Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Думаю, все сказанное выше достаточно убедительно свидетельствует о том, что ленинские планы большевиков в области сельского хозяйства не сбылись. Россию преврати­ли (и приучили) из страны, вывозящей в большом количе­стве зерно на мировой рынок, в страну, регулярно его поку– гающую. Последние 25 лет, когда СССР покупал в боль­ших объемах зерно в США и других странах, привели к тому, о Москва как бы финансово заботилась о развитии сельскохозяйственного производства других государств, но не своего собственного.

В послевоенные годы СССР за зерно перекачал в запад­ные банки около двенадцати тысяч тонн золота! (Но это только часть платы за хлеб.) Да и закупалось не только зерно, но и мясо, масло и другие сельхозпродукты. Напри­мер, только в 1977 году и только за .дополнительные" по­ставки мяса Политбюро было вынуждено пойти на допол­нительную продажу за границей 42 тонн золота… Факти­чески все золото, что добывалось в стране, плюс постоянно таявшие старые запасы, уходили за границу за хлеб, мясо, продукты… Если бы экономическая система не была урюдливой, эти фантастические суммы могли бы сделать отече­ственное сельскохозяйственное производство образцовым, сбалансированным, рентабельным. Если учесть, что наивыс­ший объем запасов чистого золота в СССР был достигнут в 1953 году — 2049,8 тонны, то нетрудно представить, что все, что добывалось позже, а это всегда в размере 250—300 тонн в год, продавалось за хлеб.

Кто-то из окружения Л.И.Брежнева решил однажды по­казать генсеку всю безрадостную ретроспективу снабже­ния хлебом страны с 1940 по 1977 год. Министр заготовок СССР Г.С.Золотухин 16 октября 1978 года доложил перво­му лицу государства справку „О заготовках и расходе зерна госресурсов".

До 1953 года производили зерна относительно меньше, чем после 1953 года. Самый урожайный год в сталинские времена — 1952-й, когда было заготовлено 34,7 млн. тонн зерна. Но практически никаких серьезных закупок никогда не производили. Хотя, например, в 1945, 1946 годах был сильный голод во многих областях СССР. Например, нар­ком внутренних дел Татарской АССР Горбулин докладывал Берии, что 46 тысяч дистрофиков в республике срочно нуж­даются в помощи.

Сталин боролся за хлеб другими методами. В июле 1947 года вождю докладывают, что „за хищение, разбазари­вание и порчу хлеба привлечено к уголовной ответственно­сти 22 678 человек", главным образом председатели колхо­зов, директора заготпунктов и элеваторов „Особенно боль­шое количество хищений и фактов разбазаривания хлеба вскрыто в Украинской ССР. МВД УССР только в июле меся­це привлекло к уголовной ответственности 10 511 чело­век". По сути, так „покрывались" нехватки хлеба: репресси­ями, умолчанием проблемы, жестоким нормированием.

После 1953 года заготовлено хлеба меньше фактическо­го расхода в 1954, 1955, 1957, 1959, 1960, 1961, 1963, 1965, 1967, 1968, 1969, 1970, 1971, 1972, 1974, 1975, 1976, 1977 го­дах. Нехватки покрывались бесконечными закупками, ис­пользованием госрезерва. Например, в 1975 году (в своем роде печальный рекорд) заготовили 50,2 млн. тонн зерна, а фактический расход оказался 89,4 млн. тонн — на 39,2 млн. тонн больше, чем получили на отечественных полях. Брежнев прочел справку, похожую на исторический приго­вор колхозной большевистской системе, и просто расписал­ся. Он то ли не понял существа документа или просто привык к подобным провалам.

Страна привыкла покупать хлеб, благо было на что: нефть, газ, лес, руда, металлы, промышленные товары, золо­то. Коммунистическое общество грабило своих' потомков.

Сталин (в последний год правления) добился наивысше­го показателя по запасам золота потому, что не тратил благородный металл на зерно. Сталин, наверное, согласился бы, чтобы половина его соотечественников вымерла, но на поклон к „капиталистам" идти и не подумал бы. К тому же в 1953 году ГУЛАГ был многомиллионным. Колымский край изрыгал не только золото, но и без устали перемалы­вал человеческие судьбы. Вот уж где воистину на каждой унции золота следы крови и страданий.

