Лесные твари

– У тебя движок "роверовский"? – спросил он.

– Он самый. – Кикимора ткнул пальцем в кнопку магнитолы и пространство заполнилось невыносимым звуком – словно сотня бульдозеров соревновались в гонках на трассе "Формулы-1". Кажется, такая музыка назвалась "Хард-кор". Демид терпеть такое не мог на дух, но сейчас терпел. Странным образом адские сковородки гитар, терзаемых в предсмертных конвульсиях, гармонировали с этой дикой, безумной гонкой. Демон вел машину, и, наверное, мчалась она прямой дорогой в преисподнюю. Но Демид развалился на заднем сиденье, идиотски улыбался и наслаждался жизнью.

Вот оно – маленькое счастье. Вручить свою судьбу кому-то другому и на хоть на минуту забыть обо всем. Хоть минуту не думать о том, как выжить.

Потому что если он не выживет сейчас, в этом не будет его вины. Ему будет чем оправдаться – на том свете.

Лека странно молчала – может быть, просто спала. Хотя, что в этом странного? Наверное, в любом экспрессе, мчащемся в ад, наполненном стонами и воплями ужаса, есть пассажир, мирно свернувшийся на верхней полке и посапывающий носом. Ему просто все до фени. Он хочет спать.

– Держись! – завопил Кикимора, переревывая динамики. – Сейчас самый слалом начнется!!! У тебя как с желудком?!

– Порядок! – проорал Дема. – Пустой желудок! Блевать нечем!

И начался слалом.

Дорога здесь шла плавными кругами, поднимаясь в гору. Не было резких поворотов, но зад автомобиля на такой скорости отчаянно сносило. Сам Демид, при всем его мастерстве вождения, не раз шаркнул бы об сплошную металлическую полосу ограждения. А Кикимора? Черт его знает, как он вел. Люди так не ездят на машине.

Тот, на милицейской тачке, заметно отстал. Проскрежетал пару раз по металлу, высек сноп искр и поостерегся. Все-таки казенное имущество, по головке потом не погладят. Кикимора наконец-то добрался до верха горы, свернул направо, притормозил. Он все время глядел в заднее зеркало. У Демида складывалось впечатление, что Кикимора не хотел, чтобы от него отстали.

И точно – едва менты с ревом вскарабкались в гору, Кикимора удовлетворенно крякнул, устроился поудобнее и рванул дальше. Здесь начался небольшой поселок с деревянными, но добротными домами. Улица неуклонно сужалась, и в конце концов превратилась в узкий проезд, ограниченный с двух сторон бетонными высокими стенами. Кикимора пулей влетел в этот коридор. Дистанция между ним и преследующей машиной сократилась до десяти метров, скорость упала до шестидесяти, но и это казалось безумным в каменной серой ловушке.

Дема прекрасно понимал, почему сзади не стреляют. Случись что с передней машиной, и задняя Волга на такой скорости влетит в нее, войдет, как утюг. Опасно было стрелять сейчас.

Вдруг он увидел: дорогу пересекла черная траншея в полтора метра шириной. Нельзя ее было объехать. Две досочки были положены поперек этой черной дыры – слишком хлипкие, чтобы выдержать Волгу.

– Стой! – завопил Демид. – Стой, убьемся на хрен!

Кикимора и не думал тормозить. Он надавил на газ, чуть не встал на педаль, выжимая из мотора все, что возможно. Задняя машина уже тормозила, Демид увидел, как ее начало мотать из стороны в сторону. Те, кто ехал сзади, хотели жить. Кикимора жить не хотел, он пронесся по досочкам – миллиметр в миллиметр. Он перелетел бы через эту злосчастную яму, даже если бы этих дощечек не было. Он шлепнулся на другой берег, перелетел Рубикон, проскрежетав всем, чем можно было проскрежетать, и хохоча как дьявол. И помчался дальше, набирая скорость.

Доски переломились, и взлетели в воздух, выброшенные из-под задних колес. Волга, преследующая их, почти успела остановиться. Почти. Если бы она не сделала этого, осталось бы месиво – покореженный металл и обрывки человеческих тел. Но, видно, там и вправду был мастер. Волга затормозила на самом краю траншеи. Земля под ней начала осыпаться. Задние колеса отчаянно закрутились, пытаясь выехать, спасти машину, но было поздно. Машина медленно осела носом в яму, ткнулась бампером в дно и заглохла.

Последнее, что видел Демид – крышу и задницу злополучной Волги, торчащие из ямы и освещенные сполохами мигающих красных и синих огней.

Кикимора поехал спокойнее. И музыку свою идиотскую выключил. Вот только кепка с него свалилась. Волосы Кикиморы торчали дыбом, образуя что-то вроде двух коротких, расставленных в стороны рогов.

