Ледяной сфинкс
Шрифт:
Замок щелкнул, дверь отворилась. Амалия вытащила ключ из скважины, скользнула внутрь, закрыла за собой створку и замерла на месте, напряженно прислушиваясь.
По тому, какая густая тишина царила во флигеле, она сразу же поняла, что тут никого нет, и немного успокоилась.
Девушка сделала шаг, и половица скрипнула под ногой. Тут сердце ее рухнуло в пятки, потому что где-то под полом зашебуршилось, пискнуло, и вслед за тем раздался топоток маленьких лапок.
«Мыши! Ах, чтоб вас!» – рассердилась Амалия.
Она вошла в комнату, и первое, что бросилось ей в глаза, были какие-то темные бутыли и жестянки из-под керосина.
«Оболочка бомбы… Вот оно, значит, что!»
На подоконнике лежали стопки старых журналов и газет, на столе остались несколько учебников и тетрадей. Возле дивана стоял чемодан, и вид у него был такой, словно он очень много путешествовал, куда больше, чем следует. В шкафу пылились кипы французских романов, в углу лежали треснувшие калоши, и из трещины выглядывал любопытный мышиный нос. Впрочем, не калоши интересовали Амалию. Прежде всего она подошла к очагу и потрогала его, но он оказался совершенно холодным. Значит, во флигеле никого не было как минимум несколько дней, и это успокоило девушку.
Амалия стянула перчатки, сбросила пальто и шляпку, развязала шарф, глубоко вздохнула и принялась за дело. Для начала она осмотрела поверхность стола, но в тетрадях оказались всего лишь самые обыкновенные конспекты. Тогда наша героиня стала залезать в ящики стола и в одном из них обнаружила пачку революционных прокламаций, а в другом – женский гребешок без одного зубца. Дедукция, интуиция, а также память на всякие мелочи тотчас же подсказали Амалии, что гребешок был Дашин, влюбленный студент, наверное, стащил у нее на память. На всякий случай Амалия бегло просмотрела журналы и газеты, но то, похоже, был хлам, оставшийся от предыдущих жильцов.
«Итак, Петров снял флигель, чтобы быть поближе к тем, за кем наблюдал… Судя по всему, заговорщики ему доверяли, раз кое-что даже перенесли к нему. – Амалия покосилась на бутыли. – С некоторых пор Николай стал понимать, что дело может кончиться для него плохо, и оставил дома одно письмо, а другу – второе. Предположим… Предположим, дополнительно он записывал свои наблюдения в дневнике… то есть, конечно, мне хотелось бы, чтобы это было так. При его характере – вполне вероятно. Но если дневник велся, то… Весь вопрос в том, куда студент его спрятал!»
И Амалия взялась за чемодан, в котором не нашлось ничего, кроме груды не очень чистых вещей. Одного взгляда на книги в шкафу ей хватило, чтобы понять: их давно никто не трогал.
Обыскав гостиную, Амалия двинулась в спальню, а оттуда – на кухню, где перетрясла и ощупала каждый предмет, который попадался ей на глаза, обстучала стены и полы – напрасно. Тогда девушка вернулась в гостиную и принялась простукивать полы и стены там. Она испачкалась пылью и грязью, порвала юбку недавно купленного платья и успела обидеться на весь свет, но ничего не нашла, кроме куска засохшей колбасы, мертвого мотылька и чайника, который выглядел так, словно в нем пытались варить еще и суп.
В изнеможении рухнув на продавленный стул, Амалия чихнула от холода, завела за ухо прядь волос, которая выбилась из прически, и задумалась. Мысли ее, надо сказать, были весьма причудливы. Больше всего ей хотелось сейчас, чтобы спиритизм не был шарлатанством и чтобы в самом деле можно было вызвать дух Николая, чтобы спросить у него, вел ли студент дневник, а если вел, то куда его дел.
«Потому
что я могу гадать сколько угодно, но все самые тонкие соображения бессильны приблизить меня к истине… – вздохнула девушка. – И вообще, когда имеешь дело с людьми, полагаться на логику крайне неразумно. Если бы Николай… если бы он мог подать мне какой-нибудь знак… Ах, что за глупости у меня в голове!»И тут произошло нечто весьма и весьма странное. А именно: из спальни вылетел мотылек (возможно, тот самый, которого она несколько минут назад сочла мертвым), покружил возле стены и… исчез.
Амалия в отличие от многих барышень вовсе не была суеверной, и в своих мемуарах она позже напишет, что, конечно, это было обычное совпадение, которое просто в силу обстоятельств произвело на нее сильное впечатление. Поднявшись с места, девушка подошла к стене (которую ранее простукивала) и тут только обратила внимание, что мотылек летал возле очага, который она не догадалась осмотреть. Верх очага был декорирован широкой полосой фальшивого мрамора, чтобы придать ему сходство с камином, и, простукав ее, Амалия убедилась, что внутри, определенно, имеется пустота.
А через несколько минут наша сыщица уже держала в руках дневник Николая Петрова – толстую тетрадь, три четверти которой были исписаны размашистым, порой трудно читаемым почерком. Присев за стол, Амалия стала в нетерпении переворачивать страницы, выхватывая то отдельные фразы, то целые абзацы.
Но не успела дойти до конца. Краем уха она уловила в прихожей какой-то шорох и, подняв голову, встретилась взглядом с незнакомым молодым человеком, который стоял в дверях. И, хотя тот был недурен собой и к тому же улыбался самым сердечным, самым непринужденным образом, у Амалии сразу же как-то нехорошо похолодело в груди.
На то, чтобы захлопнуть тетрадь левой рукой и потянуться правой к сумке, в которой лежал револьвер, у нее ушли какие-то доли секунды, но и этих долей оказалось слишком много. Потому что второй незваный гость, подкравшийся сзади, с размаху нанес ей удар кулаком в голову. Комната заплясала вокруг девушки, внезапно превратившись в гигантского мотылька, который обхватил ее своими крыльями и понес за собой. Амалия полетела куда-то в головокружительную пустоту и немоту…
Глава 23
Огненный ангел
Гарь.
Жар.
Крик.
– А-а!
Крик переходит в сдавленный стон и смолкает. Запах гари становится все сильнее, и слышно, как где-то с печальным, почти хрустальным звоном разбивается стекло.
Надо открыть глаза…
Надо поднять голову…
Надо встать, но голова словно расколота на тысячу осколков. Жар уже пышет в лицо…
– Амалия! Амалия!
Зачем так кричать? А голова меж тем раскалывается уже на две тысячи осколков, потому что Амалию хватают и тащат куда-то.
– Пустите… – бормочет она. – Не смейте…
Огненным змеем взвилась полыхающая занавеска, и тут девушка почти пришла в себя.
– Амалия! Дом горит! Вы слышите меня?
Александр попытался поднять ее на руки, но она оттолкнула его.
– Дневник!
– Какой днев… – начал он в изнеможении.
– Тетрадь! Где она?
Флигель полыхал, огонь уже перекинулся на стены. Приподнявшись, Амалия увидела возле очага какую-то темную груду и, присмотревшись, поняла, что это человек в луже крови. Возле его руки лежал дневник Николая Петрова.