Лекарь Империи 9
Шрифт:
Худощавое лицо с острыми скулами, которые могли бы резать бумагу. Длинные седые волосы, идеально зачесанные назад и схваченные на затылке серебряной заколкой в форме змеи, кусающей свой хвост — уроборос, символ вечности и алхимической трансформации.
Аккуратная бородка клинышком, подстриженная с точностью до миллиметра.
Одет он был как граф из девятнадцатого века, случайно заблудившийся в двадцать первом. Черный сюртук с серебряными пуговицами — на каждой был выгравирован какой-то алхимический символ. Белоснежная рубашка с пышным жабо. Бархатный жилет цвета бычьей крови
И монокль. Настоящий монокль на золотой цепочке, вставленный в правый глаз. Кто вообще носит монокли в наше время?
Эдмунд Карлович Арбенин, вот кто.
Человек, который настолько уверен в себе, что может позволить себе выглядеть как персонаж оперетты. Или настолько богат, что ему плевать, как он выглядит.
Или и то, и другое.
— Игнатий, — его голос был холодным и чуть насмешливым, как будто он постоянно знал какую-то шутку, которую не понимали окружающие. — Какая… неожиданность. Я думал, ты гниешь в провинциальной психиатрической лечебнице, считая трещины на потолке и беседуя с воображаемыми друзьями. Или тебя выпустили за примерное поведение? Научился изображать раскаяние?
— Здравствуйте, Эдмунд Карлович, — Серебряный чуть поклонился. Ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но не показать подчинение. — Как видите, я не там. И в отличии от вас занимаюсь настоящим делом — спасаю миллионы жизней.
Арбенин отложил какой-то светящийся кристалл, который рассматривал под лупой, и только сейчас, кажется, заметил нас, стоящих за спиной Серебряного.
Он брезгливо поджал губы, и его взгляд, усиленный линзой монокля, прошелся по нашей потрепанной, испачканной команде с таким выражением, будто он разглядывал колонию плесени под микроскопом.
— И у меня есть для вас загадка, Эдмунд Карлович, — продолжил Серебряный. — Загадка, достойная вашего… безусловного гения.
Лесть. Но тонкая, почти незаметная. Серебряный знает, как обращаться с нарциссами. Не грубо, а с уважением к их непомерному эго.
Арбенин картинно поднял бровь — левую, ту, что с моноклем. Движение было отработанным, театральным, как у старого актера.
— Подхалимаж? От тебя, Игнатий? Как любопытно. Обычно ты предпочитаешь угрозы и шантаж. Или это новая тактика — сначала мед, потом кнут?
— Только мед. Разумеется, если вы согласитесь помочь.
— И насколько дорогая эта загадка? Мое время стоит тысячу рублей в минуту. Императорских рублей, не этих новомодных бумажек.
— Бесценная. Или бесплатная. Зависит от вашего патриотизма.
— Патриотизм? — Арбенин рассмеялся. Смех у него был как у оперного злодея — мелодичный, раскатистый и жутковатый одновременно. — Патриотизм — последнее прибежище негодяев, как сказал доктор Джонсон. Или первое оправдание идиотов. Но… я заинтригован. Излагайте. У вас три минуты. Потом я выставлю счет.
Я выступил вперед, входя в поле зрения магического окна.
— Магистр Арбенин, меня зовут Илья Разумовский. Я целитель третьего класса Центральной Муромской больницы. У нас эпидемия.
— Эпидемия? В Муроме? — он зевнул, демонстративно не прикрыв рот. — Как банально. Что на этот раз? Холера? Чума? Или опять эти ваши провинциальные
«козьи болезни»?— «Стекляшка». Модифицированный штамм.
Зевок застыл на полпути. Арбенин медленно закрыл рот. Его взгляд на мгновение утратил свою высокомерную скуку.
— Ах, «Стекляшка»? Это скучно…
— Кто-то ее усовершенствовал. Вирус адаптируется к лечению, мутирует направлено, учится обходить защиту организма. Мы полагаем, это биологическое оружие.
— Биологическое оружие? — Арбенин снял монокль, протер его белоснежным шелковым платком, снова аккуратно вставил в глаз. — Продолжайте. Пока мое внимание бесплатно. Пока.
Я поднял красную тетрадь так, чтобы он мог ее видеть.
— Мы нашли записи профессора Снегирева. Настоящие, оригинальные. С формулой антидота.
— Невозможно! — его голос стал резким. — Все записи Снегирева были уничтожены по личному приказу Императора! Слишком опасные знания!
— Не все. Эта тетрадь сохранилась. Но формула зашифрована. Компоненты указаны не прямо, а как фармакологические группы.
Я развернул свой блокнот со списком, который мы составили.
— Антикоагулянт, кортикостероид, противовирусное, муколитик, нейропротектор, метаболический регулятор. Плюс магический катализатор — «Слезы феникса».
— Покажите формулы, — голос Арбенина стал абсолютно серьезным, без малейшего следа иронии.
Я поднес раскрытую тетрадь Снегирева с вложенным листком своих записей к магическому окну.
Арбенин встал — резко, как марионетка, которую дернули за нити. Подошел вплотную к своему столу, почти упираясь в невидимую границу портала. Его глаза забегали по строчкам, губы беззвучно шевелились, повторяя формулы.
Минута молчания. Две. Три.
Потом он медленно опустился обратно в свое массивное кресло.
— Святые угодники… Мать честная…
Он ругается. Культурно, старомодно, но ругается. Значит, впечатлен. Очень впечатлен.
— Это же… Это революция! — его голос дрогнул от возбуждения. — Снегирев создал не антидот! Он создал ПРИНЦИП! Универсальный алгоритм противовирусной терапии! Это… это гениально! Это невозможно! Это…
— Это требует расшифровки, — закончил я за него. — И для этого нужен гений биоалхимии. Вы.
Арбенин посмотрел на меня, и в его глазах горел дикий огонь научного фанатика.
— Но даже я… Даже со всем моим опытом… Без точных пропорций это бесполезно! Соотношение компонентов должно быть выверено до миллиграмма! До микрограмма! И последовательность смешивания! Порядок добавления, температурный режим, время экспозиции! Одна ошибка — и вместо лекарства получится яд!
— У нас есть образец вируса, — спокойно сказал я.
— Это поможет, но это недели анализов, это недостаточно…
— И у нас есть «Слезы феникса».
Арбенин замер. Абсолютно, как статуя. Его лицо застыло, превратившись в бледную маску.
— Что вы сказали?
— «Слезы феникса». Настоящие. Несколько миллилитров.
— ПОКАЖИТЕ! НЕМЕДЛЕННО!
Я открыл свинцовый контейнер. Осторожно достал хрустальную ампулу. Она тут же засветилась изнутри — мягкий, пульсирующий свет, переливающийся всеми цветами радуги.