Лесные твари

– Все, – сказал Кикимора сиплым голосом. – Все, ребятки, пора. Теперя пустячок остался – убить меня надоть.

– Как – убить?

– А так! Обнакновенно. Убить и сердце осиновым колом проткнуть. А то тело сие мою душу не отпустит.

– Кто ж тебя убивать должен? – напряженно спросил Демид.

– Как кто? – удивился Кикимора. – Ты.

– Я не могу. Людей убивать не могу.

– Ах да, – Кикимора махнул рукой. – Ты же кимвер, человеков убивать права не имеешь. Да только какая разница? Я ведь не человек! Я – дух болотный.

– Для меня ты – человек.

– Тогда ты, Валера. Сделай доброе дело. Пушка у тебя ведь есть? Пальни в голову. Только так, чтоб быстро, чтоб не больно было.

– Что ж ты не сказал, братишка, что тебя убивать придется? – Антонов стоял бледный, еле шевелил губами. – Что ты раньше молчал? Мы бы всего этого дела не затеяли. Неужто мы можем своего стрелять? Как жить-то после этого будем?

– А-а!!! – Кикимора злобно рванул на себе рубаху, обнажая впалую грудь, всю расписанную блатными татуировками. – Бляха-муха! Нежные какие попались! Смертное убойство они причинять не могут! Говны! Братья еще называются!

Это были его последние слова. Он схватил скальпель, лежащий на подносе, и воткнул его себе в шею, прямо в сонную артерию. Демид и Антонов стояли и остолбенело смотрели, как Федор Шагаров вспарывает себе горло. Кикимора свалился на колени и посмотрел на них мутным, ускользающим взглядом. Из перерезанной глотки его хлынула кровь. Он упал на спину, дернулся в последней конвульсии и затих.

– Осиновый кол есть? – шепотом спросил Антонов.

– Есть. Кикимора его из ручки от швабры сделал. Я и не подумал, зачем. Мог бы догадаться.

– Давай.

Антонов опустился рядом с трупом Кикиморы, встал коленями прямо в лужу крови. Взял Кикимору за плечи и нежно, аккуратно перевернул его на спину.

– Прости, брат, – сказал он. – Прости, что так получилось.

Лицо Кикиморы застыло в недоуменном, почти детском выражении. Широко открытые глаза его неподвижно смотрели в потолок.

Антонов взял заостренную деревянную палку и приставил ее напротив сердца Кикиморы, направил прямо в глаз Сталина, вытатуированного на груди. Он нажал на палку и пробуравил сердце бедного бывшего Кикиморы.

Тело, прослужившее двум своим хозяевам, бродившее по грешной земле двести пятьдесят четыре года, выплеснуло душу с фонтаном крови. И умерло окончательно.

– Кардиограмма! – прорычал Антонов. – Есть что-нибудь в новом теле? Сердцебиение?

– Нет! Ровная линия!

– Энцефалограмма?

– Ни черта! Полный труп.

Антонов оставил бесполезный труп Шагарова и бросился к тому телу, что должно было принять в себя душу и ожить, но пока не подавало ни малейших признаков жизни. Обливаясь потом, Антонов защелкал переключателями на портативном дефибрилляторе, схватил два круглых электрода, прижал их к груди того, что лежало сейчас на столе.

– Врубай!

Шарахнуло так, что все длинное уродливое туловище дернулось, взмахнуло четырьмя своими когтистыми лапами и двумя почти человеческими руками. И снова замерло.

– Линия ровная. Сердце стоит!

– Врубай!

Еще один удар током. Еще, и еще один… Запах паленой шерсти, вонь формалина.

– Бесполезно. Он не дышит.

– Я заинтубирую его! – Антонов распахнул зубастую пасть, принадлежавшую некогда леопарду, и начал лихорадочно заталкивать в трахею никелированную трубку. – Включай ИВЛ!

Демид запустил аппарат искусственной вентиляции легких и смесь, насыщенная кислородом, с шипением начала наполнять гориллью грудную клетку созданного ими монстра. Грудь существа мерно раздувалась и опадала. Только это было жизнью не больше, чем накачивание сдувшейся автомобильной камеры.

Сердце существа и не думало биться. И мозг его был не живее, чем ком серой слизи на задворках бычьей бойни.

– Мы убили его, – прохрипел Антонов. – Господи Боже! Чувствовал ведь, что так получится…

– Ни черта ты не чувствовал, – Демид мрачно переводил взгляд с мертвого тела на полу на мертвое тело на столе. – Ты был уверен в успехе.

– Я идиот! Кретин безмозглый! И ты – идиот, если согласился на это! Как мы могли поверить, что идиотское, слепленное кое-как тело, с формалином вместо крови, заработает? Как?!

Антонов стукнул по колену кулаком, перемазанным в крови.

– Мы не убивали его, – сказал Демид. – Он сам захотел этого. Он сам убил себя, и никто его уже не смог бы остановить.

– Ему надоело жить человеком? Или он испугался перед развязкой? Дезертировал?

– Он думал, что получится, – произнес Демид. – Он вовсе не собирался умирать окончательно. Я не знаю, чья в этом вина – его или наша. Но только его нам обвинить не в чем.

ГЛАВА 31

– Как дела? – спросил Демид.

Прошел день с тех пор, как они пытались создать нового Кикимору. А в результате убили старого.

– Он так и не ожил.

Антонов выглядел так, будто пил всю ночь. Вероятно, так оно и было. Мрачно выглядел Антонов, небрито и похмельно. Да и Демид смотрелся не лучше. А с чего выглядеть хорошо? Дема в первый раз в жизни нашел человека, которого смог назвать своим братом – Кикимору. И потерял его. Своими руками спихнул в могилу, пусть даже непреднамеренно.

– И что теперь? – спросил он.

– Старое тело Шагарова я уничтожил, – сказал Антонов. – Шутка ли – труп вора-рецидивиста со следами насильственной смерти. Зачем нам такие улики? А новое тело… Пока я спрятал его. Там, в морге, в холодильнике. Я еще вернусь к нему. Препарировать снова буду. Понять попытаюсь, что мы сделали не так.

– Понятно…

Минут пять сидели молча. Антонов курил.

– Все переменилось, – наконец, произнес он. – Прорвало… На Фоминых спустили всех собак. И секту их разгромили. Народу похватали – море. Видел бы ты, что в областном УВД сейчас творится, все на ушах ходят! Кое-кто руки радостно потирает, другие за место свое трясутся – Фоминых-то под ними работала, а они ее проворонили.

– Что ж мне, радоваться? Может, и выйти уже можно из подполья?

– Рано пока радоваться, заметут тебя сразу же. Не обвиняемым, так основным свидетелем пойдешь. Пока там разберутся… К тому же, самое главное – Фоминых не поймали. Ушла она, стерва хитрая.