Лекарь. Ученик Авиценны
Шрифт:
Роб, упав духом, ждал продолжения.
— Думаю, ты меня вполне понимаешь. Тебя невозможно зачислить.
Он уже почти два года понимал.
И отвернулся от Мэри Каллен.
Он истекал потом под палящим солнцем, замерзал среди льдов и снегов, его хлестали бури и дожди. Он прошел через соляную пустыню и предательский лес. Был подобен муравью, упорно преодолевающему одну гору за другой.
— Я не уйду, пока не поговорю с Ибн Синой, — твердо сказал Роб.
Хаджи Давут Хосейн открыл было рот, но увидел, как Роб смотрит на него. И тут же закрыл рот. Побледнев, он кивнул.
— Будь любезен, подожди здесь, — сказал хаджи и вышел из кабинета.
Роб остался сидеть.
Через недолгое время явились четыре воина. Ростом они все были ниже Роба, но мускулистые. У каждого
— Как зовут тебя, еврей? — спросил рябой, пока без грубости.
— Иессей бен Беньямин.
— Хаджи сказал, ты чужеземец, из Европы?
— Да, из Англии. Это очень далеко отсюда.
Воин кивнул.
— Разве ты не отказался уйти, как просил тебя хаджи?
— Отказался, правда. Но...
— Теперь пора уходить, еврей. Вместе с нами.
— Я не уйду, пока не поговорю с Ибн Синой.
Старший из воинов взмахнул дубинкой.
«Только не по носу!» — мысленно взмолился Роб.
Но кровь потекла сразу, все четверо умели пользоваться дубинками так, чтобы достичь наилучших результатов с наименьшей затратой сил. Они тесно обступили Роба, чтобы он не мог Размахнуться сам.
— Чтоб вас черт побрал! — выкрикнул он по-английски. Слов они, конечно, не поняли, но смысл уловили безошибочно, и удары посыпались сильнее. Одна дубинка врезалась повыше виска, и он вдруг ощутил тошноту и головокружение. Робу очень хотелось, чтобы его хоть вырвало в кабинете хаджи, но сильная боль забивала все остальное.
Воины свое дело знали. Когда он уже не представлял никакой угрозы, они отложили дубинки и пустили в ход кулаки.
Потом его вывели из школы — воины поддерживали его с обеих сторон под руки. Снаружи были привязаны четыре больших гнедых коня; воины поехали верхом, а Роб, спотыкаясь, бежал между двумя конями. Как только он падал (а это случалось три раза), один из воинов спешивался и пинал его под ребра, пока Роб не поднимался на ноги. Путь казался бесконечным, но на деле они лишь выехали за двор медресе и остановились у невзрачного кирпичного дома — здесь, как позднее узнал Роб, помещался один из низших шариатских [132] судов. Внутри стоял только деревянный стол, а за ним восседал человек с грозным взглядом, кустистыми бровями и широкой бородой. На плечи была наброшена черная накидка, чем-то походившая на кафтан Роба. Занят он был тем, что разрезал надвое дыню.
132
В странах ислама: система права, основанная на Коране.
Четверка воинов подвела Роба к столу и почтительно застыла, пока судья грязным ногтем выковыривал из дыни семечки в подставленную глиняную чашку. Затем он разрезал дыню на ломтики и не спеша съел. Когда ничего не осталось, судья вытер сперва руки, а затем и нож о свою мантию, обратил лицо к Мекке и возблагодарил Аллаха за ниспосланную пищу.
Покончив с этим, вздохнул и посмотрел на воинов.
— Это безумный еврей из Европы, который возмутил общественное спокойствие, о муфтий [133] , — объяснил дело рябой воин. — Взят по жалобе хаджи Давута Хосейна, каковому он угрожал насильственными действиями.
133
Духовное лицо, наделенное правом выносить решения по религиозно-правовым вопросам.
Муфтий кивнул и выковырял из зубов застрявший там кусочек дыни. Потом взглянул на Роба:
— Ты не мусульманин, а обвиняет тебя мусульманин. Слова неверного не могут приниматься как свидетельство против правоверного. Есть ли мусульманин, который сможет выступить в твою защиту?
Роб попытался выговорить что-нибудь, но язык не повиновался, а от усилий даже подогнулись колени. Солдаты пинками заставили его распрямиться.
