Лебединая песня

Прежде чем снова открыли люк, Карл был уже свободен.

Проще всего было отступить в угол, дождаться, пока сверху спустят лестницу, и напасть на первого, кто будет по ней спускаться (если очень повезет, это будет сам Филин), затянуть у него на горле цепь от наручников и, прикрываясь им, как щитом, пробиваться наверх.

При всей своей наивности этот план вполне мог сработать.

Но у него (у Карла, а не у плана) были определенные обязательства перед органами российского правопорядка в лице майора Пронина. «Только, прошу вас, Ферзь, без самодеятельности! – заклинал его майор. – Сидите себе в плену и ждите. В нужный момент мы обязательно вас освободим».

Карл вернулся назад, к батарее, сел, завел руки за голову, забросив цепь за крайнюю секцию, так что со стороны все выглядело как прежде, и предоставил майору выбирать нужный момент.

При условии, что этот момент вскоре наступит. Он, Карл, и так уже задержался здесь дольше, чем рассчитывал.

На сей раз по лестнице спускались чинно, плавно и в большом количестве. Спускающиеся были одеты в длинные белые балахоны и в руках держали зажженные факелы. Только ку-клукс-клановских масок и не хватает, подумал Карл, с интересом глядя на это торжественное сошествие.

Сошедшие между тем никакого интереса к пленнику не проявили. Ни на него, ни на его батарею никто даже не взглянул. Вместо этого они выстроились полукругом по обе стороны от него, воткнули факелы в настенные гнезда и оборотились к камину.

Со стороны камина послышалась музыка, торжественная и мрачная, как заупокойная месса. Собственно говоря, так оно и было – струнный оркестр играл реквием. Причем не Моцарта, Берлиоза или Верди, а гораздо менее известный – Немецкий реквием Брамса. Карл почувствовал себя польщенным.

По залу пронеслось ледяное дуновение, и факелы начали гаснуть один за другим. Музыка зазвучала громче. Белые балахоны замерли в выжидательных позах.

В камине само собой возникло и стало разгораться багровое сияние.

Карл, согнув скованную руку, протер манжетой заляпанную грязью каплю телепередатчика – пусть тоже посмотрят. Хотя для того чтобы в полной мере насладиться предлагаемыми спецэффектами, здесь явно не хватало освещения.

Багровое сияние выплеснулось на блестящий от осевшей влаги пол. Из сияния выступила фигура в черном длинном плаще и цилиндре, с тросточкой. На белом, словно мел, лице с крючковатым носом и бескровным ртом – круглые черные очки. Филин собственной персоной.

Он слегка приподнял скрытые плащом руки. Черные неровные полы плаща заколыхались, словно ветер ворошил перья гигантской ночной птицы.

Общее впечатление было несколько подпорчено тем, что музыка, грянувшая с появлением Филина в полную силу, внезапно захрипела, загнусавила и замолкла. Пока за кулисами спешно меняли запись, Филин замер в неудобной позе, одной ногой перешагнув через каминную решетку, а другой оставшись в багровой светящейся луже.

Карл засмеялся.

Ближайшие к нему балахоны обернулись и с укором посмотрели на него. Третий справа, хлюпнув носом, сделал было угрожающее движение, но, повинуясь знаку Филина, остался на месте.

Как только музыка заиграла снова, Филин с фантастической быстротой выбрался из камина и подлетел к Карлу.

– Смеяться перед лицом смерти могут либо безумцы, либо герои, – прошелестел он, взмахнув тросточкой перед лицом пленника. С тросточки слетели ножны, и показался клинок, тонкий и острый – то ли длинный кинжал, то ли короткая шпага без эфеса.

– Так кто же вы, мой загорелый ангел? – Филин приставил острие к горлу пленника и слегка надавил.

– Вы дважды впали в ошибку, – непринужденно, словно ведя светскую беседу за чашечкой кофе, возразил Карл, – я обычный человек. И я не собираюсь умирать, по крайней мере в ближайшее время.

– Значит, герой, – с отвращением произнес Филин и надавил сильнее. На острие показалась капелька крови. – Ненавижу героев…

– Почему? – тем же тоном, глядя Филину прямо в его черные стекла, поинтересовался Карл.

– Все, что можно сделать с героем, – это убить его. Его нельзя переубедить, нельзя обратить на свою сторону. Герой слишком туп, чтобы на него можно было воздействовать доводами разума, подкупом или угрозами, – продолжал Филин, все более раздражаясь, – вас даже, если хотите знать, и пытать-то неинтересно. Что бы с вами ни делали, будете молчать, стиснув зубы, пока не грохнетесь в обморок от болевого шока…

Договорив, Филин поджал свои и без того тонкие губы и отвел назад руку с клинком, чтобы получше замахнуться. Карл напрягся; рывок влево, а когда Филин разобьет свою шпажонку о батарею, развернуть его спиной – и цепь на шею.

Но всего этого делать не пришлось, потому что третий справа, хлюпающий носом, выхватил из-под балахона фотоаппарат. Полыхнула ослепительная вспышка, и чей-то голос над головой проревел в мегафон:

– Всем лечь на пол и не двигаться!

* * *

Майор был доволен. Вздернув подбородок и заложив руки за спину, он расхаживал среди лежащих ничком тел, как Наполеон после Аустерлица. У стен неподвижными статуями высились омоновцы в бронежилетах и черных масках. Эксперты-криминалисты с лупами и фотоаппаратами старательно изучали пыточный арсенал Филина.

Прибывший следователь залез в камин и с интересом разглядывал скрытое там подъемно-спускное устройство. Прыщавый парень, оказавшийся в действительности младшим лейтенантом Ивановым, перестал наконец хлюпать носом и был усажен писать протокол.

Карл, отряхнувший, насколько это было возможно, свою куртку от грязи, подошел к нему извиняться. Лейтенант, не поднимая глаз от протокола, хмуро кивнул.

– Ай-яй-яй, – сказал с ласковой укоризной майор, – что же это вы, Ферзь, а? Я же просил вас – без самодеятельности…

– Но я же не знал, что среди свиты Филина могут быть ваши люди, – оправдывался Карл.

Майор вздохнул.

– И вы могли подумать, что мы бросим вас без присмотра, на произвол судьбы?

Карл не ответил.

– Впрочем, нет худа без добра, – жизнерадостно продолжал майор, – к похищению, насильственному лишению свободы и покушению на убийство мы добавим еще и нанесение телесных повреждений. У вас ведь есть телесные повреждения?

Карл покачал головой. Он был занят тем, что пытался отскрести со своего лацкана намертво прилипший телепередатчик. Наконец ему это удалось, и он положил круглое матовое зерно прямо на протокол. Потом пошарил в карманах и, брезгливо вытряхнув оттуда еще пару обычных «жучков», добавил их к телепередатчику.

На лице майора появилось несколько обиженное выражение.

– Надеюсь, это все? – спросил Карл. – Я могу идти?

Подошел следователь, моргая от яркого света ламп, спущенных в подземелье. Где-то сбоку катался по полу со скрученными за спиной руками и выл Филин, с которого сбили черные очки и которому свет причинял, по-видимому, сильные мучения.

– Еще нет, – сказал майор, посмотрев на следователя, – вы должны подписать протокол. И потом – как же это у вас нет телесных повреждений, если вас били?