Лебединая песня

– Вы что, …, совсем охренели?! Вы что сделали?! Филин же приказал, чтоб пленника без него и пальцем не трогали! Он же вас всех на удобрения пустит для своих цветочков, и меня вместе с вами!

Толпа, недовольно ворча, разошлась. Трое по знаку Карабаса-Барабаса надели на Карла наручники (сразу надо было, эх, не сообразил, старый дурак!) и поволокли его по земле в дальний угол оранжереи, где под кадкой с кофейным деревом был потайной ход в подвал.

* * *

Карл очнулся оттого, что к гудящему от боли затылку кто-то милосердный приложил кусок льда. Некоторое время он наслаждался иллюзией, что это сделали руки белокожей женщины с кроткими серыми глазами, нежной, пугливой, чистой, как родник... любящей... ждущей... Потом отодвинул иллюзию в сторону и приказал себе открыть глаза и встать.

Вокруг был полумрак, и разглядеть что-либо сразу не удалось. Не получилось и встать, в первую очередь потому, что он был прикован наручниками к батарее. Батарея была холодная, прямо-таки ледяная, и он сидел на полу, прислонившись затылком к идущей от нее трубе.

Судя по внутренним ощущениям, сопротивление обошлось ему довольно дешево – несколько синяков, не считая ушибленного затылка. Но и там ничего серьезного, поболит и перестанет. Карл, как мог, уселся поудобнее на холодном склизком полу и предоставил боли свободно утекать через трубу в мировое пространство.

Через некоторое время его глаза полностью освоились со слабым освещением, и он увидел, что находится в просторном помещении с низкими каменными сводами. Он был здесь один, и это несколько озадачивало. Потом он сообразил, что Филин, скорее всего, сейчас отсутствует, а они не смеют ничего предпринимать без его приказаний.

Следующей мыслью была та, что майор Пронин не станет торопиться с его освобождением, пока Филин не вернется в свое филинское гнездо. А значит, ему, возможно, придется просидеть здесь до утра или даже больше.

А вот с этим он согласиться никак не мог.

Он подвигал скованными руками и убедился, что цепь, соединяющая наручники и перекинутая через трубу, достаточно прочная. Вряд ли ему удастся ее порвать, и это плохо. Но в то же время она достаточно длинная, и это хорошо. Кроме того, ноги ему оставили свободными, а это уже совсем хорошо.

Изогнувшись, он внимательно осмотрел трубу. Хм, ничего удивительного, что батарея холодная: идущий под прямым углом отрезок трубы спилен на расстоянии полуметра от потолка.

Между ним и свободой было лишь ржавое металлическое кольцо, вделанное в каменную стену и удерживающее трубу в вертикальном положении. Если расшатать кольцо...

Мимо с писком пробежало какое-то темное хвостатое существо. Карл оглянулся и проводил его задумчивым взглядом.

Оказалось, что по полу бегает довольно много таких существ и что зал не такой уж пустой, как ему показалось сначала.

В дальней стене располагался огромный темный камин, по обе стороны которого горели прикованные к стене факелы. Они-то и давали тот слабый, мерцающий свет, который едва достигал противоположного конца зала, но все же позволял разглядеть некоторые подробности.

Сбоку от камина стояло странного вида деревянное сооружение – то ли верстак, то ли широкий стол, поставленный на попа. С потолка свисали какие-то крючья и цепи. На стенах висели картины, демонстрирующие внутреннюю анатомию человека, а на деревянных скамьях вдоль стен лежали кнуты, щипцы, плети, ошейники с шипами и без и прочие необходимые приспособления.

Подвал Филина был со знанием дела декорирован под средневековый застенок.

Не были забыты ни крысы, крупные, голодные, бесстрашные, ни каменные желобки вдоль боковых стен – для стока крови, ни тоскливый сладковатый запашок, струящийся по осклизлому полу.

Батарея центрального отопления, хотя и недействующая, была здесь явно лишней, выбивающейся из стиля. Ну и, разумеется, лишним был сам Карл, соединенный с этой батареей прочной, но, как он рассчитывал, недолговечной связью.

Он лег на пол, собрался и ударил по трубе каблуком. Труба загудела. С визгом шарахнулись в разные стороны любопытные крысы. Ржавое кольцо на полсантиметра выскочило из стены.

Откуда-то сверху послышались встревоженные голоса, и над головой открылся круглый люк. Карл принял прежнее положение, привалился спиной к батарее и закрыл глаза.

Из люка выдвинули деревянную лестницу-стремянку, и по ней торопливо спустились трое.

– Ну, и чё у нас тут? – осведомился голос Карабаса-Барабаса. – Чё шумим?

– Ах, ну здесь же так холодно и неуютно, – запричитал другой голос, с визгливыми бабьими интонациями, голос длинноволосого Амурчика.

Третий молча, безостановочно хлюпал – вероятно, это был тот, кому Карл разбил нос.

– Ничего, – хохотнул Карабас-Барабас, – скоро согреется…

Он нагнулся над пленником и подергал за цепь.

– Все в порядке, – сообщил он остальным, – пошли отсюда.

Но остальные уходить не спешили. Карл глянул на них сквозь ресницы – стоят как вкопанные, пялятся на него сверху вниз. На лисьей морде Амурчика выражение хищное, глумливое и жадное, того и гляди, слюна закапает; у другого, с разбитым носом (оказался тот самый прыщавый мальчишка), взгляд полон чистой, беспримесной неприязни.

Ну давайте топайте отсюда, чего же вы встали? Мне всего-то и надо, что остаться наедине с этой трубой еще на пару минут.

– Ну? – поддержал Карла Карабас-Барабас.

Прыщавый нехотя повернулся и полез наверх. Амурчик, обхватив себя руками за тонкие птичьи плечи, покачал головой.

– Я, пожалуй, останусь тут.

Карабас-Барабас пожал плечами – то ли не имел власти над длинноволосым, то ли не хотел спорить.

Но, уходя, люк оставил открытым и лестницу не убрал.

Амурчик, сопя, присел на корточки и протянул к щеке Карла бледную дрожащую ладонь.

В следующую секунду он должен был бы, получив каблуком по щиколотке и воя от боли, откатиться в сторону, но его спасла случайность. Точнее, собственная трусость. Между ним и пленником пробежала особенно крупная, старая, облезлая крыса с очень длинным лоснящимся хвостом. Амурчик, завизжав, вскочил на ноги и отбежал к лестнице.

В люк просунулась чья-то голова и крикнула:

– Эй, Амурчик, кончай развлекаться! Босс приехал!

Амурчик заохал, оправил на себе кружевное жабо и взлетел наверх.

Лестницу тут же втянули, люк закрыли, и в подвале вновь воцарились покой и тишина, нарушаемые лишь мягким топотанием крысиных лапок.

Карл взялся скованными руками за трубу и потряс ее. Кольцо задрожало и высунулось из стены еще на пару миллиметров, но этого было недостаточно. Тогда он еще раз ударил по трубе и потом еще раз, не заботясь о тишине, и наконец, после третьего удара, кольцо выскочило полностью.