Ленинградская зима
Шрифт:
Он ушел, а мне стало стыдно лежать. Утром встал, оделся и вот уже третий день работаю. Даже кашляю меньше…
Глава одиннадцатая
В начале войны у Кумлева еще не было оперативной связи с группой Акселя, ему было приказано ежедневно в восемь утра являться на Охтинское кладбище и там, возле церкви, ждать человека с условленной приметой. Одного он встретил еще в июле и получил от него чемодан с минами. После этого почти два месяца никого не было, но он ездил туда каждый день.
В
Старенький трамвай, покачиваясь, громыхая и звеня, катился по сверкавшим от солнца рельсам. И вдруг впереди взметнулся огненный куст, и трамвай точно наткнулся на грохот взрыва. На тротуар выбросило согнутый в полукольцо рельс. Зазвенело разбитое стекло. Кумлев больно ударился головой о загородку вагоновожатого и, выскочив из трамвая, бросился в ближайшие ворота.
Возле трамвая собралась толпа. Приехала машина «Скорой помощи». Кумлев подошел и увидел, как из вагона выносили вожатую — ее голова свалилась набок, руки безжизненно болтались. Переднего стекла у трамвая не было, а приборный щит заливала кровь.
«Зря истратили снаряд», — подумал Кумлев и пошел, стараясь держаться поближе к домам…
Миновав ворота, он быстро прошел мимо церкви и несколько энергичнее, чем полагалось на кладбище, зашагал по левой дорожке. Кресты, ограды, скамейки, ракушечник, камни с обеих сторон. Он постоял, наблюдая похороны. Глухо стуча, посыпалась на гроб земля, женщина зарыдала низким глухим голосом, — Кумлев выругался про себя и пошел назад к воротам.
Привезли нового покойника. Родственники кучкой обступили высокую седую женщину. Черные старушки выстроились у церковной стены. Кумлев постоял в толпе, осмотрелся. Перешел к другому углу церкви и вдруг совсем близко увидел человека с синей книгой в руке. Кумлев остановился у церковных дверей и стал наблюдать. Потом подошел к нему и, попросив спичку, тихо сказал пароль. Человек с синей книгой ответил, достал спичку, зажег и дал прикурить. Кумлев поблагодарил и неторопливо пошел в глубь кладбища по правой дорожке. Следом за ним двинулся человек с синей книгой. Это был Чепцов.
Они миновали небольшой деревянный мостик, следуя друг за другом, и дальше пошли вместе вдоль мелкой и грязной речушки, берега которой были в буграх могил. Около большого застекленного чугунного склепа они сели на скамеечку перед могилой супругов со странной фамилией Экземпляровы.
Было утро спокойного осеннего дня. Где-то гремела, корежила землю война, а здесь все утопало в какой-то особенно густой тишине. Солнце, еле пробившись сквозь кроны деревьев, рассыпалось желтыми бликами по дорожкам, по памятникам и крестам. Чепцов обвел все вокруг медленным взглядом.
— Не знаю, где могила матери, может быть, она похоронена здесь, — сказал он и пояснил: — Когда она умерла, я был маленьким, ничего не помню.
Кумлев, не показывая особенного
интереса, рассматривал Чепцова — коренастый, прочный, сильное лицо. Они были, пожалуй, ровесниками. «Но чего это его потянуло на лирику?» — подумал Кумлев и спросил:— Как вас называть?
— Николай Петрович, — ответил Чепцов и вдруг начал вслух читать надпись на могильной плите: — «Мария Кириловна Позднева, 1884 — 1934… Вы меня к себе не ждите, я же всех вас буду ждать…» Безжалостно и неумно. А? — с усмешкой повернулся он к Кумлеву.
— Как сказать, как сказать… — угрюмо отозвался Кумлев.
— Что-то я поддался настроению, — сказал Чепцов и спросил: — Ну, как вы тут?
— Ждем развязки, — ответил Кумлев.
— А пока что их бабы под огнем артиллерии спокойно вывозят ящики с продовольствием, которым цена — грош в базарный день.
— Страх, — ответил Кумлев.
— Какой же страх, если они рисковали жизнью, я же видел сам, я с ними и приехал в город…
— Так за эти ящики их свои же поставят к стенке, — пояснил Кумлев.
Они помолчали, будто прислушиваясь к сухому шороху осенних деревьев.
— Надо решить, где мне сегодня ночевать.
— Пожалуйста, ко мне… — предложил Кумлев.
— Это легче легкого. Спасибо. Но я хочу испытать на себе, как происходит соприкосновение с жителями города. Есть у вас такой адрес… чтобы без особого риска? Но чтобы и не наш, конечно…
— Есть такой человек, — ответил Кумлев и вкратце рассказал о Маклецове. — Один раз переночевать у него можно.
— А он не стал и в самом деле красным патриотом? — спросил Чепцов.
— Нет. Наоборот…
— Хотя да, — усмехнулся Чепцов. Он посмотрел вокруг и спросил: — Здесь, судя по всему, прячут мелкий люд?
— Всякий. Есть и генералы.
— Равенство и братство?
— Да, — ответил Кумлев, желая прекратить ненужный разговор, и спросил: — Как прошли фронт?
— Как по маслу. Если не считать того, что мог угодить под свои же снаряды, почему-то немцы начали артподготовку раньше срока. А по эту сторону тишь и благодать, завтракал в обществе храбрых дам на базе потребсоюза.
В ответе Чепцова Кумлеву послышалась похвальба.
— Не обольщайтесь, это опасно, — серьезно сказал он и встал: — Идемьте, я покажу вам место, где мы встретимся вечером.
Они вышли с кладбища, прошли тихую, почти деревенскую улицу с палисадниками и огородами, лопухами и редкими деревьями, пересекли трамвайную линию и подошли к молельному дому баптистов, он неуклюжим ящиком стоял на открытом месте, и все подходы к нему были видны издалека.
— Здесь… — Кумлев показал на длинную скамью у входа в дом. — Я буду сегодня ровно в семь…
— Если я до восьми не появлюсь, уходите, это будет означать, что встреча переносится на завтра, в то же время.
Кумлев ничем особенно не выдавал своего удивления, а только внимательно смотрел на Чепцова.
— Хочу поработать один, — пояснил Чепцов.
— Недоверие? — невозмутимо спросил Кумлев.
Чепцов взял его за локоть и сказал просто:
— Это слово в наших разговорах звучать не должно. Договорились? Значит, мне нужно сначала на Невский и потом — на Некрасова? Какие трамваи?