Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

И в то же время в крестьянстве большевистское руко­водство видело основной источник финансирования ин­дустриализации. Впрочем, наследники Ленина этого и не скрывали.

Выступая на пленуме ЦК ВКП(б) 9 июля 1928 года, Сталин заявил: крестьянство „платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще перепла­чивает на сравнительно высоких ценах на товары промыш­ленности — это во-первых; и более или менее недополучаетна ценах на сельскохозяйственные продукты — это во-вто­рых. Это добавочный налог на крестьянство, в интересах подъема индустрии. Это есть нечто вроде „дани", нечто вро­де сверхналога…".

На этом пленуме Сталин заявил, ссылаясь на Ленина, беря его в свои союзники, о необходимости „применения чрезвычайных мер" в деревне И они наступили. „Колхоз­ную революцию" Сталин назвал „глубочайшим революци­онным переворотом, равнозначным по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года".

Эту „колхозную революцию", или коллективизацию, Сталин возвел в ранг чрезвычайного положения для всей страны. Чрезвычайщина длилась несколько лет. Генераль­ный секретарь ЦК ВКП(б) хорошо усвоил уроки Ленина, когда тот не колеблясь мог принимать в критический мо­мент самые радикальные решения. Он, например, помнил, как в драматические месяцы весны 1918 года, когда хлеб перестал поступать с Украины (там хозяйничали немцы) и его нужно было изыскать в других районах, Ленин показал образец решительности. В своем выступлении по текущему моменту 26 мая 1918 года он предложил Военный комисса­риат превратить в Военно-продовольственный комиссариат, то есть „сосредоточить 9/10 работы Военного комиссариата на переделке армии для войны за хлеб и на ведении такой войны…". За нарушения дисциплины в такой войне предло­жил „ввести расстрел". Создавать продовольственные отря­ды и посылать их на войну за хлеб…

Пришло время, и Сталин дал свой роковой сигнал для еще одной войны в деревне… Команда генсека прозвучала в его речи на конференции аграрников-марксистов 27 дека­бря 1929 года, проходившей в Коммунистической академии ЦИК СССР. Сталин заявил, что „от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к по­литике ликвидации кулачества как класса". А ведь еще за два года до этой речи кулацкие хозяйства производили бо­лее 600 млн. пудов зерна (по сравнению с 80 миллионами, даваемыми имевшимися тогда колхозами и совхозами). Но у кулаков хлеб нужно было купить, а в колхозе его можно было просто забрать!

Когда Сталин выступал перед аграрниками-марксиста­ми, по его заданию в это же время готовили новые важ­ные документы для рассмотрения на Политбюро. В январе 1930 года их утвердили. В частности, была одобрена дирек­тива „О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации". Это очень простран­ный, детальный документ, исполнение которого не оставило никаких исторических шансов наиболее работящей и трудо­любивой части российского крестьянства. Сталин собствен­норучно вписал тезис о „срочности" принимаемых мер. Со­гласно директиве Политбюро вводились три категории в оценке кулаков:

„а) первая категория — контрреволюционный кулацкий актив — немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь… перед применением высшей меры репрессии;

б) вторую категорию должны составить остальные эле­менты кулацкого актива… они подлежат высылке в отдален­ные местности Союза ССР;

в) в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки…"

Директива предписывала ОГПУ плановое задание по ко­личеству высылаемых в концлагеря на север и восток стра­ны. В таблице указаны только главы семей, поэтому количе­ство сосланных в 5—7 раз больше.