– Кто ты такой? – спросил Демид. – Ты не похож на человека, Кикимора.

– Кто я? – Демид не видел лица Кикиморы, но готов был поклясться, что тот ухмылялся своей острозубой блатной усмешечкой. – Бывают ангелы-хранители людям они дадены. Слыхал о таком, Дема?

– Слыхал…Так ты что, мой ангел, что ли?

– Не-а. – Кикимора засунул в рот самокрутку, прикурил, салон заполнился сладковатым дымом анаши. – Тебе, Дема, ангел не положен. Ты же знаешь, что кимверам дорога в рай закрыта. Я – твой черт-хранитель.

И захохотал довольно.

ГЛАВА 26

Антонов Валерий Федорович, майор в отставке, маялся душой. Сегодня был один из тех дней, когда он не мог найти для себя занятия. Бродил целый день по своей двухкомнатной квартире, обычно аккуратно убранной, а в последнюю тоскливую неделю захламленной донельзя. Новую работу для себя он еще не подыскал. Были предложения… Так себе, несерьезные. И деньги неплохие сулили, и заплатили бы деньги, он был уверен. Да только нечистыми были эти барыши. А майор Антонов достаточно долго проработал в госбезопасности, чтобы увидеть, как преуспевающие люди попадаются и идут под суд. Да и принципы его не позволяли заниматься грязной работой. Валерий Антонов не осознавал, что у него есть моральные принципы. Но они у него были, и очень прочные. Сидели в башке, вбитые еще родителями.

Жена от него ушла. Надо же – из Афгана ждала, молоденькая, с дитем. И он ее любил. Много баб было там, в Афгане – девчонок в белых халатиках, только пальцем помани. А он держался, не изменял. Сослуживцы над ним, конечно, посмеивались. Да только такой вот он был – молодой, добрый, честный. Было за что его уважать.

Куда теперь все ушло? И молодость, и доброта исчезли, словно только парочкой жить могли. Честность-то хоть осталась? Другим решать…

Жена ушла два года назад. К другому. "Любви мне хочется, понимаешь?! – кричала она Антонову, когда пихала в чемодан свое бельишко. – Любви! А ты на меня смотришь, как на мебель! Ходишь, коптишь своим куревом, и смотришь как сыч! За день двух слов из себя не выдавишь. А он меня любит!" Стукнуло же бабе на старости лет! Права она была, конечно, права. Какая уж там любовь? На работе Антонов так ухайдакивался, что дома только и оставалось сил на газету, телевизор и сто грамм "Столичной". А может, и специально ухайдакивался, чтоб был повод дома ни с кем не разговаривать. Наговорился Антонов на всю жизнь, молчуном стал. С тех пор, как закончил его сынок школу, поступил в это свое МГИМО (по дедушкиной генеральской протекции) и уехал в Москву, совсем тоскливо стало дома.

Ушла, и ладно. Антонов даже зла на нее не держал. Живет там со своим инженером, денег нет ни хрена. Ладно бы, к какому-нибудь богатому ушла. Да кому такая нужна, невеста-переросток, под пятьдесят. Говорит, у них с этим инженером единство взглядов – лыжные походы, чакры какие-то, тантры, брахмапутры. Может быть… Природа все равно свое возьмет. Насколько она старше своего теперешнего мужа? На семь лет, или даже восемь. Выглядит, конечно, хорошо. Фигурка и все прочее… Антонов вздохнул. И в постели она, конечно, хороша. Только на сколько лет ее еще хватит?

Ладно, не нам судить. Забудь.

Антонов по жизни был очень устойчивым человеком. Порою даже пугающе флегматичным. Только иногда выходила ему его сдержанность боком – прорывалось вдруг из него все, что наболело за годы, как гной из фурункула. И трудно тогда было его удержать – как в той истории, с Коробовым… Надо ж, сколько напортачил, и всего за два дня. Такой работы лишился…

Хрен с ней, с работой. Душа вот болит. И все из-за него, из-за этого самого Коробова.

Антонов заинтересовался Демидом случайно. Занимался он по долгу службы всякими там экстрасенсами, телепатами, психопатами. Лениво перелистывал папки с досье, пытаясь найти хоть что-нибудь полезное для Конторы. Полезного было мало, почти ничего не было. Все экстрасенсы страдали манией величия. Рекламировали себя на каждом шагу, лапшу на уши вешали. Я, мол, людей по фотографиям нахожу, порчу по телефону снимаю, убийц по ауре распознаю. Дешевая мистификация. Настоящие паранормы, конечно, встречались, только все они быстро уходили из Нижнего в Москву. И толку от них было мало – слишком неуправляемыми они все были. А стоило чуть надавить на них – теряли свой дар начисто. Или притворялись?