Леонардо да Винчи и Братство Сиона

Уважаемый ученый Уильям Андерсон в своем исследовании «Данте — творец» пишет о кружке fidele d'amore как о «тесном братстве, стремящемся достичь гармонии между сексуальной и эмоциональной сторонами природы и своим интеллектуальным и мистическим духом» [315] . Он ссылается на исследования французских и итальянских ученых, которые пришли к выводу, что «женщины, которых воспевали поэты, были не женщинами из плоти и крови, но символами идеального Женского Начала и Сапиента — Святой Мудрости» и «женщины этих поэтов были... аллегорией поиска Божественной мудрости» [316] .

315

Anderson, Dante the Maker, p. 85.

316

Там же, p. 84.

Андерсон — вместе со своим коллегой Генри Корбиным — видит духовный путь Данте как поиск озарения через сексуальный мистицизм, аналогом которого является творчество трубадуров.

Генри Корбин говорит:

«Кружок fidele d'amore, приятели Данте, исповедовали тайную религию... союз, который объединяет интеллект души человека с Активным Поиском... Ангел Знания, или Мудрость-София, видится им и проверяется опытом как любовный союз» [317] .

317

Там же, p. 111.

Однако самое замечательное в этом — связь между Данте и его приятелями-мистиками с рыцарями-тамплиерами. Он был одним из их наиболее рьяных единомышленников, даже после разгрома, когда связь с ними стала предосудительной и опасной. В своей «Божественной комедии» он выводит Филиппа Красивого как «нового Понтия Пилата» за его действия против рыцарей. Сам Данте был членом Третьего Ордена рыцарей Храма, который назывался Ла Феде Санта — La Fede Santa. Связь, свидетельствующая о слишком многом, чтобы ее игнорировать, — возможно, Данте не был исключением, но истинным тамплиером в своем поклонении культу любви.

Андерсон говорит:

«У тамплиеров, в военизированном Ордене целибатов... появляется совершенно им не подобающий канал для распространения идей, связанных с прославлением прекрасной дамы. С другой стороны, многие тамплиеры были насыщены культурой Востока, а некоторые, возможно, имели контакт с школами суфиев...» [318] .

Затем он обобщает выводы Генри Корбина:

«Связь между Сапиента (Мудростью) и образом Храма Соломона вместе с идеей паломничества по Великому Кругу позволяет предположить наличие связи между кружком fidele d'amore и рыцарями-тамплиерами столь тесную, что их можно рассматривать как ассоциированное с Орденом братство» [319] .

318

Там же, p. 85.

319

Там же, р. 412.

Вместе с революционными доказательствами, обнаруженными такими исследователями, как Нивен Синклер, Чарльз Байуотер и Николь Дейв, сказанное позволяет предположить, что по меньшей мере внутренний круг рыцарей-тамплиеров придерживался тайного учения, связанного с поклонением Женскому Началу.

Аналогичным образом обсуждаемая ветвь тамплиеров Братство Сиона всегда имело женщин — членов организации, и список Великих Магистров содержит четыре женских имени, и, что особенно странно, именно в средневековый период, когда следует ожидать наиболее последовательного разделения по признаку пола. Будучи Великими Магистрами, эти женщины обладали реальной властью — и эта должность, несомненно, требовала высочайшего уровня ума и способности улаживать на многих уровнях конфликты интересов и личностей. Если кажется странным, что женщина занимала столь высокий пост в те времена, когда даже женская грамотность практически отсутствовала, то в контексте тайной традиции поклонения богиням это становится вполне объяснимым.

Многие из более поздних школ таинств были основаны розенкрейцерами, чей интерес к сексуальному мистицизму отражен даже в самом названии, в котором соединены фаллический крест и женская роза. Этот символ сексуального союза напоминает о древнеегипетском кресте с полукругом (анх): прямая верхняя часть которого символизирует фаллос, а миндалевидная нижняя — вульву. Розенкрейцеры, исповедуя смесь из алхимических и гностических учений, прекрасно понимали основной принцип, который объясняет алхимик XVII века розенкрейцер Томас Вейган: «...жизнь сама по себе не что иное, как союз Мужского и Женского Начал, и тот, кто хорошо знает эту тайну, знает... как использовать жену...» [320] . (Помните огромную розу в основании креста росписи Кокто в лондонской церкви — очевидно, что это аллюзия розенкрейцера. Имеет значение и тот факт, что изображение розы с крестом обнаружено в тамплиерской гробнице сэра Уильяма Сен-Клера...)

320

38. Цитируется по: King and Sutherland, The Rebirth of Magic.

