Легенда о проклятии

Спустя три месяца мало что изменилось в их отношениях. Дева все так же приветлива, но холодна. А Олесий, казалось, использовал все варианты ухаживаний. Они были тайными и явными. Она радовалась подаркам, знакам внимания и просто заботе, неизменно благодарила, но на сближение не шла. Она и сама делала воину подарки. Но близко не подпускала, мужчине даже мимолетного поцелуя сорвать не удалось. Казалось, в своих убеждениях она, как скала, тверда.

— Не могу тебе помочь, Олесий. Только пожелать терпения. Видимо ее чувственная сторона крепко спит и тебе придется ждать ее ведьминского совершеннолетия. Ты ведь любишь? — Олесий серьезно кивнул, он и сам уже пришел к подобному выводу, да и все советы, хоть и разными словами, сводились к одному, но ему хотелось любви и определенности. — Тогда ты справишься. — подытожил Дорий и пошел на кухню, хотелось перекусить перед вечерними событиями. Ведь наверняка еще кто-нибудь удивит.

На кухне мило ворковали Симон и Урилика. Вот у этой парочки, как раз все хорошо. Но они отчего-то не бегут к Дорию за благословением. Хотя, он уверен, они знают о предстоящих обрядах.

Симон поставил перед Дорием тарелку с горячей ароматной едой, исходящей паром. Он устроился за рабочим столом, здесь редко кто кушал. Урилика с широкой улыбкой преподнесла кружку отвара.

Дорий не выдержал:

— Что же вы не хотите пройти обряд единения?

— Хотим — спокойно ответил Симон, — но хочется большого праздника, а не той суматохи, что ожидается вечером и происходит сейчас в поисках всего необходимого. Да и нужно вкусностей наготовить, праздник как-никак. Дэнис всегда помогал нам, но сейчас готовиться к свадьбе. Герман тоже этим занят. Но не переживай. Мне сейчас Урилика помогает, а Вадир и еще несколько воинов у отца на кухне обосновались, пока папа своей Любовью занят. Он, кстати, искал тебя и бедную Любовь по всей долине таскает в своих поисках. Еще вскорости жди Вадира за благословением.

И правда сегодня спокойная еда мужчине не светит. Дверь на кухню распахнулась, стукнувшись о стену и влетел запыхавшийся и взлохмаченный Марий, за руку он тянул нарядную Любовь.

— Дорий! Благослови нас на обряд! — Марий говорил громко, словно в большой зале и Дорий поморщился.

Но тут ученый взял себя в руки и уже негромко и почти спокойно произнес:

— Я люблю эту женщину всю жизнь. Я похоронил ее, но она пришла ко мне, как и обещала. Я так счастлив, что не могу сдержать чувств. И самое главное, она помнит меня. А сына — он взглянул на Симона — вспомнить не может, но она приняла его и любит нас. Любит меня. Благослови, Дорий.

— Благословляю вас на счастливую жизнь. — произнес Дорий, видя согласие пары.

Марий так обрадовался, что поймал всю невесту в охапку и принялся кружить, едва не задев шкафчики и стол.

— Папа, я так рад за тебя! — Симон подошел, как только мужчина поставил Любовь на пол и крепко обнял отца, а после и легонько Любовь. — И за тебя, мама, очень рад.

Образ Любви:

Любовь только смотрела удивленно, а Дорий тихонько радовался за эту семью.

Глава 20. Венчание

Долина, холм с венчальными деревьями.

Вечером рано взошла полная, но пока еще бледная луна. Поляна перед венчальным холмом была уставлена столами. Здесь же было все заготовлено для будущих костров. Солнышко еще не село за горизонт, но уже окрашивало небо в самые невероятные цвета. Воины и ведьмы были нарядными и взволнованными. Все наблюдали как четыре пары кормят друг друга сладкими фруктами, поят ключевой водой, которую им подают две шестилетние девочки и два мальчика семи и девяти лет.

Детей около десятка Ивлий с Боженой привели из городка близ деревни ведьм, чтобы тоже побывали на празднике. Божена тихая женщина, мама двух мальчишек, которые как раз торжественно держали поднос с фруктами перед сужеными. Мальчики оказались спокойнее других, характером, наверное, в маму пошли, поэтому их и попросили поучаствовать в обряде. Божена успела отмыть их мордашки, причесать и приодеть.

Красиво и ладно шел обряд, сама природа помогала, легкий ветерок шелестел листьями, птицы щебетали звонко, весело, было тепло и светло на душах людей.

