Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

И он сам, и его .ленинское Политбюро", получив власть, быстро перешагнули через многие принципы соци­ал-демократизма, которым они еще вчера клялись в верно­сти. Непримиримость к меньшевикам стала одним из показа­телей революционности. Большевики видели в склонности меньшевиков придать социализму демократический харак­тер такой же страшный грех, как оказаться буржуа, капита­листом, помещиком, членом династической семьи.

Ленин на заседаниях Политбюро доклады делал редко. Даже, пожалуй, Совнаркому он уделял большее внимание, чем этому партийному органу. Но он никогда не ставил под сомнение „первичность", верховенство Политического бюро над всеми остальными элементами большевистской власти. Ленин обычно сидел на заседаниях бюро, внешне не очень слушая очередного докладчика. Часто во время заседания писал свои „записочки" Троцкому, Сталину, Бухарину, Зи­новьеву, Чичерину, другим участникам обсуждения вопроса, но тут же „вскидывался", как только кто-то давал в своей „партии" классового „петуха". Так, он не раз отчитывал Лу­начарского за „демократические вольности". Например, он резко осадил наркома за его ходатайство о „выпуске за границу Шаляпина", других интеллигентов, расценив его как "Легкомысленное".

Иногда Ленин, работая в Совнаркоме или болея, обра­щался в Политбюро с записками, навеянными какими-то сиюминутными впечатлениями или возмутившими его фак­тами. Так, по одной из жалоб, поступивших к Ленину, о злоупотреблениях в жилищном отделе Моссовета (вот ка­кие глубокие корни нынешней коррупции!) была направле­на комиссия из управления делами СНК во главе с А.А.Дивильковским. Ревизия подтвердила обоснованность жалоб. Однако бюро Московского комитета партии взяло винов­ных фактически под свою защиту. Дивильковский сообщил об этом Ленину. Председатель Совнаркома написал тут же гневную записку:

„Письмо в Политбюро ЦК РКП(б) т. Молотову для членов Политбюро.

Московский комитет (и т. Зеленский в том числе) уже не первый раз фактически послабляет преступникам-комму­нистам, коих надо вешать.

Делается это по „ошибке". Но опасность этой „ошибки" гигантская. Предлагаю:

1. Предложения т. Дивильковского принять.

2. Объявить строгий выговор Московскому комитету за послабление коммунистам…"

Дальше следуют еще несколько пунктов в этом же духе. Ленин всю свою недолгую руководящую жизнь во главе советского государства посвятил борьбе с бюрокра­тией. Но он, к сожалению, так, видимо, никогда и не понял, что все его грозные записки, статьи, речи и репрессии — бессмысленны. Ибо суть новой Системы, которую он созда­вал, как раз и заключается в бюрократическом тоталитариз­ме Ленин боролся с некоторыми внешними проявлениями бюрюкратизма, в то время как все шло от глубинной при­роды создаваемого общества. Его записки и распоряжения только способствовали более утонченному воспроизведению социального порока.

Политбюро, естественно, много занималось междуна­родными и коминтерновскими делами. Здесь буквально все члены Политбюро были „специалистами". Обычно при об­суждении этих вопросов была высокая активность. Приведу лишь несколько решений Политбюрю, которые достаточно красноречиво говорят как о реальной политике большеви­ков, так и о ее исторических последствиях.

На заседании ареопага 1 сентября 1920 года было рас­смотрено письмо Коппа из Берлина о том, что интере­сам Советской России благоприятствовало бы принесение в осторожной форме извинений за убийство в 1918 году немецкого посла Мирбаха. Ленин предложил отклонить из­винения, заявив т. Коппу, что „это предложение должно быть им осмеяно".

К слову, на этом, как и на других заседаниях Политбю­рю, рассматривалось в ср>еднем 15—20 вопросов. На упомя­нутом выше заседании, например, обсуждали состав новой мирной делегации для переговоров с Польшей, рассматрива­ли предложение историка Покровского об учреждении ко­миссии по изучению Октябрьской революции, заслушали Ленина о необходимости „усложнения шифров секретных сообщений", удовлетворили просьбу Лежавы о продаже за рубежом 200 пудов золота…

Политбюрю не хотело рвать все связи с Германией, даже непролетарской, помня о ее роли в событиях в России. Поэтому, когда Берлин обратился в Москву с предложени­ем о создании немецких командных курков (чтобы обойти версальские соглашения) в Советской России, Ленин, Трюцкий, Каменев, Крестинский, Радек, Калинин единодушно ре­шили: „Немецкие командные курсы открыть вне Москвы. О месте поручить сговориться тт. Троцкому и Дзержинско­му".

Политбюро, как правило, переоценивало степень революционного накала во многих странах. Например, обсуж­дая 27 июля 1922 года вопрос о переговорах с Японией, партийная коллегия пришла к выводу, что эта страна „пере­живает предреволюционный период", а посему нужно „ста­раться использовать переговоры в агитационных целях". Вообще большевики рассматривали коминтерновские и со­путствующие им дела как свои внутренние, часто даже не соблюдая внешних приличий. При обсуждении вопроса международного профсоюзного движения Политбюро без всякой маскировки постановляет: „Назначить генеральным секретарем Профинтерна т. Рудзутака".