39. Sinclair, p. 44.

Даже если существуют, как мы видели, доказательства того, что тамплиеры, алхимики и Братство Сиона были преданными поклонниками культа любви, маловероятной кажется возможность, что чисто мужская философия герметиков могла привести к связи с Женским Началом, — возможно, феминистской организацией. Но и здесь образ, который лежит на поверхности, обманчив.

Сам Леонардо причисляется к гомосексуалистам-женоненавистникам, и, действительно, насколько нам известно, наружно он не высказывал любви к женщинам. Его мать, таинственная Катерина, по всей видимости, бросила его на произвол судьбы во младенчестве, хотя впоследствии доживала свой век вместе с ним в течение многих лет — точно известно, что у Леонардо была домоправительница, которую он любовно называл «моя Катерина» и похороны которой он оплатил. Возможно, он и был гомосексуалистом, но это никогда не было препятствием для поклонения Женскому Началу, зачастую прямо наоборот — способствовало. Кроме того, известно, что Леонардо был близок к Изабелле де Эсте, женщине умной и образованной. Хотя предположение о ее принадлежности к Братству Сиона или иному феминистскому «подпольному» учению было бы слишком смелым, данный факт по меньшей мере свидетельствует о том, что Леонардо одобрял женскую грамотность.

Флорентийский герметик Пико дела Мирандоло потратил много слов на тему власти женщин. В его книге La Strega (Ведьма) рассказывается об итальянском культе, основанном на сексуальных оргиях, где председательствовала богиня. Интереснее всего то, что он приравнивал богиню к «Матери Бога» [321] .

Даже явный сторонник власти мужчин Джордано Бруно был тесно связан с Женским Началом. Во время своего пребывания в Англии в 1583—1585 гг. он опубликовал несколько принципиально важных работ, раскрывающих философию герметиков: выдержки из них можно найти во многих антологиях исторических текстов. Однако обычно игнорируется тот факт, что он опубликовал также том страстных любовных стихов под названием De gli eroitci furori (О героической безумной страсти), которая была посвящена его другу и покровителю сэру Филиппу Сиднею. Книга представляла собой гимн проходящей безумной страсти или даже взгляд в неизвестную тайную жизнь распутника. Хотя признано, что в этих стихах есть и другой, более глубокий смысл, большинство авторитетных ученых полагают, что содержание книги является аллегорическим изложением опыта герметика. На самом деле, любовь, показанная в этих стихах, вовсе не аллегорическая, но буквальная.

321

Walker, p. 1085.

Термин «furori», использованный в названии, представляет собой, по словам Френсис Йейтс, «выражение опыта, который делает душу «божественной и героической» и может быть уподоблен трансу furor (экстазу) страстной любви» [322] . Другими словами, то, что мы у него читаем, снова предстает как знание преображающей человека силы секса.

В этих стихах Бруно говорит об альтернативном состоянии сознания, через которое герметик реализует свою потенциальную божественность. Это выражено через экстаз полного единения со своей другой половиной. Френсис Йейтс пишет: «...я думаю, религиозный опыт Eroitci furori в реальности нацелен на гностические знания: это мистическая любовная поэзия человека-мага, который создал божественное, имеет дело с божественной силой и снова находится в процессе обретения божественности, с божественной силой» [323] .

322

Yates, Giordano Bruno and the Hermetic Tradition, p. 280.

323

Там же, p. 281. 

При взгляде на учение, которому следовал Бруно, становится ясно, что подобные чувства не были просто метафорой. Этот процесс озарения через секс был сердцем философии и практики герметизма. Концепция священной сексуальности полностью соответствует словам самого Гермеса Трисмегиста из Corpus Hermeticum. «Если, мое дитя, ты, ненавидишь свое тело, ты не можешь любить себя» [324] . Такие герметики, как Марсилио Фичино, говорили о четырех типах альтернативных состояний, в которых душа воссоединяется с Божественным, каждое из этих состояний связано с одним из мифологических героев: поэтическое вдохновение — с Музой, религиозное рвение — с Дионисом, пророческий транс — с Аполлоном и все формы глубокой любви — с Венерой.

324

Nataf, p. 70. 

Последняя обеспечивает наивысшее проявление всех чувств, поскольку именно в любви душа действительно достигает воссоединения с Божественным [325] .

Знаменательно, что историки всегда воспринимали описание трех первых состояний в буквальном смысле, а четвертое трактовали как простую аллегорию или любовь безличную или духовную. Но если бы это и было так, то вряд ли герметики отнесли бы любовь к категории покровительства Венеры! Очевидная стеснительность историков связана с их невежеством в отношении существа подпольных учений. Это еще один пример концепции, ранее неясной, которая становится абсолютно понятной, как только принимается во внимание священная сексуальность.

325

Yates, Giordano Bruno, p. 281.