Лебединая песня
Шрифт:
Она вышла из-за стойки и преградила свекрови путь наверх.
Завхоз, которая, вообще-то, собиралась тут же и распрощаться с Карлом, предварительно вручив ему банку с рассолом, и даже полезла с этой целью в свою сумку, поняла ее маневр совершенно правильно. Как вызов.
Она пожала плечами и закрыла сумку.
Отодвинув невестку в сторону одним небрежным (хотя на самом деле тщательно отработанным) взглядом, она потянула Карла за рукав и решительно зашагала вверх по лестнице, застланной ветхим ковром.
Карл плелся следом, думая только о том, как бы ему не растянуться
Следующей сложной задачей было попасть ключом в замок своего номера. Карл сосредоточился, и уже третья попытка оказалась удачной.
– Ну, – бодро сказала завхоз, – спокойной ночи, Карл. Утром выпьете это, и все будет хорошо.
Она протянула ему банку. Карл благоговейно принял ее обеими руками.
– Я... могу хоть как-то отблагодарить вас за все, что вы сегодня для меня сделали? – нерешительно спросил он.
Завхоз посмотрела на него. Потом посмотрела на часы. Потом снова на него.
– Можете, – наконец сказала она, – у вас в номере ведь есть телевизор?
Сорок минут спустя завхоз с легким вздохом отложила в сторону телевизионный пульт и стала собираться. Она надела пальто, прихватила сумку и подошла к двери в ванную, из-за которой слышался плеск воды.
– Карл, я ухожу! – крикнула она в дверь. – Смотрите, не засните там!
И ушла, не дожидаясь ответа.
Расположение духа у нее было самое умиротворенное.
Педро наконец-то решился бросить эту вертихвостку Лолиту и вернуться к законной жене, а Анне-Марии удалось забеременеть от Рауля.
Проходя мимо стойки, за которой пряталась ее вконец расстроенная невестка, завхоз не отказала себе еще в одном маленьком удовольствии – остановилась перед ней и, многозначительно улыбнувшись, прижала палец к губам.
* * *
Настроение завхозу испортили дома.
Оказалось, что у ее двоюродного племянника – того самого, которого она вырастила, к которому относилась как к младшему сыну и который все еще жил вместе с нею и всем ее многочисленным семейством в старинном деревянном доме на окраине города, – серьезные неприятности.
В неприятностях же этих был повинен не кто иной, как муж Аделаиды Максимовны.
Уезжая в Москву, он прихватил с собой одну из своих студенток – а именно ту, которую племянник завхоза считал своей невестой.
Племянник был очень огорчен.
Завхоз терпеть не могла, когда кто-то посторонний огорчал членов ее семьи. Эту прерогативу она целиком и полностью оставляла за собой.
Весь дом испуганно притих. Гражданский муж завхоза, взглянув на ее лицо, безропотно забрал свою подушку и одеяло и ушел ночевать в кабинет.
Завхоз, вопреки обыкновению, даже не смогла сразу заснуть. Минут десять, не меньше, ворочалась она с боку на бок, и в рельефных узорах обоев ей мерещились лица виновных и картины справедливого возмездия.
Она продолжала думать об этом и утром, когда в грозном молчании пила свой чай с молоком, и по дороге на работу («Запорожец», почувствовав ее настроение, решил не искушать судьбу и завелся с первого раза).
Возмездие будет полным. Неотвратимым. Окончательным.
Кое-кто навсегда запомнит тот день, когда принял роковое для себя решение прокатиться в Москву с чужой невестой. Кто к нам с мечом придет, от меча и...Тем более что меч у нас имеется. Прекрасное оружие, совершенное во всех отношениях. Блестящее, неотразимое и могучее… ну, или будет таковым, когда полностью придет в себя после вчерашнего.
Завхоз улыбнулась. Решение было принято. Оставалось доработать детали.
Разогнав по местам дежурных техничек, стремившихся первыми доложить о вчерашнем происшествии, она проследовала в свой кабинет и заперлась там.
Из ящика стола был извлечен лист плотной бумаги и коробка с цветными карандашами. В левой части листа несколькими уверенными движениями завхоз изобразила женское лицо. Теперь погуще заштриховать волосы, ресницы подлиннее, немного бледно-розового на губы – получилось очень похоже.
Мужчину оказалось рисовать еще проще – высокий лоб, прямой нос, твердая линия губ и подбородка. «О, да у меня талант к рисованию...» – без особого удивления отметила завхоз, перебирая карандаши в поисках бронзового.
Два портрета, мужской и женский, безучастно взирали друг на друга через разделяющее их белое пространство листа. Но были ли эти двое и в жизни столь же равнодушны друг к другу? Ага, как же, усмехнулась завхоз; как говорится, спокойствие горного ручья, прохлада летнего зноя…
И все же их до сих пор что-то разделяет. Что? Почему?
Завхоз взяла фиолетовый карандаш и нарисовала вокруг женщины несколько безупречно округлых вопросительных знаков. А впрочем, с ней-то как раз все ясно, с нашей дорогой Аделаидой Максимовной. Порядочная женщина с высокими моральными принципами. Причем принципы эти не зависят ни от легкомысленного поведения мужа, ни от того, что сама она по уши влюблена в другого. Даже наоборот, она может получать своеобразное горькое удовлетворение от мысли, что даже в таких обстоятельствах хранит супружескую верность. Гм, конечно, лучше горькое удовлетворение, чем вообще никакого...
Завхоз пожала плечами и выразила свое отношение к подобной позиции несколькими ядовито-зелеными загогулинами. Не то чтобы завхоз была человеком аморальным или беспринципным, просто она никогда не позволяла каким-то отвлеченным идеям управлять своей жизнью или мешать наслаждаться ее маленькими радостями.
И вообще, завхоз была твердо уверена в том, что внутри каждой порядочной женщины живет... просто женщина.
Значит, и внутри Аделаиды тоже. Ну, может, где-то очень глубоко внутри.
Теперь немец. Он Аделаидой явно интересуется (хотя и не совсем понятно, с чего бы – вокруг полным-полно молодых, красивых и оченьвзволнованных его присутствием женщин).
Он сообразителен (насколько это вообще возможно для мужчины), а значит, должен понимать, что без решительных действий тут не обойтись.
Завхоз, надавив на красный карандаш, провела между портретами идеальную прямую.
Решительные действия. То, что нужно. Чтобы всякие там моральные принципы и пикнуть не успели. Потом сама же спасибо скажет.