Лексикон демона

«Каждый делает вид, что мир не такой, какой есть, — думал Ник, — так стоит ли удивляться? В конце концов, большинство людей даже не догадываются, что магия существует. Слепыми быть проще».

— Колдуны приносят демонам жертвы, чтобы те дали им все, что они захотят. Люди Ярмарки могут призывать демонов только в танце. Мы бы и вовсе не призывали, если бы не наше отчаянное положение. Демоны тоже пребывают в отчаянии. Они так жаждут этого мира, что рады даже малым подачкам, но и взамен дают не больше. Так что нам приходится обороняться от колдунов с одними только крохами сведений от демонов и магическими игрушками. Положение незавидное, и, наверное, пора бы его улучшить: выдать кого-нибудь демонам ради общего блага. Можно начать с любителей глупых вопросов.

Из темноты палатки за прилавком появилась Меррис Кромвель, шурша подолом по траве. Свой талисман она приколола вместо броши — кусочки кристаллов и косточки в переплетении шелковых нитей под матовым стеклом. Он был ее единственным украшением.

Меррис была не того сорта, чтобы зависеть от чьих-нибудь услуг, поэтому над ее столом висела лампа с красным плафоном. Красноватый свет падал ей на лицо, освещая почти квадратный подбородок и волосы с проседью, зачесанные наверх со лба, похожего на купол собора.

У каждого на Ярмарке Гоблинов было свое ремесло: Филлис торговала колокольчиками, семья Дэвис традиционно предсказывала судьбу, Моррисы занимались ковкой и чеканкой, а немые близнецы продавали слова в любых формах: книги, свитки и таблички, о каких только можно мечтать. На прилавке у Меррис можно было найти сразу все. Ее профилем был высший класс.

— Она шутит, — объяснил Алан. — Меррис, это Мэй и Джеми.

Меррис слегка выпрямилась.

— Подруга Алана, я полагаю?

Мэй заметно покраснела.

— Мм… нет.

— Значит, Николаса, — устало закончила Меррис. — И что они в тебе находят, не представляю.

Ник наклонился через прилавок и подмигнул ей.

— Чтобы узнать, надо попробовать!

Меррис вперила в него грозный взгляд, но тут Алан благородно отвлек ее.

— Мы пытаемся им помочь. Ник будет танцевать. Нам нужен амулет переговорщика.

Меррис на мгновение задумалась, а затем склонилась над прилавком, чтобы извлечь из груды товара глиняную табличку.

— Перевод нужен к концу месяца, — сказала она. — И не давай ее Николасу — ей пять тысяч лет.

Алан бросил взгляд на табличку и кивнул. Только потом Меррис вложила ему в руку сияющую белую раковину на цепочке и закрыла ладонь. Меррис единственная из здешних торговцев не брала денег. Ей платили услугами. Денег у нее всегда было достаточно, хотя никто не знал, откуда они появлялись. Разменной монетой Меррис была власть.

— Алан, чьи это письмена? — спросила Мэй, заинтересованно разглядывая табличку. Неудивительно, что братец так на нее запал: Ник даже не заподозрил в ней интеллектуалку.

— Шумерские, — ответил Алан.

— Ими написаны древнейшие из текстов от начала первой цивилизации, — снисходительно пояснила Меррис. — Позже их использовали вавилоняне. Половина того, что мы знаем о магии, взята из шумерских источников. Чему только учат детей в нынешней школе…

Мэй поразилась:

— Ты знаешь шумерский?

Как считал Ник, Меррис настолько тепло относится к Алану, насколько вообще может питать симпатию к немагическим объектам, но ее прежде всего занимали дела. Она не стала слушать обмен шумерскими любезностями и переключилась на Ника.

— Какого демона хочешь вызвать?

— Анзу, — ответил Ник.

Иногда над ним смеялись, что он умеет вызывать только двух демонов, но зато он вызывал их быстрее всех и всегда без ошибок.

— Простите, а каким образом можно вызвать демонов с помощью танца? — спросил Джеми, переводя взгляд с лица Меррис на ее товары. Чудеса Ярмарки ослепили его куда меньше, чем сестру. Джеми нервно улыбнулся. Ник уже знал эту улыбку. — У них что, дискозависимость?

Чудной он все-таки. Ник совсем его не понимал.

Меррис посмотрела так, будто никто не осмеливался и пискнуть нечто подобное в ее присутствии. Она не снизошла до ответа, а кивнула тени позади себя, и какой-то тип, которого Ник раньше не видел, сменил ее за прилавком. Сама же она отправилась через всю Ярмарку, увлекая их за собой, до самой площадки танцовщиков.

В этом месте прилавки заканчивались, но Ярмарка продолжалась — поляной, залитой светом и наполненной музыкой. Над головами горели дюжины фонариков, ярких, как звезды, чудом застрявшие в ветвях, трава под ними сияла серебром, а темнота позади танцующих казалась черным бархатным занавесом.

Шесть пар уже кружились в танце. Девушки были в ярких нарядах — юбки из множества клиньев разлетались яркими лепестками, словно ожившие ромашки. Партнеры не отставали от них, словно тени — все в черном. Ник поймал на себе взгляд Мэй, улыбнулся ей краем губ и сосредоточился на танцорах, точнее, на девушке в красном, как мак, платье. Когда в других парах девушек подбрасывали на руках, эту партнер возвращал с небес. Она была проворна, словно фехтовальщик, и оттого еще более прекрасна. Алый вихрь ее танца напоминал струйку крови в воде, и к нему акулами тянулись зеваки.

У всех девушек были венки из жар-цвета: оранжевые и красные лепестки пылали на их головах, будто язычки пламени. Если танцующая бросала кому-нибудь цветок, это считалось знаком особого благоволения.

По толпе вокруг площадки пробежал шорох и шепот: темноволосая танцовщица достала цветок из венка. На ее алых, как спелые вишни, губах заиграла улыбка. Пары закружились в четко слаженном ритме — полоса света, полоса тени, — и девушка в красном, оказавшись ближе к публике, дунула на цветок в ладони.

Лепестки разлетелись в ночи, словно радужные крылья бабочек запорхали по ветру. Толпа разочарованно вздохнула: напряжение спало, танец закончился. Девушка в красном оторвалась от партнера и пошла к ним.

Не успел никто слова сказать, как Мэй выпалила:

— Вот здорово!

У Ника вырвался тихий смешок. Девчонки нечасто так реагировали на Син. Мэй повернулась к нему — на лице восхищение, глаза сияют, — и он не стал сдерживать улыбку.

— Это для туристов, — сказал он. — Погоди, ты еще не видела настоящего танца.