Средняя Волга Сев Кавказ Украина

Центально-Черноземная

область

Нижняя Волга

концлагерь 3—4 тыс. 6—815

высылка

8—10 тыс. 20

30—35

3— 5

4— 6 4—5

4— 5

5— 6

10—15 10—12

6—7

10—15 10—15

Белоруссия

Урал

Казахстан

„В отношении остальных областей и республик анало­гичную наметку поручить произвести ОГПУ по согласова­нию с соответствующими крайкомами и ЦК ВКП(б). Рай­онами высылки должны быть необжитые и малообжитые местности… Высылаемые кулаки подлежат расселению в этих районах небольшими поселками, которые управляются комендантами. Конфискуемые у кулаков средства производ­ства поступают в неделимый фонд колхозов… Предоставить ОГПУ на время проведения этой кампании полномочия по внесудебному рассмотрению дел…"

Страшный Молох по раскрестьяниванию российского мужика благодаря стараниям большевиков работал крова­во, долго, методично. По моим подсчетам (вероятно, непол­ным), под раскулачивание попали 8,5—9 миллионов россий­ских мужиков, их жен, детей, стариков. Около четверти погибли в первые месяцы после раскулачивания, еще чет­верть — в течение года.

Широко известна версия раскулачивания, рассказанная Сталиным Черчиллю в августе 1942 года: „Это было что-то страшное, это длилось четыре года. Чтобы избавиться от периодических голодовок, России было необходимо пахать землю тракторами. Мы были вынуждены пойти на это. Мно­гие крестьяне согласились пойти с нами. Некоторым из тех, кто упорствовал, мы дали землю на Севере для индивиду­альной обработки. Но основная их часть (имеются в виду кулаки. — Д.В.) была весьма непопулярна и была уничтоже­на самими батраками…"

Кто же были эти „батраки"? Похоже, что не только те, кому Политбюро пообещало 25 процентов отобранного у кулаков добра. Главными „батраками" был сам Сталин и его камарилья в Политбюро. Но (вот парадокс истории) они были тогда весьма популярны! Диктатура в обстановке про­пагандистской демагогии довольно часто в истории застав­ляет видеть черное белым (простите, красным). Многим в стране казалось: этот фантастический эксперимент сразу решит все проблемы. Так думали и большевики. То было страшным заблуждением.

Такова была чудовищная цена реализации Сталиным плана „введения социализма в деревне". Это было время превращения крестьянства в подневольное полурабское „со­циалистичесхое" сословие. А наиболее профессиональная, работящая его часть была безжалостно ликвидирована.

Большевики смахнули миллионы людей в небытие, на задворки жизни, как хлебные крошки со стола. Российское крестьянство в основном безропотно приняло на себя тяго­ты мученичества — слишком много жизней, крови, энер­гии отняли гражданская война, непрерывные реквизиции, изъятия, конфискации, обложения, угрозы, расправы… Но вспышки отчаяния были. То тут, то там. Об одной из них сообщили в Москву из Дагестана. Сталин собрал Политбю­ро, где решили, что в Дидоевеком районе „целесообразно осуществить постепенно ликвидацию волнений путем изо­ляции района от внешнего мира и разложения его изнутри. Поручить Ягоде дать указания по линии ОГПУ… требовать выдачи главарей…" и т.д. В общем, кончилось и здесь тем же, чем в Тамбовской губернии и в других местах: репрес­сии, высылки, лагеря.

Окончательно крестьянство было покорено голодом, ко­торый обрушился на завершающем этапе коллективизации. Государство, как автор писал выше, имело возможность те­перь из колхозов изымать хлеб без особых трудностей. Вплоть до семенного зерна. В 1932 году урожай был мень­ше, чем в предыдущие годы, но власть изымала у колхозов практически все зерно.

Кто противился — применяли новые методы. Вот, на­пример, ЦК Компартии Украины заносил на „черную до­ску" села, „злостно саботирующие хлебозаготовки". 6 дека­бря 1932 года на такую ,лоску" были занесены:

„1. село Вербка, Павлоградского района, Днепропетров­ской области;

2. село Гавриловна, Межевского района, Днепропетров­ской области;

3. село Лютеньки, Годячьского района, Харьковской об­ласти;

4. село Каменные Потоки, Кременчугского района, Харьковской области;

5. село Святотроицкое, Троицкого района, Одесской об­ласти;

6. село Пески, Баштановского района, Одесской обла­сти".

Вслед за занесением на „черную доску" сыпались кары: запрещение колхозной торговли, прекращение подвоза това­ров, досрочное востребование кредитов, ну и конечно, в села поехали отряды ОГПУ для „очистки колхозов от чуж­дых и враждебных элементов".