Легенда об Ураульфе, или Три части Белого

Охотники громко смеются, когда дядя так шутит.

А на Придурка посмотришь — ему вроде тоже весело. Он всегда улыбается — и когда над ним насмехаются, и когда заставляют работать. Даже когда его бьют. Из глаз текут слезы, а губы, как деревянные, растянулись в улыбке.

Это из-за змеи. Придурок боится змей. Никаких зверей не боится — даже больших и сильных. Только змей. А ему однажды подложили в башмак веретеницу. У веретеницы нет ядовитых зубов. Но она извивается. Придурок прижал ее пяткой, и змея его укусила. И Придурок с тех пор улыбается. И за это его называют Придурком. За это — и за перчатки.

Придурок носит перчатки, длинные, до локтей, из толстой блестящей кожи, — и в дождь, и в жару, и в холод. И дядя Барлет следит, чтобы перчатки не рвались.

Придурок снимает их поздно ночью, когда никто в усадьбе не может его увидеть. И лошади тянутся к нему мордами — просят, чтоб он их погладил. И никогда не лягаются. И слушаются Придурка.

Придурок этому рад. И рад, что его никогда не берут на охоту. Он не может смотреть, как умирают лоси. А убитого лося не может освежевать! От вида лосиной крови у него опухает лицо, стекленеют глаза и на губах выступает пена.

Это случилось впервые, когда в конюшне жил Висли — вислоухий щенок Придурка. Висли достался Придурку слепым и готовым к смерти. Но Придурок не дал щенку помереть — выкормил из бутылки.

Об этом никто не знал. Ни одна живая душа. Придурок устроил в дальнем конце конюшни что-то вроде норы. А Висли был очень послушный и никогда не лаял. Успей тогда Придурок шепнуть ему «Место!», щенка бы никто не заметил. Но Придурку было так плохо, что он ничего не сказал. И Висли неправильно понял, что ему надо делать.

* * *

Он сразу учуял неладное — когда заскрипели ворота и двое втащили мальчика на руках в конюшню.

— Давай-ка, клади на солому!

— Эк его прихватило! Гляди, лицо похоже на блин.

— Придурок! Ты меня слышишь?

— Слышит, слышит. Вишь, шевелятся веки.

— Но само не пройдет. Вон, губы синие. И кровь из носа идет. Всю рубаху залило. И что Барлет вдруг удумал? Ходит мальчишка за лошадьми — и ладно. Вроде бы польза. А тут на тебе: пусть со всеми свежует лосей! Знает же, с придурью малый.

— Вот помрет его братец, будет знать!

— Ну, ты сказанул. Придурок — братец Барлета?

— Точно тебе говорю. Чего ж он о нем печется?

— Печется? Как мимо пройдет, так в подарочек — подзатыльник. И мальчишка худющий — кожа да кости.

— Точно тебе говорю. Это сводный братец Барлета. Ну, что мотаешь башкой? Старый Скулон завел себе полюбовницу. Незадолго до смерти. Эта его полюбовница была не из наших. И он, говорят, сошел от нее с ума — никому не показывал и держал взаперти. А это вот ихний сынок.

— Да где ж ты видел таких у Скулона — чтоб дохли от вида крови?

— В семье не без урода.

— Это — в самую точку.

Оба прыснули. Мальчишка вдруг застонал.

— Эй, эй! Придурок! Ты как?

Придурок не отвечал.

— Да вроде живой еще!

— Хорошо, что живой. А то, слышь! Он Придурка колотит, а чтоб помер — не хочет. Молока велел принести. Только здесь молоко не поможет. К лекарю надобно ехать.

— К лекарю — дорого больно. Не станет Барлет тратиться на Придурка.

— Говорю тебе, станет. Ну, давай-давай, за молоком-то иди. А я пойду за Барлетом.

Люди ушли. Висли нетерпеливо заерзал в норе. Что-то неладно с хозяином. Висли надо быть рядом. Пес подполз к самому выходу и в ожидании замер. Хозяин позвал бы его, будь он в силах! Позвал бы его непременно! Но сейчас ему очень плохо. И он не может позвать. От напряжения Висли дрожал: без команды нельзя вылезать! Но он должен быть рядом с хозяином. Хозяин сейчас не может себя защитить.

Висли вылез из своего укрытия и ткнулся носом мальчику в шею. Тот с трудом разлепил глаза — они утонули в щелях раздувшихся щек — и чуть приподнял голову. Висли слабенько тявкнул. Мальчик дернулся: тише! Нельзя! И снова закрыл глаза. Голова бессильно упала. Висли остался на месте.

В это время ворота хлопнули. Появился Барлет и другой, тот, что был здесь чуть раньше.

— Это еще что такое?

Висли чуть приподнялся и зарычал, не трогаясь с места.

— Да это же вислоухий! Помнишь, Барлет? Щенок! Который тебе не понравился. Ты сердился, что он беспородный и испортил помет. Велел его утопить.

Барлет сделал шаг вперед, и Висли опять зарычал — чуть громче.

— Ой, умираю от смеха! Караулит Придурка. А ничего так пес! Гляди, Барлет, какой верный.

— Придурок — скотина. Очнется — я ему врежу. Мало, что сам урод. Он других уродов разводит. А ну-ка, возьми арбалет. Пристрели его. Слышишь? Ну, кому говорю?

Придурок на время ожил — только лишь для того, чтобы вцепиться в чужую ногу и дернуть того, кто стрелял. Поэтому выстрел оказался неточным. А еще он одними губами дал команду «Беги!». Пес тут же метнулся к заветному лазу, который они вместе с мальчиком прорыли в углу конюшни.

Потом Придурок снова провалился в беспамятство — на несколько смен светил. А когда пришел в себя, лаз оказался засыпан. Потайную нору обнаружили и разорили.

Глава третья

Барлет не видел Дракинду почти два радужных цикла. Она изменилась.

— Ну и страшна ты, Дракинда. Ты бы сейчас не сумела купить даже ноготь летучего мужа.

Барлет ухмылялся, разглядывая Дракинду и позабыв на время о своем важном деле. Все-таки он поступил тогда умно, разрешив ей уйти.

Дракинда насторожилась:

— Зачем ты приехал, Барлет? Я исправно плачу тебе.

— Я привез для тебя подарок, — Барлет вытащил из сумки скомканную рубаху. — На вот, понюхай, чем пахнет. Чуешь запах мальчишки?

Дракинда взяла в руки тряпку и прижала к лицу.

— Вот видишь! Зря ты неласкова! Впрочем, ты всегда была ко мне холодна, — он опять хохотнул.

— Так вот зачем ты приехал? Чтобы я колдовала?

— Как это ты догадалась? — Барлет все еще усмехался.

— Колдовство мне уже не под силу. Оно убивает того, кто заменяет мне сердце.

— Я привезу тебе мышь — новорожденную, теплую. Она заменит жабу… Или кто у тебя в груди?

— Что тебе нужно?