Лесные твари

Бодрость в его голосе была фальшивой, вот оно что.

Они вышли на другую улицу – более широкую, более освещенную. Здесь даже находились люди – разгружали фургон, таскали коробки с бананами, апельсинами, ананасами и прочими дарами леса. На Демида с Лекой косились любопытно, но никто с вопросами не приставал.

Они уже почти добрались до конца улицы, когда из-за угла вышли двое в серой форменной одежде, с дубинками на поясах. Вышли и замерли остолбенело. Вытаращились на наших беглецов. А чего таращиться-то? Никогда опасных преступников не видели, что ли?

Дема сделал шаг назад и оба мента одновременно, как близнецы, потянули руки к поясу. Что менты делали дальше, Дема с Лекой не видели. Потому что секунду спустя они уже летели назад, к спасительной темноте.

Коробки с бананами оказались на их пути, Демид сделал замечательный прыжок, на зависть любому бегуну с барьерами, и оказался по ту сторону картонной баррикады. Лека тоже не осрамилась. А вот милиционеры не прыгнули. Может быть, посчитали ниже своего достоинства скакать через какие-то там неотечественные коробки. А может, физподготовкой мало занимались. И пока блюстители порядка с начальственным ревом расталкивали и пинали несчастную картонную тару, беглецы нырнули в первую же подворотню и затаились.

Слышно было, как патрульный орет в рацию: "Максимов! Тут они! Оба! Восьмой дом! Давай машину быстрее!" Подворотня выходила в глухой двор, воняющий бог знает чем, и заваленный черт знает чем. Удрать отсюда не было никакой возможности.

Дема побежал вдоль дверей, пытаясь открыть их. Третья дверь, в самой глубине двора-колодца, неожиданно поддалась. Демид напрягся, дернул изо всех сил. Старый замок не выдержал, треснул, вылетел из гнезда и дверь распахнулась, едва не въехав Леке по лбу.

– Не пристрелят нас тут? – Лека тяжело дышала над ухом.

– Пристрелят, – оптимистично пообещал Демид и первым нырнул внутрь.

Пахло здесь так, что обгаженный двор казался по сравнению с этим парфюмерным магазином. Сперва Лека решила, что это склад, или, в крайнем случае, старый чулан – столько здесь было всякого неописуемо пыльного барахла, сундуков, покрытых паутиной, полуистлевших тряпок, висящих, лежащих и даже сидящих и стоящих, догнивающих свой век в обществе рыночных крыс. Однако, и здесь кто-то обитал. Ворох одежд в середине клетушки зашевелился, и оттуда появилась голова

(Короля Крыс? Демиду на мгновение показалось, что он узнал запах гниющей плоти, сопутствующий гнусной твари)

голова старухи – жирной, древней, черной и носатой настолько, насколько вообще дозволяет человеческая природа. Если бы нос этой мегеры был горбатее и длиннее еще хотя бы на сантиметр, ее уже можно было бы классифицировать как представителя нового человеческого вида – что-то типа "Homo nasalis" или "Антропоидус шнобелис".

"Хармандаргы!" – заорала старуха. Хотя возможно, это было слово "Варкантарашхындары!" или "Арбиндарбакылджан!", Лека точно не помнила. Бабка завопила что-то не по-нашему, и можно было ручаться, что это был не английский. Но ее услышали, и даже поняли, судя по тому, что где-то наверху захлопали двери и началась беготня и вопли на том же самом непонятном языке. А потом ступени лестницы, спускавшейся в эту самую комнатушку, заскрипели, и по ним скатился человек лет сорока. Слушай, тэбэ гаварю, читатэл, этат челавэк бил такой гарачий, что кров в жила кыпэл! Человек был подобающим образом черен волосом, выражение лица имел невеселое, перекошенное, к тому же левый глаз его был заклеен неопрятным куском пожелтевшего лейкопластыря и сразу было видно, что ничего под этим пластырем нет – никакого глаза. А в руке этот абрек держал нож – такой огромный, что им можно было зарезать средних размеров слона.

Он был очень проворен. Демид не успел моргнуть глазом, как одноглазый оказался перед ним и выставил нож перед собой, уперев его Демиду чуть ли не в солнечное сплетение. Однако, что-то еще сдерживало их обоих: одноглазого – от того, чтобы попытаться зарезать Демида, а Дему – от того, чтобы разозлиться, вырубить одноглазого и прекратить разом неприятные посягательства на свое драгоценное здоровье.

