Легенда о Чёрном ангеле

Деньги — весомый довод стараться, а в деле оплаты труда я не привык мелочиться. Жадность губит не только фраеров, а и всех без разбора. Зажмёшь лишний рубль, а завтра огребёшь такие последствия, которые просто не вывезешь.

Захожу в сумрачное помещение бокса, в котором стены изолированы настолько, что звук трубы Иерихона не услышишь. Это перевалочный пункт, самое интересное происходит в подвале под моим кабинетом, но для начала провинившегося нужно замариновать хорошенько. Как мясо для шашлыка. Не все же удовольствия сразу, в самом-то деле.

Садист ли я? Определённо, нет. Я не получаю удовольствия от людских страданий, мне не нужна чужая боль, чтобы не чувствовать своей. Не ловлю кайф от криков и стонов и не купаюсь в крови девственниц. Но я свято уверен, что зло должно быть наказано. За любым грехом должна следовать расплата, а иначе в этой жизни нет никакого смысла. Но я справедлив и никогда не наврежу человеку больше, чем он заслужил своими делами и поступками.

Да, в чём-то я взял на себя обязанности Бога, но мне плевать, что по этому поводу думает общественность. Я живу так, как считаю нужным, готовый и сам отвечать за то, что успел сотворить за годы. Знаю, что костёр в аду уже приготовлен для меня, но пока дышу, буду следовать своим законам, а сдохну, так туда мне и дорога. Было бы ещё о чём переживать.

Мой пленник провинился: он полез на мою территорию, убил моих людей. Скольким бы он ещё навредил, не останови его верная отважная женщина? Неизвестно. Я не боюсь, что он мог бы добраться до меня. Я только не хочу даже представлять, какая бы длинная цепочка чужих смертей пролегла на этом пути. Смертей моих людей. И только за одну эту вероятность я готов спустить с урода шкуру живьём.

Замо?к клацает за спиной — охрана не сунется сюда, а криков не услышат, как бы мудак ни пыжился в тщетной попытке найти у кого-то здесь защиту. Но я не планирую убивать его. Не сейчас.

Он сидит на топчане в углу бокса, откинув голову на стену, и смотрит на меня. Ничего не говорит, не ухмыляется — просто смотрит.

Взгляд живого мертвеца я узнаю из тысяч других. Урод знает, что не жилец и, кажется, смирился со своей участью.

— Быстро ты пришёл, — замечает абсолютно бесцветным голосом.

Он сам себя обрёк на эту участь, его никто не заставлял. Наверное, был уверен, что всё будет в ажуре, но не вышло. Так случается, когда расслабляешься, и всё идёт по накатанной. Он работал грубо, но это не потому, что не знал других способов устранения врагов. Нет. Иногда за кажущейся простотой и примитивностью скрывается куда больше филигранного мастерства. Труп байкера с пробитой кирпичом головой на заднем дворе придорожной гостиницы — не то дело, за расследование которого с удовольствием примутся менты. Закроют за неимением весомых улик и подозреваемого, списав всё на обычную драку, межклубные разборки. Такое случается, просто в этот раз кто-то не рассчитал силы, вот и все дела.

— Ты меня ждал? — интересуюсь, медленно подходя к пленнику, пока не упираюсь носками сапог в край топчана. — Соскучился?

— Нужен ты мне триста лет, скучать по тебе, — усмехается, но морщится, когда чуть поджившая рана на губе снова трескается, а на коже выступают капельки крови.

Он слизывает их с каким-то почти эротическим удовольствием.

— Смотри, не кончи, извращенец.

Он пожимает плечами и стирает сочащуюся кровь пальцами.

— Так и не хочешь сказать, где твоего хозяина искать?

Хозяин — не тот термин, который привыкли использовать в нашей среде, но этот кровожадный упырь на самом деле пёс — верный и преданный, и Спартака, скорее всего, так и воспринимает, выполняя любой приказ с раболепским обожанием. Такие не раскалываются, такие гибнут с гордым видом на кострах.