Злата была спокойна, тихая радость поселилась в ее сердечке, сейчас ей было хорошо в этом настоящем. Уже после на нее нахлынут эмоции, с трепетом и неизменным волнением будет вспоминать этот обряд, каждый взгляд и жест любимого, такого уверенного сейчас Германа. Лицо серьезно, взгляд сосредоточен, вот он ловко подхватывает свою женщину на руки и переносит через небольшой ручей. Сам он босыми ступнями спокойно ступает по холодной воде, потом ставит и ее босую на мягкую травку и они, взявшись за руки, вместе поднимаются на холм.

Заря, наоборот так разволновалась, что готова была сбежать с обряда, но подкашивались колени и ее ладонь крепко держал Петр. Мужчина все время поглядывал на любимую, боялся, что вот-вот она передумает и сбежит с церемонии. Но нет, когда воин подает ей фрукт, она делит его пополам и подает мужчине половинку, которая вышла чуть больше. Петр кусает свою половинку персика и угощает ею же свою рассудительную и упрямую красавицу. Заря не противится, кусает спелый бок персика и жмурится от удовольствия и Петр с восторгом угощает невесту и второй половинкой фрукта, взяв его из ее руки. Потом он подает ей большую расписную чашу, как раз предназначенную для свадебных обрядов, и нашедшуюся почти случайно воинами в их музее среди старинных предметов. Она пьет ледяную родниковую воду и подает чашу жениху. И Петр, не отводя взгляда от ее глаз, отпивает глоток. А потом быстро подхватывает Зарю на руки, а перейдя ручей не ставит на ноги, а несет дальше, вверх на холм. Заря начинает шипеть и требовать поставить ее на ноги, что раз они будут мужем и женой, то и трудности должны преодолевать вместе рука об руку, а не так, что она сядет ему на ручки, а он вези ее — королевишну — по жизни. Петр оценил речь и экспрессию и на полпути поставил Зарю на ноги. Но не потому, что был против нести ее всю жизнь, а потому, что ее мнение он уважал. Раз хочет разделить сложности пополам, так и быть он немного и ей уступит, например, совета спросит. А вообще он видел ее метания и как женщина, его "старушка", сомневается в принятом столь скоропалительно решении.

Заря действительно нервничала, чем выше в гору, тем больше сомнений ее одолевало. Она этого воина и не знает, он ее жесткий характер тоже не знает. Она давно сама себе хозяйка, живет как хочет, а этот навязался и придется подстраиваться. Пусть он и говорит, что будет паинькой, но ведь тоже человек, со своими нуждами и характером далеко не мягким и уступчивым. Ох, и наплачется же она с ним.

Тем не менее, несмотря на все доводы разума, она шла на вершину, чувствуя его поддержку и внимание. Не развернулась, и не сбежала. Ведь зная себя, не очень беспокоящуюся по поводу мнения других, если бы в глубине души не хотела, давно бы либо просто ушла, а скорее всего с большим скандалом, ведь если скандалить, то с размахом, чтобы интереснее было, веселее. Свадьба же. А вообще если бы не хотела, где-то в глубине души, то и не согласилась бы еще утром в столовой перед Дорием.

Ступив, босой ногой на первые лепестки цветущих деревьев, Заря решила не мучиться, а просто отпустить и пусть будет так как будет, а она посмотрит. Если не уживутся — разойдутся, не велика беда. Сомнения выветрились, вдвоем шли к центру холма, светлые эмоции наполняли пару, место это такое светлое, а лепестки будто только их и ждали, сорвались с деревьев и закружили вокруг пары, на несколько секунд закрыв их от зрителей, Петр взял и вторую руку Зари в свои ладони, повернулся к ней всем корпусом и глядя в глаза уверенно и благоговейно произнес:

— Душа моя!

Заря, почти не задумываясь, ответила:

— Свет очей моих!

Двое словно замерли в этом мгновении, лепестки, медленно кружась, осыпались вокруг. Воины и ведьмы, что специально поднялись, но с другой стороны холма, чтобы стать свидетелями скрепления уз, видели счастливую пару и свет исходящий от них, такое место здесь волшебное, любовь сразу видно, даже зарождающуюся.

Петр все же поцеловал свою теперь уже жену, нежно и невесомо, ласково:

— Жена, ты теперь жена, а я муж, душа моя! — он шептал с восторгом.