На протяжении десятилетий страна проедала фантасти­ческие по объему запасы, которыми ее наделила природа, история, мученический труд людей. Не случайно, что все цифры, которые я привел в начале этого раздела, были глу­боко спрятаны за грифами самых главных секретов государ­ства. Ведь фактически они, повторюсь еще, — приговор Си­стеме, приговор .ленинскому кооперативному плану".

Когда Ленин 26 октября (8 ноября) 1917 года делал доклад о земле и соответствующем декрете на II Всероссий­ском съезде Советов, то всенародно заявил, что вопрос о земле, во всем его объеме, „может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием". Ленин был вы­нужден заявить, что "для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончатель­ного их решения Учредительным собранием, должен повсю­ду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов…".

Далее Ленин стал старательно перечислять все восемь пунктов этого наказа: право частной собственности на зем­лю отменяется, она становится всенародным достоянием и распределяется местным и центральным самоуправлением. Земельный фонд подвергается периодическим переделам в зависимости от прироста населения…

Пока Ленин читал пространный наказ, из зала то и дело слышались неодобрительные выкрики. Докладчик споткнул­ся, но среагировал на них:

— Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ со­ставлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ул равно, кем он составлен, но, как демократическое пра­вительство, мы не можем обойти постановление народных низов…

Ленин едва скрывал свое недовольство, что эсеровская программа, будучи социалистической по существу, обходит вопрос о диктатуре пролетариата и решает вопрос о земле в рамках традиционной крестьянской общины. Для эсеров го­сударство в этом вопросе лишь вспомогательный элемент. О своем видении проблемы Ленин во весь голос скажет на 111 Всероссийском съезде. Здесь он, правда, будет вынужден заявить, что союз большевиков с левыми эсерами „создан на прочной базе и крепнет не но дням, а по часам". Но тут же заявит, что крестьяне должны твердо знать: „Нет другого пути к социализму, кроме диктатуры пролетариата и беспо­щадного подавления господства эксплуататоров".Только диктатура и только пролетариата… Фактически крестьян­ство, освободившись от одного хомута, должно быть готово надеть другой — пролетарский, точнее, большевистский.

Именно этот пункт применительно к крестьянству заве­дет в конце концов большевиков в исторический тупик. В одной из последних своих работ „О кооперации" Ленин изложил концепцию приобщения крестьянства к социализму. Есть в статье немало верных мыслей и предложений. Например, о том, что нэп является формой соединения част­ного и общего интереса, о том, что кооперация сельского хозяйства — дело постепенное и рассчитано на одно-два десятилетия, о необходимости „культурного переворота" и другие положения. Но все они полностью девальвируют­ся старыми якобинскими мотивами: „обеспечение руковод­ства… пролетариатом по отношению к крестьянству", „со­бственность на средства производства в руках государства" и т.д. По сути, от здравых рассуждений Ленина не остается и следа, когда он пишет, что есть нечто пошлое и фантасти­ческое в мечтаниях о том, „как простым кооперированием населения можно превратить классовых врагов в классовых сотрудников и классовую войну в классовый мир (так назы­ваемый гражданский мир)".

Любые благие пожелания, помыслы, стремления рево­люционеров рушатся, как только большевики затягивают свою любимую боевую песнь о классовой борьбе, диктату­ре пролетариата, насилии в деревне. Сразу же не остается в жизни места политической и экономической свободе, до­бровольности, вековым традициям иной, небольшевистской общинности. В наиболее полной форме и виде свое отноше­ние к крестьянскому вопросу Ленин проявил в годы граж­данской войны. По сути, это была политика последова­тельного стравливания крестьян, разжигания гражданской войны в деревне. Даже трудное, порой отчаянное положе­ние с продовольствием в стране не может оправдать ленин­ской жестокости по отношению к самой производительной части крестьянства. Слово „кулак" у Ленина всегда сосед­ствует с кипящей ненавистью. А ведь не продай он семейно­го имения в Алапаевке, он бы сам попадал под раскулачива­ние по первому разряду…