Легенда о черном алмазе

–  Ты с кем-то разговаривал?

Емелька тихонько засмеялся:

–  С тополем. Но вот что здорово, Костик: ты всегда чувствуешь, когда нужно прийти. Понимаешь, какая-то тревога на душе… Отчего? В этом старом доме, Ко-Ко, не все в порядке.

–  Ты думаешь, Анка и вправду кого-то заметила за окном?

–  Одно скажу: раньше ей никакие страхи не мерещились.

–  Я про того контуженого Тита думаю,- помолчав, прошептал Костя.- Если он псих, как же его дед Митрофан не опасается? Я слышал, что такие, как Тит, за любые, даже самые худые, дела не отвечают. Псих может и пожар устроить, и окна побить, и кого-нибудь ни за что ни про что обидеть, а в суд его не поведут - в больницу отправят.

Емелька поежился:

–  Страхи нагоняешь? Или забыл наше правило: смелости учись у разведчика, осторожности - у сапера?

Костик словно бы и не слышал:

–  А вспомни, как Тит плавает?

–  Ну, значит, еще до контузии научился и не забыл. Да этого бедолагу тут все вокруг знают. Он, говорят, смирнее кролика.

Костя едва не прыснул от смеха:

–  Ничего себе кролик!

Емелька вздрогнул, схватил приятеля повыше локтя и крепко сжал:

–  Смотри на реку. Кто это?..

От затененного левого берега, из густых зарослей верболоза выскользнул черный, с низкой посадкой челнок. У кормы его, четко окантованный лунным светом, чернел силуэт гребца. Послушный сильным движениям весла, челнок стремительно пересек лунную дорожку на ряби течения и направился к правому берегу реки, несколько повыше домика, где возвышалась сплошная стена осоки.

–  Давай спрячемся,- шепнул Костя.- Он, может, уже заметил нас?

Старшой оглянулся по сторонам:

–  Вряд ли. Луна из-за дома светит, а наше крылечко в тени. И потом, если это рыболов, до нас ему нет никакого дела. А кому еще, как не рыболову, ночью по реке прогуливаться?

–  Лучше бы все-таки спрятаться,- упрямо повторил Костик.- Тут нас не видно, а мы видим все.

Емелька согласился, и они бесшумно юркнули за угол дома. Там росла высокая крапива, и Костя шарахнулся в сторону, завизжал от боли. Старшой встряхнул его за плечо:

–  Молчи, неженка! Ты всю операцию испортишь.

–  А если кусается. У меня ноги босые, я как будто в кипяток ступил!
– Он выглянул из-за угла и предостерегающе вскинул руку: - Тс-с… Прямо в осоку направляется…

Привстав на цыпочки, Емелька тоже глянул на реку: челнок с черным гребцом на корме уже скрывался в густых зарослях осоки. Костик озабоченно обернулся к Старшому:

–  Что будем делать?

–  Подождем.

–  Так нам же ничего не видно.

–  Не будет же он до утра сидеть в осоке. Комары загрызут. Выйдет на берег, а там посмотрим.

Они ждали долго, отгоняя, со злостью давя назойливых комаров, и Емелька уже собирался дать «отбой», признав, что «операция» не удалась, но из-за ветвей старой вербы, склоненных над берегом, вышел, словно бы крадучись, мужчина. Он ступил на открытый скат берега, и его с головы до ног осветила полная луна. Шел он босой, в одних трусах, и - что заставило приятелей притаиться и не дышать - направлялся к дому деда Митрофана.

–  Сюда идет… бежим?
– растерялся Костик.

Старшой ответил чуть слышно:

–  Замолчи и жди.

Костик не утихомиривался.

–  А чего ждать-то? Вон уже остановился около времянки, тут до нас десятка два шагов.- Он припал боком к стене дома и попятился.- Батюшки! Да ведь это же Тит!..

Емеля держался спокойнее, хотя и ему хотелось броситься наутек.

–  Слушай и соображай,- тихо приказал он Костику.- В руке у Смехача вижу сумку. Похоже, в ней что-то тяжелое. Ноги по колени в грязи: наверное, там, в осоке, измазался, пока на берег выбирался. Стоп, Ко-Ко… Почему он не причалил здесь, возле «Нырка»? Понятно, в осоке прячет челнок!

Костик опять подкрался к углу дома.

–  Что же он не входит в каморку? Глянь-ка, повернул за времянку. Что все это значит, Старшой?

Емеля призадумался и решил:

–  Еще подождем… Зачем ему понадобилось обходить времянку? Сейчас покажется… Должен же он открыть дверь и войти в свою каморку?

Они ждали так долго, что за рекой, над кудрявыми вербами и ясенями, засветилась тонкая полоска утренней зари.

–  Неужели ушел?
– изумленно шептал Костя.- И куда? Разве через речку, вплавь? Так он же недавно прибыл с того берега. Нет, ничего не могу понять.

–  А теперь пошли!
– решительно скомандовал Емеля.

Он крепко взял Костика за руку, но тот, лишь повернули за угол дома, уперся.

–  Я же говорю тебе - соображай,- прошипел Емеля уже сердясь.- Там, за времянкой, сложен стог сена. А разве найдешь в летнюю пору постель лучше? Мы, чудаки, дежурим, шепчемся, а Смехач завалился на сено и уже третий сон видит.

–  Ну, ты и дошлый!
– искренне восхитился Костя.

Они уверенно миновали двор, завернули за времянку с тыльной стороны и замерли, не разнимая рук, глядя на тусклое окошко. Там зыбился слабый свет: по-видимому, горела плошка. Но Емелька сначала обследовал копну сена и убедился, что она даже не была примята. Потом, прикусив губу, крадучись вдоль стен, прильнул к нижнему уголку окошка.

В каморке, на ящике, что стоял в углу рядом с койкой, действительно горел фитилек плошки. Огонек светил слабо, но Емеля все же кое-что рассмотрел. Перед самой плошкой над ящиком он увидел две большие черные руки, а в них какой-то листок бумаги. Цепкие пальцы перебирали, стараясь разгладить,скомканный лист. Лица Тита Старшой не разглядел: слишком мало света в каморке.

Он присел под окном и подал знак приятелю. Костик тоже приподнялся и заглянул в другой уголок окна. Заглянул и отшатнулся, разинув с перепугу рот. Емелька смотрел на него с тревогой.

–  Ну, что там?..- хрипло спросил он, не выдержав.- Что увидел? Не тяни.

Костик с усилием перевел дыхание:

–  У него… да, у него в глазах огонь!

–  Ты… в своем уме, трусишка?

–  Нет, правда.

–  Поклянись.

–  Палец под топор!… Глазища огромные - и огнем брызнули.

–  Дай-ка я с твоего уголка гляну,- решил Емелька.

Костик покорно уступил Старшому свое место. Тот не попятился от окна, лишь удивленно подернул плечами и усмехнулся. Костик испугался его усмешки - даже забыл закрыть рот.