Лебединая песня
Шрифт:
– Обязательно должны быть телесные повреждения, – подтвердил следователь, – хотя бы легкие... Ну что вам, жалко, что ли?
– Хорошо, – вздохнул Карл, – у меня ушибы ребер.
Про затылок он решил не говорить, да и крошечный порез на шее уже затянулся и стал практически незаметен.
– Вот и чудно! – воскликнул майор. – Сейчас наш судебно-медицинский эксперт их у вас и снимет!
– Ваш эксперт умеет снимать гематомы? – поразился Карл.
Майор со следователем, переглянувшись, рассмеялись. К ним присоединились криминалисты, отвлекшись на миг от луп и фотоаппаратов,
– Снять телесные повреждения – значит зафиксировать их документально, – отсмеявшись, объяснил иностранцу майор.
Он подошел к лестнице, задрал голову и крикнул:
– Зинаида Яковлевна! Пожалуйте к нам! Вы нужны нашему потерпевшему!
– Не пойду, – отозвался низкий, с ленивыми интонациями, женский голос, – у вас там слишком холодно. Пусть сам идет сюда.
Майор пожал плечами («женщины, что поделаешь!..») и указал Карлу наверх. Прежде чем подняться по лестнице, Карл подошел к Филину, нагнулся, подобрал валявшиеся чуть в стороне черные очки и надел их ему на переносицу. Филин тут же перестал дергаться и затих.
Майор со следователем проводили Карла взглядами, полными искреннего недоумения.
Судмедэксперт, полная женщина лет сорока, в белом халате и модных, без оправы, очках, в ожидании потерпевшего прогуливалась по оранжерее. Вот эти белые и желтые индийские фрезии, размышляла эксперт, в сочетании с огненными бразильскими орхидеями прекрасно будут смотреться в новой напольной вазе зеленого стекла, которую она получила в подарок от коллег-мужчин на Восьмое марта. Ваза была настоящим подарком, дорогим и солидным – эксперты не поскупились; не то что жалкий веничек мимозы и коробка лежалых конфет от сыскарей.
И этот Пронин еще хочет, чтобы она таскалась взад-вперед по шаткой лестнице; нет уж, не дождетесь! Вам надо – вы и идите, а мы лучше посмотрим, что тут еще интересного растет... Ага, бугенвиллеи! Да какие яркие!
Поистине судмедэксперт была ценителем красоты.
Причем не только цветов.
Услыхав шаги за спиной, она обернулась.
Зрелище, представшее ее глазам, было не менее приятным и заслуживающим внимания, чем оранжерейные изыски Филина. Какое интересное лицо! А рост, а фигура!
А одежда – пусть помятая и испачканная, но сразу видно, что качественная и дорогая, не с вещевого рынка...
Эксперт тут же забыла про бугенвиллеи.
– Пройдемте, потерпевший, – грудным голосом сказала она высокому красавцу, – я должна вас осмотреть.
– В этом нет необходимости, – возразил красавец с западным акцентом, – у меня всего лишь небольшие гематомы, между десятым и двенадцатым ребром справа.
Ах да, кто-то же говорил по дороге сюда, что он иностранец. Немец или прибалт. Скорее, немец. Ну а раз немец...
– Таков порядок, – внушительно сказала эксперт.
Сработало. Иностранец безропотно последовал за ней в дальний конец оранжереи.
Там была маленькая комнатка, служившая, судя по всему, и складом садового инвентаря, и кабинетом садовника. Во всяком случае, здесь имелся стол, заваленный журналами
и справочниками по декоративному цветоводству, и пара стульев.– Это не займет много времени, – заверила иностранца эксперт и чарующе улыбнулась.
В комнате она с удобством расположилась за столом, смахнув на пол все книги и журналы, потом раскрыла папку и принялась неспешно заполнять бланк медицинского освидетельствования.
– Прошу меня извинить, я спешу, – вежливо, но решительно заявил не пожелавший сесть иностранец, – все мои личные данные вы можете получить у майора Пронина.
– Как угодно, – весело сказала эксперт, захлопывая папку, – перейдем к делу. Снимите свитер и рубашку.
Иностранец неохотно потянул через голову свитер из тонкой кашмирской шерсти. Эксперт поправила очки на увлажнившейся переносице. Когда же он расстегнул рубашку, каким-то чудом сохранившую свежесть и чистоту, эксперт встала из-за стола и подошла ближе.
– Вы – профессиональный спортсмен? – спросила она после долгой паузы.
– Нет.
– Снимаетесь в кино?
– Нет.
– Манекенщик?
– Нет.
Каждое следующее «нет» звучало несколько суше, чем предыдущие, но эксперт не обратила на это внимания. Скользнув взглядом по гематомам на боку (лиловые розы, расцветшие на гладкой, смугло-золотистой коже), она вновь принялась изучать строение грудных пластин и рельефных мышц, вылепленных знающим свое дело скульптором.
Нет, не вылепленных – отлитых в бронзе.
Искушение прикоснуться и проверить, так ли это, было слишком велико.
А вдруг все это – обман зрения, и вместо совершенных форм – вялый, набитый жиром, поросший волосами мешок, вроде тех, на которые эксперт уже достаточно насмотрелась за свою богатую встречами жизнь.
И эксперт прикоснулась.
Иностранец удивленно взглянул на нее, потом в его темно-серых глазах отразилось усталое понимание, и он мягко отвел ее руку.
Эксперт сглотнула. В кончиках ее пальцев поселилось (и надолго осталось) ощущение горячей, словно согретой солнцем, упругой и гладкой кожи, обтягивающей литые мускулы. Все правда, без обмана.
Это несправедливо, подумала эксперт, глядя, как он одевается.
– А других повреждений у вас нет? – стараясь, чтобы голос звучал сухо и деловито, спросила она.
– Нет, – сказал иностранец.
– Вы уверены?
Сзади послышалось сдержанное покашливание. Эксперт стремительно обернулась и увидела, что в дверях стоит Пронин, с протоколом в руках, и, судя по его лицу, от души наслаждается происходящей сценой. Мало того, он еще позволяет себе отпустить замечание в ее адрес:
– Зиночка, вы на службе...
Иностранец подписывает протокол, кивает эксперту и поворачивается, чтобы уйти.
– Еще минуту, – говорит майор. Он одергивает на себе форменный китель, поправляет фуражку и становится как будто выше ростом.
– От имени и по поручению... – говорит он, обращаясь к иностранцу, – благодарю вас за оказанное содействие...
Закончив с официальной частью, он снимает фуражку, кладет ее на стол и театральным жестом вытирает со лба несуществующий пот.