Лебединое озеро Ихтиандра
Шрифт:
Я включила ночник, на секунду зажмурилась, раскрыла глаза и ахнула:
– Николай Ефимович! Что вы делаете в моей комнате?
Поповкин попятился.
– Где я? Что? Как тут очутился?
Лицо деда было растерянным, но взгляд его неожиданно оказался цепким, жестким, и я заподозрила, что дело нечисто.
– Хватит кривляться! – заорала я.
– Кто? Кого? Как меня зовут? – зашептал старик. – Я хотел принять душ!
– И поэтому пришли в мою спальню за халатом? – фыркнула я. – Что вы тут искали?
– Кто? Кого? Я? – упорно изображал маразматика Николай Ефимович. – Темно! Ничего не вижу. Ох! Настенька! Я тебя разбудил? Прости беспамятного старика!
Мне надоело ломать комедию. Я села в постели, закуталась в одеяло и спокойно сказала:
– Слушайте,
Поповкин молча моргал.
– Ну ладно, сама посмотрю, – улыбнулась я и, решив не стесняться старика, встала с кровати в одной ночной рубашке и схватила халат.
– Что здесь? Вроде ничего интересного.
Пальцы нащупали в кармане скомканные бумажки и какую-то трубочку. Я вытащила шариковую ручку, ту самую, что вчера вечером нашла в саду, в дупле дерева.
Глава 27
– Ну не это же вам понадобилось? – прищурилась я.
Поповкин попятился к двери.
– Где я?
Мне стало противно.
– Да перестаньте, умейте проигрывать. Если вы не уйдете, я прямым ходом отправлюсь к Софье и расскажу о своих подозрениях в ваш адрес.
Я говорила и раскручивала ручку.
– Хорош больной, – бубнила я при этом.
Я указала на «потроха» ручки.
– Интересная штукенция. Обычные шариковые самописки состоят из стержня, пружинки, корпуса и пупочки, нажав на которую вы приводите письменный прибор в боевую готовность. Но в этой есть еще небольшая пуговица. Или это не пуговица, а?
Николай Ефимович втянул голову в плечи, а меня понесло:
– Отлично помню вчерашний вечер. Собаки заметили в саду тень, я поехала посмотреть, кто там, и нашла в дупле эту ручку. Спросите, почему ее прихватила, не отвечу. Просто взяла, пошла в дом и неожиданно обнаружила в шкафу… вас. Тогда я испытывала к вам исключительно жалость, поэтому захотела проводить вас в вашу спальню и обнаружила: кто-то запер изнутри дверь в просторный тамбур, но при этом не посмотрел, что наружная дверь открыта. Мне бы насторожиться, но голова была заполнена мыслями об инвалидной коляске, поэтому я просто вывела вас в сад, мы обогнули дом и вошли через центральный вход. Ну и как развивались события дальше?
Я положила ручку на стол, а утром, убегая из дома, сунула ее в свою сумку – так, на всякий случай. Я предусмотрительная, ношу с собой бумажные салфетки, конфетки и кучу разной дребедени. На что хотите спорю: вы в отсутствие хозяйки зашли в мою комнату, обыскали ее и сообразили, что ручка отсутствует. Вам элементарно не повезло, а я сейчас поняла суть
вчерашних событий.Я села на стул, Николай Ефимович по-прежнему стоял около кресла. Вид у него был самый разнесчастный, но жалость давно покинула меня.
– В саду были вы! Пришли за ручкой, то ли положили ее в дупло, то ли собирались забрать, но вам помешали собаки. Вы не хотели быть обнаруженным в саду, поэтому кинулись к задней двери дома, думая вернуться. Однако вышел облом! Створка была заперта. Снова выскочить на улицу и пойти к центральному входу вы не успели, я уже была на пороге тамбура. Вам оставалось одно – залезть в шкаф, затаиться и надеяться, что я пройду мимо. И снова ваши планы нарушили псы. Я вас нашла и поверила бедному безумному старику, который перепутал спальню с шифоньером. А вы упорно хотели заполучить ручку. Когда Костя упал с лестницы, почти все обитатели приюта, кроме вас, Лены и Светланы, побежали наверх. Привалова появилась позднее, она, как обычно, отъезжала тайком за бутылкой в город. Света полная пофигистка, она не захотела вставать, а вот где были вы? Можете не врать! Я знаю ответ! Вы поторопились в мою спальню и стали обшаривать ее в поисках ручки. Ну откуда вам было знать, что я, наводя порядок в сумке, увижу, что стержень высох, и решу его выбросить? Мусорной корзинки в спальне не оказалось, кучу фантиков и ручку я положила в карман халата и ушла. Думаю, вы поняли: единственное, что не успели обыскать, – это домашнее одеяние госпожи Васильевой. Подождали, полагая, что утром у людей самый крепкий сон, и притопали сюда. Вы молодец, сообразили, что ручка в кармане. Но и я не дура, разом вспомнила все нестыковки. Ну и зачем вы заявились в приют? Не стоит считать всех блондинок идиотками. Снимаю шляпу: диктофон – замечательная придумка. Больной старичок открыто держит его у всех на виду и записывает их слова. Но как объяснить наличие у маразматика видеокамеры? Мобильного у вас по легенде быть ну никак не может, поэтому вы закамуфлировали объектив под авторучку. Отличное оборудование. Вы шпион?
Лицо Николая Ефимовича изменилось, с него испарилась заискивающая улыбка.
– Черт бы тебя побрал, – выпалил дедок, – приперлась в недобрый час. Забудь про спецслужбы. Я из программы «Офис частного детектива», у нас лучший рейтинг среди дециметровых каналов.
– Журналист! – подпрыгнула я. – Сколько же вам лет? Теперь ясно, что не шестьдесят! Не тяжело ходить с килограммом краски на лице и рисовать на нем отметины времени?
Поповкин бесцеремонно сел в кресло и закинул ногу на ногу.
– Особого грима мне не понадобилось. Выкрасил волосы под седину, втер в лицо специальный крем, он стягивает кожу и изменяет ее здоровый цвет на болезненный. Люди не любят разглядывать стариков, это не молодые красивые девочки. Ты права, мне не седьмой десяток. До пенсии еще пахать и пахать! Не всем же так повезло с наследством, как Дарье Васильевой, кое-кому приходится заниматься непростой работой, чтобы иметь возможность есть три раза в день.
– Ты наводил обо мне справки? – возмутилась я.
Поповкин хмыкнул.
– Наша программа – провокация, поэтому и пользуется бешеным успехом. Корреспондент внедряется в какую-нибудь фирму с безупречной репутацией, начальник которой на всех углах кричит о необходимости вести здоровый образ жизни, вопит о семейных ценностях и называет сотрудников любимыми детьми. Очень приятно такую личность на чистую воду вывести. Послушаешь разговоры в курилке, покопаешься в сплетнях и такого нароешь о членах коллектива и их директоре, что сам диву даешься.
– «Приют доброй Клары» – объект журналистского расследования, – протянула я.
– Именно, – кивнул Поповкин, – в свое время мы хотели делать программу про Аркадия. Твой сын слишком уж верный семьянин и правильный адвокат. Начали подготовительный сбор материалов, и тут нам перекрыли кислород. Кое-кто конкретно объяснил продюсеру: тряхнете эту семью, огребете люлей, ваще эфира навсегда лишитесь. Пришлось отступить. Представь, как я удивился, увидав тебя тут.
– У нас, однако, есть тайный всемогущий покровитель, – буркнула я, – интересно узнать его имя!