Лебединая песня

После чего они наконец удалились, а он, Альфред, убедившись, что они удалились достаточно далеко, позвонил по мобильному другу Карлу. И вот теперь, когда друг Карл здесь, Альфред очень хотел бы знать его мнение обо всей этой истории... О нет, в полицию он обращаться не собирается, ни в коем случае! Но, может быть, ему куда-нибудь переехать отсюда? Правда, это единственная мало-мальски приличная гостиница в этой дыре, к тому же номер ему оплачивает руководство театра... Но Мюллер-то каков! Мало того, что эта стокилограммовая туша с поросячьими глазками и мерзким, как у всех контрабасистов, характером имела наглость на одной из репетиций сделать ему, первой скрипке, замечание по поводу альтерации в партии Изольды, так теперь еще и это! Связи с русской мафией!

Ну-ну, какие там связи, успокоил его друг Карл, это какое-то недоразумение, и коллега Мюллер наверняка здесь ни при чем; что же касается характера коллеги Мюллера и его поведения, то Альфреду, как истинно выдающемуся музыканту, надлежит быть снисходительным к ошибкам обычных музыкальных ремесленников. Кроме того, раз уж Альфред оказался причастен к этой истории по чистой случайности, то ему, Альфреду, ничего не грозит, так что и переезжать куда-либо нет никакой необходимости. А есть необходимость отдохнуть, как следует выспаться, благо сегодня нет вечернего спектакля, и постараться забыть обо всем этом, как о кошмарном сне.

И Карл допил свой кофе. Сестры молча смотрели на него.

– Ну и?.. – не выдержала Манечка.

– Это все, – объяснил Карл.

– Как это «все»? – возмутилась Манечка. – А что было потом? За тобой не было «хвоста», когда ты возвращался от скрипача?

– «Хвоста»? – переспросил Карл. – А, ты имеешь в виду наружное наблюдение… Нет, никакого «хвоста» за мной не было. И вообще, я рассказал вам об этом только для того, чтобы вы успокоились и выбросили все это из головы.

– Плохо ты знаешь женщин, если думаешь, что после этого мы успокоимся, – проворчала Ирина Львовна.

– Ты должен пообещать нам, – дрожащим голосом произнесла Татьяна Эрнестовна, – больше не видеться с Альфредом.

– Дорогие мои, похоже, что вы, как и Альфред, прочитали слишком много детективных романов… Ну какая же это мафия?

– Все равно, – настаивала Татьяна Эрнестовна, – а если ты все же отправишься к нему, то мы поедем с тобой.

Карл в изумлении посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Манечку и Ирину Львовну. Те согласно кивали, и в их глазах читалась непреклонная решимость.

Г-н директор лицея растерялся. Который уже раз за последние два дня эти женщины ставят его в тупик. Неужели он и вправду так плохо знает женщин? Да нет, не может быть... Видимо, все дело в том, что это не обычные женщины. Это – русские женщины. Как сказано у русского поэта Некрасова – «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…».

Карл представил себе этого самого коня и от души посочувствовал ему.

Медленно, вкрадчиво, подбирая слова, он произнес:

– Конечно, если вы соскучились по Альфреду, он будет очень рад вас видеть.

Но сестры лишь пожали плечами.

Тогда Карл решил испробовать последнее средство.

– Хорошо, – сказал он спокойно, – едем. Сегодня в театре – одноактный балет, в девять часов Альфред будет уже свободен, и мы встретимся с ним у футбольного паба. Будем смотреть исторический матч «Зенит» – «Бавария». Это будет что-то фантастическое, вам понравится! Только вообразите себе, у «Баварии» новый нападающий – Левченко из «Милана», они перекупили его за двадцать миллионов долларов; тот самый Левченко, который в последней игре прошлого сезона, на девятнадцатой минуте второго тайма…

Сестры сразу поскучнели, стали смотреть на часы и рыться в сумочках.

Карл безжалостно дорассказал им весь эпизод с тем скандальным пенальти, под шумок расплатился с официантом и вывел их на свежий, насыщенный дождем воздух.

Под дождем дамы очнулись, защелкали зонтиками и слабо запротестовали. Так нечестно, в самом деле, это ведь они его пригласили... Ну ладно, так и быть, но в следующий раз…

И пусть он едет смотреть свой футбол со своим Альфредом. Только пусть он все же будет осторожен!

Он будет осторожен, пообещал Карл, прощаясь с ними у школы. С ним все будет в порядке. Он, Карл, лично проследит, чтобы с их дорогим Альфредом ничего не случилось.

– Мальчишка, – буркнула ему вслед Ирина Львовна. Сестры, поджав губы, кивнули.

* * *

Аделаида собиралась на совещание в гороно, пребывая в новом и странном для нее состоянии раздвоенности.

Тело ее, руководимое мощными, тщательно отработанными за долгие годы рефлексами, оделось, прихватило нужные для совещания бумаги, отдало последние распоряжения завхозу, временно подменившей Манечку на посту в приемной, спустилось вниз и вышло на крыльцо, кивнув на прощание вахтеру и дежурным техничкам.

В то же самое время мысли ее и чувства пребывали где-то очень далеко. Неспешно бродили по каким-то залитым солнцем просторам, валялись на мягкой изумрудной траве, пили кристально чистую, искрящуюся воду из голубых источников, любовались безбрежными горизонтами и ожидали возвращения героя, который хотя и отлучился ненадолго по своим геройским делам, но вот-вот должен был появиться вновь.

Ледяной поток, обрушившийся на непокрытую голову Аделаиды, смог на какое-то время вернуть ее к действительности. Аделаида раскрыла зонтик, перешла улицу и остановилась на перекрестке, решая вопрос – идти в сторону гороно по Главному проспекту и неминуемо опоздать при этом минут на пять-семь или же напрямую, дворами, а потом по улице Северной. Это значительно cократило бы путь, однако во дворах могли оказаться глубокие, трудно проходимые без специального снаряжения лужи. Но, как только она приняла решение идти напрямик и шагнула в ближайшую подворотню, ее встрепенувшееся впервые за много лет воображение вновь принялось за свое.

В результате Аделаида поскользнулась в одном из дворов и чудом удержалась на ногах, получив очередную порцию холодной воды за шиворот; вдобавок на Северной ее окатил грязной волной гремящий, воняющий бензином древний самосвал. Аделаида проводила его рассеянным взглядом, пробралась сквозь толпу других жертв самосвала, изрыгавших брань и проклятия, и наконец ступила под высокие, немного сумрачные своды главного городского здания.

Гардероб для посетителей не работал, и Аделаида, кое-как отряхнув тяжелую мокрую дубленку, вывернула ее мехом наружу, повесила на руку и поспешила вниз, хлюпая сапогами и оставляя на мраморных ступенях лестницы мокрые следы.

В кабинете заведующей ей повезло – ее любимое место, за дальним концом длинного узкого стола для совещаний, было свободно, и она, лавируя между раскрытыми для просушки зонтиками, здороваясь и отвечая на приветствия, поспешила занять его.

До начала совещания оставалось несколько минут, и кабинет быстро наполнялся народом. Ее многострадальная дубленка на разлапистой вешалке быстро исчезла под фасонистой курткой завуча из второй школы и чьим-то скромным черным пальто с мятым воротником. На стул рядом с ней привычно взгромоздился директор музыкальной школы, огромный, одышливый, с багровым лицом, в качестве приветствия буркнул что-то про погоду и тут же, отвернувшись, задал вопрос сидящей за отдельным столиком даме из бухгалтерии.