Лесные твари
Шрифт:
То, что ворвалось в Круг, нельзя было представить даже в кошмарном сне. Длинное огромное тело, покрытое в нижней своей части мокрой, висящей грязными космами шерстью, было согнуто невероятным образом под прямым углом вверх. Существо напоминало кентавра: из медвежьего туловища, вальковато трусившего на четырех когтистых лапах, росла грудная клетка обезьяны – со вздувшимися, как у культуриста, буграми мышц, с кошмарно длинными руками, достающими до земли и порою помогающими бежать задней половине – прыжками, на обезьяний манер. А голова твари была кошачьей. Оскалившаяся пасть огромной
Степан упал ничком. Ему показалось, что сам дьявол вырвался из ада, дабы помочь Червю в богопротивной его работе. Чудовище прыжком перемахнуло через Степана и приземлилось у шевелящейся кучи дерущихся с Червем лесных тварей. И разметало их ударами могучих лап в разные стороны, как ворох старого хвороста.
Оно схватило обезьяньими руками бесчувственное тело Демида, полуоблепленное клубками червей, и подняло его вверх – безо всякого труда. Ноги медведя пришли в движение и понесли монстра к центру Круга. К огню, что в человеческий рост поднимал синий конус свой на пересечении черных теней.
Лесные бросились вдогонку, но соревноваться в скорости с монстром было трудно.
И клубки червей, валяющиеся там и сям на траве, шевелящиеся безо всякого смысла, вдруг выстроились в полосы, извивающиеся, как змеи, и поползли за ними.
"Кентавр" затормозил у самого пламени – так резко, что когти выдрали клочья дерна. И аккуратно, даже нежно, поставил Демида в самое пламя.
Степан закричал. И еще один голос пронзительно завизжал, когда пламя охватило Демида и скрыло его с головой.
Лека. Это была она.
Чудовище медленно повернуло кошмарную свою голову на крик.
– Лека, чего орешь? – проскрипело оно. – Заткнись. Раньше орать надо было!
Визг Леки резко оборвался.
Тишина нависла над поляной. Слышно было только шипение. Это черви подползали к пламени, валились в него, пузырились и лопались во всепожирающем ледяном огне.
Демид лежал на земле. Лежал неподвижно, закрыв глаза, и, кажется, даже не дышал. "Кентавр" вынес его из центра Круга. И бережно положил здесь, у подножия старого дуба.
– Он умер? – спросил Степан.
– Ты, в натуре, думай, че говоришь-то, пень христианский! – голос монстра мало чем отличался от звука бензопилы, наскочившей на гвоздь. – Ежли он того, концы отдаст, то вам, людям, вообще кранты. Хана вам будет с музыкой, век воли не видать!
Степан недоуменно полез пятерней в затылок. Никак он не мог предполагать, что сказочный зверь будет выражаться, как блатной на тюремных нарах.
Червей больше не было, они сгорели в синем пламени Круга. Демиду этот огонь не нанес никакого видимого вреда.
Кроме того, пожалуй, что он был мертв.
Демид был мертв совершенно определенно, и уже достаточно давно. Степа опустился на колени и взял запястье Демида в свою руку.
Пульса не было.
– Он умер, – сказал Степан. Слезы побежали из глаз его.
– Братан! – произнес кошкообезьяномедведь. – Я бы тебе в лоб дал за такие слова. Но ты – человек, тебе простительно. Ты единственный
человек здесь, и для тебя есть работенка. Только ты можешь сделать ее. Она мерзкая, эта работенка. Но ты должен справиться.– Что? Какая работа?
– Открой рот.
Степан послушно открыл рот.
– Да не свою пасть, пентюх! Его открой рот. Демида!
Степан трясущимися пальцами надавил на подбородок Демида и опустил его нижнюю челюсть.
– Крест теперя свой сымай!
– Крест?! Я не могу… Да кто ты вообще такой?!
– Сымай, сказал, фраер! Чо конишь-то? Время не резиновое!
– Снимай, Степа, – тихо произнесла Лека. – Он знает.
Степа, путаясь в цепочке, потянул крест через голову.
– В рот ему теперя крест свой засавывай. И смотри, не вздумай рот его закрыть! Что бы ни случилось!
Степан осторожно, побледнев от горя и страха, стал заталкивать медный крест свой в мертво разинутый рот Демида – миллиметр за миллиметром.
В глотке Демида раздался булькающий звук. Что-то бурлило внутри него и медленно поднималось на поверхность.
Крест в руке Степана завибрировал. Что-то там, изнутри Демида, пыталось вытолкнуть крест наружу. Степан давил все сильнее и сильнее, навалился всем весом на крест. Пальцы его онемели, словно он пытался удержать за наконечник работающий отбойный молоток.
– Так! Порядок! – Монстр сделал шаг назад. – А теперь – самое главное, человек! Я до трех, значится, считать буду. А как три скажу, так ты, значится, крест-то свой отпускай и прыгай скорее в сторону, пока башку тебе не сорвало…
– Считай скорее… – прохрипел Степан на последнем издыхании.
– Раз. Два, значится, в натуре! И это, как его? Три!
Степа разжал пальцы и свалился набок. Крест подлетел высоко вверх, тускло сверкнул в воздухе и исчез где-то в кустах. А за ним изо рта Демида вылетела алая молния – тонкая, живая, раскаленная.
– Хватай его! – завопил Степан. – Это Червь! Уйдет ведь, гад!
Червь мелькнул красной полуметровой змейкой в траве, проскользнул между ног Лесных, боязливо отпрыгнувших в стороны, вбуравился в почву и исчез.
– Ушел-таки! – Степан стукнул себя кулаком по коленке. – Последний ведь из червяков остался! Раздавить его надо было…
– Дурень ты все-таки, Степа! – Существо сложило руки свои, почти человеческие, на груди. – Кто ж его раздавить-то может? Это ж Червь! Если его кто и убить сможет, то разве только тот, кто сотворил его. Сам Создатель, поди. Не нашего ума это дело.
– А что ж тогда – наше дело?
– А вот что! – Обезьянья лапа ткнула пальцем в Демида.
Степан повернулся к Демиду.
Дема лежал и смотрел в небо. Дышал спокойно и ровно. И жевал какую-то травинку, которую сорвал и сунул в рот.
– Слушай, Кикимора, – сказал Демид. – Вот что мне интересно. Слышал я, что кимверы ни в рай, ни в ад попасть не могут. Но вот ты посмотри, сколько звезд там, в небесах! Может быть, там и для нас какое-нибудь неплохое местечко припасено? Не такое скучное, как рай, и не такое адское, как ад. Нормальное местечко, где есть чем заняться. И где тебя не пытаются убить по три раза на дню.