И я бы, может быть, стал его уважать. Расчувствовался, покорился обезоруживающей верности этого человека с косматой бородой. Наверное, я бы мог. Но не сейчас и не с ним, потому что я ненавижу предателей, а этот человек променял все идеалы, все заветы ради того, чтобы хозяин лишний раз погладил его по голове.

Мерзко. Служить хозяину… разве этого хотят от нас дорожные боги?

— Скажи мне, кто спалил бар “Приют одинокого путника”? Ваша работа?

— Наша, — кивает, и что-то вроде гордости мелькает на заросшем бородой лице. — Во всяком случае, такой вариант обсуждался, если вдруг баба окажется упёртой.

— Язык держи за зубами.

Никто не имеет права называть Марго бабой.

— Не нервничай, — снова усмехается. — Но я точно не в курсе, потому что твои архаровцы в этот момент били меня.

— Надо было убить.

— Вероятно.

Он молчит, глядя на меня, словно изучает. Наверняка, он прекрасно знает обо мне, знает, на что могу быть способен: Спартак — ещё тот мой фанат. Но сейчас я не могу понять, о чём думает этот человек, в чём пытается разобраться, сверля во мне взглядом дыры.

— Но уверен, без новой девки Спартака не обошлось. — Хмурится, почёсывая шею, и от этого мерзкого скребущего по нервам звука мороз по коже. — Она там ещё тот… генератор идей.

Это уже интереснее. Значит, Максимка завёл себе любовь. Да ещё такую, которой позволено идеи генерировать.

А это может быть полезным.

— Что за девка?

— Молодая, красивая, ноги от ушей, — кривит разбитые губы в усмешке, больше похожей на звериный оскал. — В общем, кукушка у Спартака слетела на почве неё окончательно.

Смотрю на часы, понимая, что провёл здесь уже десять минут. Представляю, что там себе воображает Марго, но ещё пару минут тут побуду. Роджер не даст её в обиду, а со всем остальным мы разберёмся.

— Ты её видел? Знаешь, что за баба?

Морщится, и я понимаю, что ему не нравится этот разговор. Вернее, не так: ему не нравится предмет разговора. У некоторых пунктик на эту тему: считают, что бабы — лишний балласт, мешающий свободе, буксир на пути истинного байкера. Видать, этот придурок из такой же породы. И это можно использовать.

Информация — самое ценное, что есть в этой жизни, самое мощное оружие.

— Видел, — кивает. — Но особо не в курсе. Я, знаешь ли, не очень близок к шефу, а иначе не сидел бы здесь.

— Как зовут?

— Познакомиться хочешь?

И снова ухмылка, от которой меня тошнит. От его вида меня выворачивает, словно червяка в супе нашёл. Теряю ли я самоконтроль сейчас? Да. Определённо. Нравится ли мне это? Нет, я не привык психовать, мне сложно с этим справляться, словно, позволь я вырваться демонам на свободу, уже не смогу собрать себя, раздробленного на куски, обратно.

— Заткнись. Просто заткнись, тварь!

Бью придурка, особо даже не размахиваясь, но лохматая голова тормозит о стену с глухим стуком. Потом бью ещё и ещё раз, для надёжности. Просто, чтобы понял, что здесь я задаю вопросы, а шутки свои дебильный пусть себе в задницу засунет.

— Как. Зовут. Бабу. Спартака, — дроблю фразу, разделяя слова ударами, но совсем не чувствую, как мой кулак бьётся о его тупую рожу.

Могу ли я убить его в этот момент? Легко. Но останавливаю себя, когда мужик — я даже не выяснил его прозвища или имени — отползает в сторону, а в глазах чистая, ничем не прикрытая, паника плещется. Всё-таки иногда чужой страх — тот ещё допинг и антидепрессант.