Лекарь Империи 10

Он вернулся тихо, незаметно — я даже не услышал, как открылась дверь. Стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на меня. Под глазами залегли темные круги — он не спал всю ночь. Костюм помят, галстук ослаблен. Небритая щетина серебрилась на щеках.

Император Всероссийский выглядел как обычный измученный отец у постели больного ребенка. Что, в общем-то, соответствует действительности.

— Не спали, Ваше Величество? — спросил я.

— А вы? — он кивнул на гору документов, пустые чашки кофе, исписанные листы.

— Тоже. Но у меня была работа. А вы могли отдохнуть.

— Отдохнуть? — он криво усмехнулся. — Для императора не существует такого слова.

Он замолчал, сжал переносицу пальцами. Жест усталости и отчаяния.

— Ну что, Илья Григорьевич? — спросил он, выпрямляясь. Маска Императора вернулась на место. — Нашли?

Я медленно кивнул. Смотрел ему в глаза — долгим, тяжелым взглядом человека, который знает правду и не хочет ее озвучивать.

— Нашел. И теперь я окончательно понял, зачем вам понадобился именно я. Почему не кто-то из ваших придворных медиков. Почему не профессор Грушевский. Почему не иностранные светила.

Пауза. Пусть слова повиснут в воздухе. Пусть он поймет — я знаю. Все знаю.

— Вам не нужен был диагност, — продолжил я. — Диагноз уже был. Тот самый пятый целитель — он все правильно определил. И вы это знаете.

Я встал, подошел к окну. За стеклом спала Ксения. Такая хрупкая. Такая беззащитная. Такая обреченная.

— Вы хотите, чтобы я провел операцию, за которую не возьмется ни один здравомыслящий хирург в этом мире. Операцию на стволе головного мозга. В самом его центре. Там, где сходятся все жизненно важные пути. Там, где малейшая ошибка означает мгновенную смерть.

Глава 5

Император не ответил. Ждал продолжения. Но в его глазах я видел — он знает. Знает, что я разгадал загадку.

— У Ксении не БАС, — сказал я. — У нее диффузная внутристволовая глиома. Редчайший тип опухоли. Настолько редкий, что в медицинской литературе описано меньше сотни случаев.

Я стоял посреди наблюдательной комнаты, чувствуя, как адреналин щекочет верх живота. Знакомое ощущение — так бывает после особенно сложной операции, когда понимаешь, что все кончено, пациент стабилен, и можно наконец выдохнуть. Только сейчас все только начиналось.

Император ждал. Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и его костяшки побелели от напряжения. Филипп Самуилович замер с папкой в руках; его старые пальцы, пораженные легким тремором, чуть подрагивали. Эссенциальный тремор, не Паркинсон. Волнение усиливает симптомы. Даже Фырк притих на моем плече. Он тоже чувствовал напряжение.

Пора было озвучить вердикт.

Говори как на консилиуме — четко, без эмоций, только факты. Сейчас передо мной не отец. Передо мной самый важный и самый сложный случай в моей жизни. На данный момент, конечно.

— Диффузная. Интрамедуллярная. Глиома. Ствола. Головного. Мозга.

Я произнес это медленно, раздельно, чтобы каждое слово не ускользнуло от уха императора.

— Низкой степени злокачественности — уровень один или максимум — два по классификации ВОЗ. Медленнорастущая, что объясняет относительно позднее проявление симптомов. Но…

Я сделал паузу, встретив взгляд Императора.

— Но расположенная в абсолютно неоперабельной зоне. Она проросла в продолговатый мозг, мост и частично средний мозг. Как-будто кто-то залил жидким цементом главный распределительный щит в огромном городе. Щит, от которого идет провода ко всему: к свету, воде, связи, системе жизнеобеспечения. Любая попытка отколоть этот цемент, даже на миллиметр, приведет к обрыву тысяч проводов. Мгновенная и тотальная катастрофа.

Александр Четвертый медленно выдохнул. Это был даже не выдох, а тихий, свистящий звук, который издает человек, долго бывший под водой и наконец глотнувший воздуха. Его плечи обмякли, словно из него вынули стальной стержень.

— Да… — голос сорвался, он откашлялся и повторил тверже: — Да. «Приговор, не подлежащий обжалованию». Он так и сказал.

Облегчение. Он боялся услышать что-то новое, неизвестное. Старый, знакомый враг, пусть и непобедимый, пугает меньше, чем новая угроза. И одновременно — ужас. Теперь его последняя надежда на ошибку пятого целителя рухнула. Я подтвердил приговор.

Я мысленно прокрутил в голове вопрос, который сейчас должен был последовать. Тот самый вопрос, от которого сбежали все остальные.

— Возьметесь?

Он задал его почти шепотом. И в этом шепоте было больше мольбы, чем власти.

Я снова посмотрел на Ксению за стеклом. Ее ресницы дрожали — фаза быстрого сна. Она видела сны. Снится ли ей, что она бегает по этому саду за окном? Что снова играет на фортепиано? Я не могу отнять у нее даже эту возможность. Не имею права.

Я выдержал долгую, мучительную паузу, чувствуя, как на меня смотрят две пары глаз.

— Да.

Слово прозвучало оглушительно в наступившей тишине.

Император отшатнулся от окна, как от удара. Его рука метнулась к стене, пальцы вцепились в подоконник до хруста. Филипп Самуилович бросился к нему, но Александр остановил его резким, почти грубым жестом.

— Простите… — голос хриплый, сорванный. — Простите. Я просто… я уже не надеялся услышать это слово. Столько отказов. Столько «невозможно»…

Он с усилием выпрямился, силой воли собирая себя по частям. На моих глазах измученный отец снова надевал непроницаемую маску Императора.

— Вы не представляете, через что я прошел за эти два года. Пятый целитель сказал мне тогда: «Ваше Величество, за эту операцию не возьмется никто. Даже если будет просить сам Император». И знаете что? Старый хрыч оказался чертовски прав.

Александр прошелся по комнате.

— Я умолял! Я, Император Всероссийский, стоял на коленях в кабинете академика Грушина! А он: «Я хирург, а не палач». И вышвырнул меня, как мальчишку! Утрирую, конечно, но суть ясна.

— Профессор Печерский был вежливее. Выслушал, посмотрел снимки, покачал головой. «Это не операция, это эвтаназия с мучениями. Девочка умрет на столе, и это будет милосердием по сравнению с альтернативой». Предложил морфий. Большие дозы. Чтобы конец был легким.

Он остановился у окна, прижал ладонь к стеклу. На холодной поверхности остался влажный отпечаток — ладонь вспотела.

— Я предлагал деньги. Миллионы. Десятки миллионов. Титулы — хотите стать князем? Пожалуйста! Графом? Без проблем! Землю, дворцы, власть — все, что угодно! Знаете, сколько согласились?

Пауза. Я молчал, давая ему выговориться.

— Один. Молодой хирург из Швейцарии. Доктор Хансруди Кеммерер. Восходящая звезда, амбициозный, жадный до славы. Согласился за пятьдесят миллионов франков. Приехал, посмотрел снимки…