— Почему ты ведешь себя как собака? А, ладно. В конце концов, это неверный, не знающий наших порядков. Следовательно, он заслуживает снисхождения. Вы передадите его под надзор калантара [134] , пусть посидит
в каркане, — распорядился муфтий, обращаясь к воинам.134
Калантар — в феодальной Персии выборный городской голова (в Исфагане назначался шахом). В современном Иране — начальник городской полиции.
Таким образом, словарный запас Роба обогатился еще двумя персидскими словами, и он размышлял о них, пока воины выволакивали его из здания суда и снова гнали между своими конями. Одно из слов он разгадал правильно. Калантар,которого он полагал тюремщиком, отвечал за наказание осужденных злодеев.
Когда они остановились у большой и мрачной тюрьмы, Роб подумал, что каркан— точно тюрьма. Они вошли внутрь, и рябой воин передал Роба двум стражникам, которые потащили осужденного между камерами жуткого вида, донельзя сырыми и зловонными, но в конце концов из тьмы подземелья, лишенного окон, вынырнули на сияющий под ярким солнцем внутренний двор. Там выстроились два ряда колодок, в которые были закованы несчастные; одни стонали, другие были уже без чувств. Стражники провели Роба вдоль ряда, пока не отыскали свободных колодок, и один из них открыл приспособление ключом.
— Засунь в каркан голову и правую руку, — скомандовал он.
От испуга Роб инстинктивно шарахнулся назад, но стражники были по-своему правы, истолковав это как неповиновение.
Его били, пока не упал, а потом стали пинать ногами, как прежде воины. Роб ничего не мог поделать, он только свернулся в клубок, защищая пах, и закрыл руками голову.
Покончив с укрощением строптивого узника, они стали толкать и тащить его, как мешок, и в конце концов продели шею и правую руку Роба в каркан. Затем с грохотом опустили верхнюю половинку колодок и замкнули шпилькой. После этого они оставили узника, почти лишившегося чувств, беспомощного и потерявшего надежду, жариться на солнцепеке.
38
Калаат
Право, странно были устроены эти колодки: деревянные прямоугольник и два квадрата соединены между собою в треугольник, середина которого удерживала голову Роба таким образом, что его скорчившееся тело едва не висело. Правая рука, которой обычно едят, была помещена в конец более длинного сегмента, а деревянный наручник удерживал его запястье — находясь в каркане, наказанный лишался еды. Левая рука, которой можно вытирать пот и слезы, оставалась свободной — калантар был человеком просвещенным.
Временами Роб лриходил в чувство и смотрел на длинный двойной ряд колодок, в каждой паре которых кто-нибудь отбывал наказание. В поле зрения, на другом конце двора, находилась большая деревянная колода.
Один раз ему пригрезились люди и демоны в черных одеяниях. Некий человек подошел к колоде и положил на нее правую руку. Один из демонов взмахнул мечом — длиннее и тяжелее английского — и отсек руку у запястья. В это время вторая фигура в черном возносила молитву.
Это видение снова и снова посещало его на полуденной жаре. Потом произошло нечто новое. Человек встал на колени и откинул голову так, что шея легла на колоду, а взор устремился в небо. Роб испугался, что беднягу обезглавят, но тому лишь отрезали язык.
Когда Роб пришел в себя снова, то не увидел ни людей, ни демонов, но и сама колода, и земля вокруг нее были покрыты пятнами свежей крови, каких во сне не бывает.
Больно было дышать. Его избили, как никогда в жизни, и он не был уверен, что все кости остались целы. Роб повис на каркане и слабо заплакал, стараясь делать это бесшумно и надеясь, что никто не заметит.
Наконец, он попытался облегчить свои страдания разговором с соседями, которых едва мог видеть, слегка повернув голову. Как он убедился, это требовало такого усилия, какого не станешь делать часто — кожа на шее больно терлась о крепко державшее его дерево колодок. Слева находился мужчина, избитый до потери сознания; он не шевелился. Юноша справа с интересом рассматривал Роба, но он был то ли немым, то ли невероятно тупым, то ли не понимал ломаный фарси Роба. Прошло несколько часов, и стражник заметил, что человек, прикованный слева от Роба, уже умер. Его унесли, а на его место поставили нового.