Тома с протоколами .ленинского Политбюро" — ярчай­шее свидетельство и доказательство того, как партия заме­нила собой государственную власть, как монополизировала право, административным путем подчинив себе абсолютно все. Даже день заседаний ВЦСПС (по средам в 11 часов) установлен Политбюро.

Политбюро не гнушалось решением и внешне мелких, второстепенных вопросов, что еще раз свидетельствовало не о перерождении общества и Системы, а об их изначаль­ной политической порочности. Какова власть — высшая власть! — если в присутствии ее первого человека — Лени­на и его соратников (соучастников) Политбюро обсуждает, можно ли разрешить чтение лекций по философии марксиз­ма Деборину, Аксельроду, Базарову (кстати, одним разреша­ет, а другим нет). С таким же серьезным государственным видом Политбюро изучает предложение Красина об „изда­нии за рубежом писем и дневника бывшей императрицы Александры Федоровны"… Или вопрос о „выработке со­ветского дипломатического этикета, полностью исключаю­щего обеды, завтраки, ужины, чаи и т.д.".

По сути, с момента своих регулярных заседаний "ленин­ское Политбюро" быстро превратилось в „высшее" прави­тельство, сверхправительство. Партийные дела для этого ор­гана имели второстепенное значение. Многие особенности ленинского стиля работы, методов деятельности перешли в традицию, которой скрупулезно придерживались все буду­щие генеральные (и первые) секретари. Это, прежде всего, уверенность в том, что решение Политбюро — самое вы­сшее в государстве, даже выше закона и Конституции, кото­рые для этого органа были лишь подсобным инструментом. Само по себе Политбюро было законом для всех граждан гигантского государства. Политбюро унаследовало от Ле­нина установку на полную закрытость его функционирова­ния и многих решений. Кто знал, как принимались, напри­мер, решения этого органа но Катыни, созданию органов внутреннего и зарубежного террора, Берлинскому кризису, Карибской авантюре, вторжению в Венгрию, Чехословакию, Афганистан? Да знает ли кто и сегодня, что реально готови­лось вторжение и в Польшу? Многое сегодня благодаря дра­матическим переменам, происшедшим в бывшем СССР, ста­новится известно широкой общественности. Но еще далеко не все.

Как мы выяснили, в .ленинское время" Политбюро как высшая партийная коллегия превратилось в суперправитель­ство. В дальнейшем эта тенденция проявилась еще рельеф­нее. Так, специальным постановлением Политбюро от 8 февраля 1947 года записано: „Вопросы Министерства ино­странных дел, Министерства внешней торговли, Министер­ства госбезопасности, денежного обращения, валютные во­просы, а также важнейшие вопросы Министерства воору­женных сил — сосредоточить в Политбюро ЦК ВКП(б)".

В последующем по предложению генеральных секрета­рей Л.И.Брежнева (постановление ПБ от 27 апреля 1976 г. П5/Х1), Ю.В.Андропова (постановление ПБ от 18 ноября 1982 г. П85/11), как в последние годы перед перестройкой К.У.Черненко и в ходе нее — М.С. Горбачева, уточнялись сферы деятельности членов Политбюро „для предваритель­ного рассмотрения, подготовки и наблюдения за определен­ной группой вопросов". Политбюро превратилось в сверхка­бинет. Но на разных этапах существования советского госу­дарства Политбюро функционировало по-разному.

Когда на вершине власти утвердился на долгие годы Сталин, резко возросла роль первого лица, а Политбюро стало послушным „совещательным", поддакивающим, освя­щающим действия вождя органом. Для всех этот орган оставался священным революционным штабом, но для Сталина единодержца лишь удобным антуражем, придающим законную силу его воле. Сталин после долгой „селекции" уничтожил тех, кто работал рядом с Лениным. Он дей­ствовал по неписаному закону диктаторов: уничтожал сво­их старых соратников, которые знали ему истинную цену, его слабости и недостатки. Вместо них он выдвинул в свое окружение новых „соратников". Все эти кагановичи, андреевы, ждановы, микояны, куйбышевы, берии были послушны­ми, ревностными исполнителями.

Диктатура пролетариата при Ленине была трансформи­рована в диктатуру партии. Сталин осуществил эволюцию дальше: диктатура партии вылилась в диктатуру одного во­ждя. А Политбюро осталось главным инструментом поддер­жания в общественном сознании некоей видимости колле­гиальности руководства. Это был абсолютно послушный „штаб": никаких возражений, никаких споров, никаких кол­лизий. Все соревновались, от Кирова до Ворошилова, какой новый эпитет найти для прославления Сталина: „гениаль­ный вождь", „великий учитель", „непревзойденный мысли­тель", ,.величайший продолжатель дела Ленина", „первый маршал коммунизма" и т.д. Все это было естественным результатом концентрации еще Лениным власти в руках одной партии. Сталин достроил ленинскую пирамиду тота­литаризма доверху. В этом все дело. По сути, Политбюро в сталинские времена было подобно курии большевистской инквизиции. Давайте приведем лишь несколько примеров.