Летние истории
Шрифт:
– Например, Люба.
– Борька, - развел изумленно руками Страдзинский, - ну что ты такое:
– Подожди, Рома, я знаю тебя двадцать лет: Не перебивай. И на правах двадцатилетнего знакомства я тебя прошу: ну, не надо изображать из себя циничного павиана. Я знаю, что ты не такой, и ты знаешь, что ты не такой.
– Боря прошелся по комнате, закурил и продолжил:
– На мой взгляд, ты сейчас делаешь ошибку:
– Только не надо меня учить, - несколько раздраженно сказал Страдзинский.
– Никто тебя ничему не учит, - не менее раздраженно откликнулся Боря. Тебе кажется,
Рома промолчал.
– Обещал?
– изумился Боря.
– Нет, - неохотно сказал Страдзинский.
– Ну, вот. Так в чем тебе себя винить? Ты играл по правилам, и нет повода убегать отсюда сломя голову.
– Ну, во-первых, я никуда не убегаю.
– Боря к тому времени уже уселся обратно, зато Страдзинский, выбравшись из кресла, расхаживал по кухне, помахивая незажженной сигареткой.
– А во-вторых, правила: знаешь, даже если ты вел машину по всем правилам, но сбил при этом какого-нибудь кретина, бросившегося тебе под колеса, мозги на асфальте тебе удовольствия не доставят.
– У красивых аргументов есть такое противное свойство, что, даже если эти аргументы - чистый бред, опровергать их не хочется, потому что делать это приходится долго и скучно, но я, вопреки бунтующему эстетическому чувству, все же попробую. Ну, не было никаких мозгов на асфальте! И, насколько я понимаю, не предвидится. Между прочим, когда я в прошлом году сбил "синяка", то, мотаясь по ментовкам, испытывал не муки совести, а безумное желание сломать ему и вторую ногу. Кстати, ты знаешь эту чудную историю?
– Угу.
– О чем это я?
– Об эстетическом чувстве, - несколько саркастически отозвался Страдзинский, пересев наконец с подлокотника в кресло и закурив.
– Да, так вот, когда человек сваливается тебе под колеса, он этого едва ли хотел, а здесь, в конце-то концов, мы имеем дело с сознательным выбором взрослого человека.
– Господи! Какой сознательный выбор!? Какой взрослый человек!?
– Ромка, в тебе говорит жалость. Мне тоже всех жалко, мне Любу жалко, мне: мне вообще всех жалко. Но, старик, жалость жалостью, а твоя жизнь это твоя жизнь.
Бывает так, что двум людям нужны несовместимые вещи, и кто-то из них должен остаться на бобах. Когда мы садимся в покер, не могут же все выиграть!
– Боря, ты раскрываешь мне глаза!
– И нет способа этого избежать!
– оставил он без внимания реплику Страдзинского, - нужно либо всегда вставать из-за стола проигравшим, но тебе это, по всей видимости, не подходит, либо уж ничего не хотеть.
– Ага, и впасть в нирвану.
– Это-то тебе точно не грозит.
– Интересно, я поймал себя на том, что уже готов с пылом доказывать, что правильно поступаю, убегая от горячей девичьей страсти! Хотя это совершенно не так. То есть твоя шизофрения так убедительна, что споришь уже не с бредом, который тебе чудится, а с твоими моральными оценками этого бреда. Боря, постарайся проникнуться: я уезжаю не из-за Любы. Не. Из-за. Любы. Панимаэшь?
– зачем-то сказал он с кавказским акцентом.
– Мне все-таки кажется, что это не так.
– Ну, раз уж ты втемяшил чего-нибудь себе в голову - переубеждать бессмысленно.
Ты
ж не слышишь, что тебе говорят! Ну, с чего ты взял, что уезжаю из-за нее!?– Господи, да это ж видно невооруженным глазом.
– Еще бы! Ты ж лучше всех все знаешь!!
– Ромка, не злись. Давай лучше коньячку дерябнем, - они выпили и Боря продолжил:
так вот, я не могу припомнить случая, чтобы ты, имея возможность остаться, уезжал с Косы через двадцать дней:
– Боже мой! Опять он о том же, - Рома оперся лбом о ладонь.
– Давай о чем-нибудь другом. Ладно?
– Давай, - вздохнул Боря, окончательно смирившись с потерей покерного партнера.
– Например: может быть, ты мне объяснишь, почему человек так охотно идет на поводу у собственного члена? Страшно подумать, сколько растрачено на женщин нервов, времени, денег: да вон, я вместо того, чтобы приятно поболтать с другом за коньячком, уже битый час беседую бог знает о чем. Нет, ну я могу понять, когда там: "мою любовь широкую как море вместить не смогут жизни берега:"
– Это?..
– Шекспир. Это нормально, разумно, одобряется общественным мнением и мировой литературной традицией, но когда я влезаю в такое исключительно в порядке инстинктивной деятельности, заранее зная, во что мне это обойдётдется: зачем?
– Зачем, зачем: самоутверждаешься, милый.
– Самоутверждаюсь?.. Нет. Нет - это здоровое проявление полового инстинкта.
– Половой инстинкт можно и у проституток удовлетворять.
– Ну, это тот же онанизм.
– О, тоже выход.
– Ну, не знаю - я из этого возраста вышел. Да и потом, онанизмом влечение можно приглушить, но никак не удовлетворить. Проститутки для меня сродни онанизму (хотя я знаю мужиков, которые вообще трахают только их), так что же мне делать с позывами естества? Кушать тоже не экономично, но куда денешься?
– Положим, если ты попробуешь не есть, то могут возникнуть всякие сложности, а вот воздерживаясь от баб, ты, конечно, дискомфорт испытаешь, но едва ли больше, чем бросая курить, а ведь от курения вреда намного меньше.
– Ну и что? Погоди, - остановил он пытающегося заговорить Борю, человек, идя на поводу у инстинкта, совершает неразумные поступки, но ведь он их совершает их и безо всякого инстинкта - например, дымит как паровоз и неумеренно поглощает коньячные спирты, - Страдзинский жестом экскурсовода обвел рукой кухню.
– Это да, легкомыслие и инстинкт оно, конечно, имеет место быть, но! Рассмотрим гипотетический случай: некий мужчина живет с красивой, умненькой, совершенно очаровательной девушкой, потом он приходит на мальчишник, посвя:
– Пошел ты 1/4 - поморщился Рома - К чему эти эмоциональные взрывы? Мы рассматриваем чисто гипотетический случай.
Так вот, вместо того, чтобы поехать домой к своей очаровательнице, Боря метнул взгляд в недовольного Страдзинского, - молодой человек:
– Ну ладно, и дальше что?
– Как что? Гонорея.
Страдзинский раздраженно выдохнул.
– А теперь объясни, почему, будучи довольно трезвым, юноша предпочитает какую-то потаску:
– Инстинкт, желание потыкаться пестиком в максимальное число тычинок.