Летняя история
Шрифт:
Два лебедя, склонив друг к другу головы, плыли по сердцам из лепестков роз. Ложкина испытала желание продемонстрировать всё, что она ела до этого.
— Это Лилечка, подружка Яна, сделала, правда, это чудесно? — раздался сзади голос Анны-Эльзы, и пока Ложкина ловила ртом воздух, чтобы как можно правдоподобней выразить свой восторг, услышала Шувалова.
— Мило, спасибо парень, я тронут, — он приобнял Якова и дружески похлопал его по плечу.
— Да, это Лилька всё, — отмахнулся парень, — мне не жалко, пусть.
— Спасибо и ей. Лилия, значит?
—
— Бабушка правильно сказала, а вишня даже лучше, правда, Таня?
— Да, — подтвердила Ложкина. Это было едва ли не первое членораздельное предложение Татьяны после представления и вида на лебедей и лепестки роз…
— Мы оставим вас, располагайтесь, ужин в шесть, Леопольд, я надеюсь, ты помнишь, — Анна-Эльза подозвала внука, и они покинули комнату, оставив Татьяну наедине с Лёней и романтичной вакханалией.
— Какого хрена? — зашипела Ложкина.
— Что случилось, Татьяна? — он выглядел, как сама невинность.
— Что случилось? — взвилась Татьяна. — Что случилось? У тебя такое дерьмовое чувство юмора, да? Что это за нахрен? — она махнула рукой в сторону кровати. — Лепестки роз? Меня сейчас вырвет!
— Да ладно тебе, ребята старались…
— И, кстати, когда ты собирался сообщить мне о небольшом, но существенном факте — наличие у тебя сына, а? Я на роль мамочки не подписывалась!
— Ну… вот, говорю: Татьяна у меня есть сын Яков, ему шестнадцать лет и, кстати, он не нуждается в памперсах и пустышке, так что тебе совсем не обязательно изображать из себя его мать, тем более, она у него есть.
— У него ещё и мать есть?!
— Ложкина, естественно, у него есть мать, ты прогуляла лекцию по оплодотворению? В ампулярной части фаллопиевой трубы…
— Я знаю, откуда берутся дети, — зашипела, — я спрашиваю, откуда у тебя мог взяться ребёнок?!
— Я не счастливое исключение, моя половая система не отличается от любой другой мужской, — он широко и нагло улыбнулся.
— Шувалов, — она выглядела угрожающе, через несколько секунд оправдала свой вид, схватив за шею одного из лебедей и кинув в самодовольное лицо Шувалова.
— Всё, Тань, всё, без ёрничания. Нам было по семнадцать…ну, мне не было семнадцати, первая любовь и всё такое, первый поцелуй… в общем, итог ты видела.
— И где же мать этого итога?
— В Италии его мать.
— То есть ты в Москве, мама в Италии, а ваш сын у бабушки?
— Да, так и есть… ну, а что ты хочешь, сколько лет-то нам было… Какой ребёнок? У одного учёба, у другого, личная жизнь. Родители забрали себе Якова, за что я благодарен. Он всем доволен, ездит к матери, ко мне, живёт у моря… Никакой трагедии. Все счастливы. Тем более — сейчас, смотри, какой парень вырос. Заботливый, — он показал рукой в сторону кровати и повёл бровями.
— Ах, да! — Ложкина подбоченилась. — Ты не скажешь мне, почему нас поселили в одну комнату, да ещё с
одной кроватью? Ты говорил: «Гостевой дом», и где?— Тебе не нравится комната? — Лёня демонстративно надул нижнюю губу, — Смотри, какой вид, — он подвёл Татьяну к окну и открыл жалюзи, в комнате стало ещё светлей, даже ярче, жар из окна полился прямо на Ложкину, которая заворожённо смотрела на лазурную гладь моря, скалы и сосны на них.
— Красиво… но на скорость не влияет. Я не собираюсь жить с тобой в одной комнате, Шувалов.
— И как ты себе это представляешь?
— Ты будешь жить здесь, я где-нибудь в другом месте…
— Ага, а вечером мы будем встречаться, и я тебя буду провожать до дверей номера?
— Сама дойду.
— Ложкина, ты — моя девушка, я просто напоминаю тебе эту деталь, а значит, жить ты должна сооо мноооой.
— Мы ведь не женаты, — ухватилась за последнюю ниточку Ложкина, — поэтому ещё не…
— Тань, — Леопольд одарил Татьяну фирменным взглядом, в котором высокомерие сочеталось со снисходительностью, — в это даже моя мамочка не поверит.
— Не… ну…
— Что за паника, Ложкина? Здесь достаточно места, чтобы ужиться.
— Здесь кровать одна!
— Так, сразу предупреждаю, я с кровати сваливать не собираюсь и тебе не дам, она широкая — поместимся. А теперь, давай разбирать вещи и, как джентльмен, я пропускаю тебя в ванную.
— Щедрость твой души, поражает, Шувалов.
Через пару часов Татьяна выходила из комнаты под руку с Шуваловым. Они, хоть и формально, но поделили территорию, распаковали вещи, приняли душ, по очереди, и сейчас шли на «праздничный ужин» в честь приезда Леопольда со своей девушкой.
На первом этаже была кухня, которая соединялась со столовой, в центре которой стоял большой овальный стол, стулья с резными ножками, как у стола, на стенах были обои в выдержанных тонах, красовалось холодное оружие и семейные портреты в золочёных рамках. Ложкину пробрал озноб, но она вскинула подбородок и присела на краешек стула.
— Танечка, располагайся, — Анна-Эльза,
— Вам помочь?
— Нет, нет, спасибо, мы с Лилечкой прекрасно справляемся, правда, детка?
Появившаяся детка вызвала невольную улыбку, как у Татьяны, так и у Лёни. Смущающаяся девушка, от силы лет шестнадцати, а то и меньше, была невысокого роста, ещё по детски худенькой, русые волосы были убраны во французскую косу, а платье простого кроя, до середины бедра, подчёркивало юность его обладательницы.
Лиля была загорелой, как и любой житель побережья, и загар очень шёл девушке, как и румянец от смущения.
— Леопольд, отец Якова, — представился Лёня, — это моя девушка Татьяна, — он показал рукой на Таню и вопросительно посмотрел на Лилю, давая ей время собраться силами.
— Лиля, — всё, что услышали окружающие.
Зашедший Ян отвлёк от знакомства, и Татьяна посчитала, что оно уже состоялось. Вскоре все, включая отца Лёни, сидели за столом и неспешно беседовали. Вернее, беседовали все, кроме Тани, которая посчитала за лучшее молчать в этой щекотливой для себя ситуации.