

«Если что, мы тебя прикроем, чтобы ты успела вернуться», — попеременно успокаивали ее братья-ящеры.

От Зимнего кряжа, на той стороне которого остановилось Кощеево войско, готовясь к последнему переходу, после которого до Змейгорода оставался только день пешего пути, Лана послала Яромиру зов, не особо ожидая ответа.

«Кто это? — коснулась ее сознания удивленная и исполненная нежности мысль. — Ланушка-лапушка, неужели ты? А что ты делаешь в Змейгороде?»

«Тебя дожидаюсь. — без лишних обиняков ответила Лана. — Только не думала, что ты сюда с Кощеевой ратью придешь».

«Старейшины Змейгорода должны ответить за мою обиду, — жестко и беспощадно отозвался ящер. — А смертные и так слишком мало живут».

«А как же другие русалки, женщины, дети, почему ты им отказываешь в праве на жизнь? — также твердо и безжалостно отозвалась Лана. — Если твоему господину нужна жертва, возьми одну меня!»

«Ты не можешь так со мной поступать! — простонал в ответ Яромир. — Я люблю тебя, но ты не вправе требовать, чтобы я отказался от своей мести Змейгороду».

«Я тоже его часть. Убей сначала меня», — потребовала Лана.

Ответ долго не приходил, и она уже не знала, как толковать это молчание и что говорить согражданам. Но в тот момент, когда она решила, что придется, ничего не добившись, возвращаться, ее подхватил властный огненный вихрь, унося от всего, что она прежде знала и чем дорожила.