Лекарь. Ученик Авиценны

Роб остановился у освещенной факелом книжной лавки и выбрал книгу; это оказался сборник рисунков. На всех была изображена одна и та же пара, мужчина и женщина, но каждый раз менялась поза, в которой они предавались любви. Такие позы Робу никогда и во сне не снились.

— Все шестьдесят четыре рисунка, господин, — сообщил торговец.

Роб и понятия не имел, почему шестьдесят четыре и что это значит. Ему было известно, что законы ислама запрещают изображать подобие человека, ибо сказано в Коране: Аллах (славен Он вовеки!) — единственный творец жизни. Но занятную книгу Роб все же купил. Потом направился туда, где продавали освежающие напитки (и где стоял неумолчный гам), спросил себе вина.

— Вина не подаем. Здесь чайхана, чай подаем, — ответил ему женоподобный подавальщик. — Можно заказать чай, можно шербет, можно розовую воду, кипяченную с кардамоном.

— А что такое чай?

— Превосходный напиток. Кажется, его привозят из Индии. А может быть, он поступает к нам по Великому шелковому пути.

Роб заказал чай и блюдо со сластями.

— У нас есть отдельное помещение. Не желаете мальчика?

— Нет.

Напиток оказался очень горячим, янтарного цвета, не кислым и не сладким, но терпким. Роб не мог сразу решить, нравится ему или нет, зато сласти были отменные. Сверху, с окружающих майдан сводчатых галерей, полилась протяжная мелодия. Роб посмотрел в ту сторону — музыканты играли на сияющих начищенной медью трубах длиной в пять локтей [150] . Он сидел в тускло освещенной чайхане, рассматривал толпу и пил чай чашку за чашкой, пока сказитель не начал историю о Джамшиде, четвертом из легендарных царей-героев. Мифология привлекала Роба ничуть не больше, чем мужеложство, а потому он расплатился с подавальщиком и стал проталкиваться через толпу, оказавшись в конце концов на самом краю майдана. Немного постоял, разглядывая запряженные мулами повозки, которые медленно кружили по площади — Роб уже слышал о них от других учащихся медресе. Затем остановил один экипаж, отлично ухоженный, с нарисованной на дверце лилией.

150

Примерно 2,5 м.

Внутри было темно. Женщина пошевелилась лишь тогда, когда мулы снова тронулись с места. Вскоре Роб уже достаточно хорошо мог рассмотреть, что женщина толста, а по возрасту

вполне годится ему в матери. Пока они занимались делом, он оценил ее: то была честная шлюха. Она не пыталась разыгрывать фальшивую страсть или делать вид, что получает великое удовольствие, но ублажала клиента нежно и умело.

Потом женщина потянула за шнурок, сообщая, что дело кончено, и сидевший на козлах сводник остановил повозку.

— Отвезите меня в Яхуддийе, — попросил Роб. — Я заплачу за ее время.

Они дружески лежали в покачивающейся колымаге.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Роб.

— Лорна. — Хорошо выученная, она не спросила его имени.

— А я Иессей бен Беньямин.

— Рада познакомиться, зимми, — застенчиво отозвалась женщина и потрогала напряженные мышцы его плеча. — Почему они напоминают большие узлы на канатах? Чего ты боишься, такой большой и сильный?

— Боюсь, что я скорее вол, а мне надо быть волком, — ответил он, улыбаясь в темноте.

— Вот уж не вол, в этом я сама убедилась, — сухо возразила она. — А какое у тебя ремесло?

— Учусь в маристане, хочу стать лекарем.

— А! Как Князь медиков. Моя двоюродная сестра служит поварихой у его первой жены с тех самых пор, как Ибн Сина живет в Исфагане.

— А ты знаешь, как зовут его дочь? — спросил Роб после минутного размышления.

— Никакой дочери нет, у Ибн Сины вообще нет детей. У него две жены: Реза Благочестивая, старая и больная, и Деспина Безобразная, молодая и красивая, но Аллах (славен он вовеки!) ни одну из них не благословил потомством.

— Понятно, — сказал Роб.