– Кучер тэбя паслал, да? – просипел человек, повернув голову так, чтобы лучше видеть Демида единственным своим глазом. – Чтобы убит мэня, да? Чтобы всэх тут убит, жэнчин этих всэх, да? Дэтэй убит? Я гаварыл Кучеру, слушай, Кучер-джан, ты руски чэлавэк, хрыстианин должэн быт, нэлзя женчин убиват из-за дэньги. Зачем ты пришел этат дом? Я гаварил, дэнги вэрну, да? Шакал ты паршивый, кировь сучия! Зарэжу!!!

– Зарэж, – сказал Демид.

Одноглазый всхлипнул и коротко, без замаха, ударил ножом. Нож вошел бы Демиду в живот, если бы это не был Демид. Но это был он, он самый, и попасть в него ножом было труднее, чем камнем в открытое окно движущегося поезда. Нож чиркнул по одежде, даже оставил дыру в штормовке, но Демид успел. Скользнул в сторону, ударил одноглазого сбоку в ухо. Одноглазый еще стоял, шатался, еще пытался удержать нож, но пальцы уже плохо слушались его.

– Дай сюда! – Демид выдернул нож из руки оглушенного противника, и тот все же свалился, выведенный из равновесия незначительным толчком. – Эй ты, одноглазый Джо, пойдем со мной. – Демид наклонился над поверженным, попытался приподнять его за шиворот, но тот лишь слабо дрыгал ногами, его остекленевший взгляд не давал надежды на то, что он сумеет самостоятельно встать в течение ближайших часов. Старуха в ужасе зарылась обратно в свои тряпки, прикинулась сундуком, старая шкодница.

– В аут пошел, – констатировал Демид.

– Что с ним? – Лека перепугалась.

– Ничего страшного. Сотрясение мозга. Поблюет пару дней. Неудачно вышло. Он хоть по-русски говорить умел…

С улицы уже доносился ор милиции через матюгальники: предлагали выйти с поднятыми руками и сдаться. Дема с Лекой помчались по лестнице, что немедленно вызвало приступ паники среди обитателей второго этажа – они разбежались по комнатам как тараканы. Демид дернул за ручку первой попавшейся двери. Дверь держали с той стороны, но запора не было, и после мощного рывка дверь распахнулась, выдернув за собой маленькую худую женщину в черной кофте, длинной черной юбке и черном платке, надвинутом на глаза. Женщина сделала быстрое движение, пытаясь улизнуть, но Демид схватил ее за руку.

– Я тебе ничего плохого не сделаю! – Демид спешил, снизу уже ломились в дверь. – Поняла?

Женщина кивнула головой.

– По-русски понимаешь?

Женщина отрицательно замотала головой, залопотала что-то на своем, съежилась вся от страха. Вот подарок судьбы-то – жить в чужой стране, бояться каждого шороха, и все равно не уезжать на родину, потому что родина еще страшнее. Сколько жило их тут таких, как она – в этом доме, этом квартале, в этом городе? Никто не мог их сосчитать, потому что официально их не существовало.

– Эх, горемыка… – вздохнул Демид. Пошел быстрым шагом по темной комнате, распинывая ногами все, что лежало на полу. На полу лежали в основном люди. Ютились на матрасах, накрытые все теми же тряпками – дети, бабы. Отодвигались торопливо в сторону, давая дорогу опасному чужаку. Лека двигалась следом.

– Вот то, что надо, – произнес Демид. – Балкон!

В этом двухэтажном доме был балкончик. Неизвестно, когда на него в последний раз выходили. Балконная дверь была заколочена огромными ржавыми гвоздями. В последние годы на балконе обитало только небольшое деревце, самовольно выросшее из пола. Дема рванул дверь за ручку – без малейшего результата. Тогда он схватил кожаную куртку, висевшую на крючке рядом, обмотал ей руку и шарахнул по стеклу. Звон, осколки. Демид выломал острые края стекол, торчавшие из рамы и высунул голову наружу.

– Ментов пока не видно, – сказал он. – Бегом, Лека!

И полез на балкон. Осторожно спустил ноги на пол, напоминавший решето. Помог вылезти Леке.

– Высоко, черт возьми. – Дема озирался деловито. – Сейчас что-нибудь придумаем.

Он подошел к перилам и тронул их нежно, проверяя на прочность. Перила словно только и ждали этого толчка – немедленно полетели вниз, с треском обрушились на землю. Дема чертыхнулся, едва успел схватиться за стену, чтобы не улететь с балкона.