Прежде чем они прибыли в Яхуддийе, он еще раз, со всеми удобствами, воспользовался ее услугами. Потом указал вознице путь к своему дому и щедро заплатил за то, что оказался у себя, смог зажечь лампу и встретиться со своими лучшими друзьями и злейшими врагами — книгами.

42 Шах развлекается

Роб жил в большом городе, все время среди людей, но жизнь его была одинока. Каждое утро он встречал с другими учащимися и лишь к вечеру расставался с ними. Ему было известно, что Карим, Аббас и некоторые другие живут в кельях в самом медресе, а Мирдин и остальные учащиеся-евреи, как он полагал, должны жить где-то в Яхуддийе, но Роб совершенно не интересовался, какую жизнь они ведут за стенами школы и больницы. Ему казалось, что она должна быть похожей на ту, какую вел он сам — наполненной книгами, учебой. Роб не чувствовал себя одиноким, на это у него просто не было времени.

На приеме пациентов, поступающих в больницу, он провел двенадцать недель, а затем получил новое задание, совсем ему не по душе. Дело в том, что будущие медики по очереди дежурили в исламских судах в те дни, когда калантар приводил в исполнение судебные приговоры.

У Роба все внутри перевернулось, когда он впервые пришел в тюрьму и прошел мимо карканов.

Стражник проводил его в темницу, на полу которой метался и стонал узник. Правой руки у него не было, синяя тряпица привязана к обрубку веревкой из волокон конопли, а выше тряпицы предплечье чудовищно распухло.

— Ты слышишь меня? Я зовусь Иессей.

— Да, благородный господин, — пробормотал несчастный.

— Как твое имя?

— Меня зовут Джахель.

— Джахель, давно ли тебе отрубили руку?

Человек растерянно замотал головой.

— Тому две недели, — подсказал стражник.

Роб, сняв тряпицу, обнаружил, что рука под ней обложена конским навозом. Еще будучи цирюльником-хирургом, он часто видел, что навоз используют для заживления ран. Знал и то, что польза от этого бывает редко, скорее уж вред. Роб очистил рану.

Ближе к локтю руку перехватывала еще одна веревка. Из-за того, что рука распухла, веревка глубоко врезалась в тело и плоть стала чернеть. Роб перерезал веревку и медленно, тщательно промыл обрубок. Растер его мазью из смеси смолы сандалового дерева и розового масла, сверху наложил вместо навоза камфару, а затем покинул темницу. Джахель продолжал стонать, но ему стало легче.

И это еще было самым легким для Роба, ибо далее его повели из темниц на тюремный двор, где как раз приступали к исполнению наказаний.

Все было очень похоже на то, что Роб видел, когда сам был закован в колодки, разве что пребывание в каркане позволяло ему время от времени проваливаться в беспамятство и таким образом избегать зрелища. Теперь же он столбом застыл среди мулл, которые читали нараспев молитвы, пока мускулистый стражник заносил огромную кривую саблю. Наказуемый был осужден по обвинению в подстрекательстве к измене и бунту. Его заставили встать на колени и прижаться щекой к плахе.

— Я предан шаху! Я целую прах под его стопами! — вопил стоящий на коленях человек, тщетно пытаясь избежать назначенной казни, но никто не откликнулся на его мольбы, а сабля уже свистнула в воздухе. Удар был нанесен умелой рукой, голова с выкаченными от отчаяния и ужаса глазами покатилась по земле и замерла у каркана.

Останки унесли, затем вспороли живот молодому человеку, который был пойман во время прелюбодеяния с чужой женой. На этот раз палач достал из ножен длинный тонкий кинжал и провел им слева направо, сделав глубокий разрез, отчего кишки сластолюбца вывалились наружу.

По счастью, в тот день не казнили убийц — их бы четвертовали, а останки бросили на съедение псам и грифам-стервятникам. Услуги Роба потребовались после малых наказаний.

Вор, которому отрубали руку, совсем молоденький, почти мальчишка, от страха и боли перепачкал себя испражнениями. К услугам Роба был кувшин горячей смолы, однако сила удара была такова, что рана сама закрылась, и лекарскому помощнику оставалось лишь промыть и перевязать ее.